Люк скрестил руки на груди и посмотрел на Джейн:

— У тебя с этим какие-то проблемы?

— Да. Я здесь для того, чтобы взять у тебя интервью для «Таймс».

Черт. Расправленные плечи, прямой взгляд — она была вся в работе. Очень плохо. Ему нравилось дразнить ее.

— Присядь.

Прошло много времени, с тех пор как женщины, за исключением Глории Джексон, появлялись в доме Люка. С тех пор как Мари приехала жить к нему.

Чуть раньше, когда он впервые поднял глаза, а Джейн стояла в гостиной, для него оказалось потрясением увидеть женщину, окруженную его вещами. Так же было вначале, когда он оглядывался и видел, что она сидит в самолете команды или в автобусе. Неподходящая женщина в неожиданном месте. Теперь, как и тогда, ей не понадобилось много времени, для того чтобы вписаться в обстановку. Как будто здесь всегда было ее место.

Люк сел на край дивана, а Джейн устроилась посередине. Она надела обычные серые брюки и белую блузку. Пока Джейн разглядывала записную книжку и диктофон на своих коленях, несколько темных завитков упали ей на висок и щеку. Люк знал, что ее кожа на ощупь была такой же мягкой, какой выглядела. — Как много о своем прошлом ты хочешь рассказать? — начала Джейн, не поднимая головы от записной книжки, пока задавала вопрос.

— Нисколько.

— О нем было много написано. Ты мог бы расставить все на свои места.

— Чем меньше о нем говорят, тем лучше.

— Что больше всего беспокоит тебя? То, что все написанное о тебе правда, — она уголком глаза взглянула на него, — или что это полная чепуха?

Никто никогда не задавал ему такие вопросы, и Люк задумался на секунду:

— Вероятно то, что написанное — неправда.

— Даже если это тебе льстит?

— Что, например?

— О, ну, я не знаю, — Джейн вдохнула и выдохнула. — Женщины, сексуальные оргии всю ночь напролет.

Люк был немного разочарован, что она завела этот разговор, но поскольку диктофон не был включен, сказал:

— У меня никогда не было секса всю ночь напролет. Если я не ложился спать всю ночь, то потому что был под кайфом.

Джейн снова посмотрела на свои колени и прикусила губу изнутри:

— Большинство мужчин, вероятно, были бы польщены, если бы их описывали как неких сексуальных марафонцев.

Люк решил, что доверяет ей. Или он бы не стал рассказывать ей столько, сколько уже рассказал. Так что он добавил:

— Если я был под кайфом и на взводе всю ночь, то не в сексуальном плане, если ты понимаешь, о чем я.

— Значит, ничто из этой болтовни о тебе и разных женщинах не льстит тебе?

Он задумался, спросила ли Джейн это, потому что была немножечко ханжой, или ее интересовали такого рода вещи.

— На самом деле, нет. Я пытаюсь восстановить свою карьеру, и это дерьмо встает на пути более важных вещей.

— А-а, — Джейн щелкнула ручкой и нажала на кнопку записи. — В классификации пятидесяти лучших игроков этого сезона в «Хоккейных новостях» ты занимаешь шестое место и второе среди голкиперов, — сказала она, уводя разговор от его личной жизни. — В прошлом году ты вообще не попал в этот список. Чему, как ты думаешь, ты обязан таким впечатляющим продвижением по сравнению с последним сезоном?

Она, должно быть, шутит.

— Это не продвижение. Я почти не играл в прошлом сезоне.

— Ты очень много сделал в этом году, чтобы прийти в форму после травмы, — голос Джейн звучал натянуто, как будто она нервничала, что было немного удивительно. Люк не думал, что в мире есть много того, что может заставить ее нервничать. — Что стало самым большим препятствием для тебя? — спросила она.

— Снова получить шанс играть.

Джейн заправила волосы за ухо и подняла на него глаза:

— Как твои колени?

— На все сто, — солгал Люк. Его колени никогда не станут такими, какими были до травмы. Ему придется жить с болью и беспокойством все время, пока будет играть.

— Я читала, что когда ты начинал в молодежной лиге в Эдмонтоне, ты был центральным нападающим. Что заставило тебя стать вратарем?

Очевидно, она изучила не только его сексуальную жизнь. По какой-то причине это не возмущало его так, как должно было бы.

— Я был центральным нападающим с пяти до двенадцати лет. Наш вратарь уехал в середине сезона, и тренер посмотрел вокруг и сказал: «Люк, становись в ворота. Ты — голкипер».

Джейн засмеялась и, казалось, немножко расслабилась:

— В самом деле? Ты родился сгорающим от желания останавливать шайбы головой?

Ему нравился ее смех. Он был искренним и сиял в ее зеленых глазах.

— Нет, но я был действительно хорош, действительно быстр, так что не получил сотрясения мозга.

Джейн что-то записала.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы вернуться на свою бывшую позицию?

Люк покачал головой:

— Нет, оказавшись в воротах, я больше не захотел уходить. Я никогда даже не думал об этом.

— Ты знаешь, что говоришь «а-а-аб» вместо «об»? — она снова посмотрела на него.

— Все еще? Я работаю над этим.

— Не надо. Мне нравится.

А ему нравилась она. Намного сильнее, чем, как он знал, было бы благоразумно. Но глядя на нее, с этими ее блестящими волосами и розовыми губами, он вдруг перестал беспокоиться о благоразумии.

— Тогда, полагаю, я не буду работать над этим, а-а? — ответил он как истинный сын Эдмонтона.

Уголки рта Джейн приподнялись в улыбке, и она снова наклонилась к записной книжке на коленях.

— Некоторые люди говорят, что вратари отличаются от других игроков. Что они совершенно иное племя. Ты согласен?

— В определенной степени, это, наверное, правда, — Люк откинулся на спинку дивана и положил на нее руку. — Мы ведем иную игру, чем полевые игроки. Хоккей — командная игра, за исключением парня в воротах. Голкиперы намного больше играют один на один. И если мы облажаемся, никто не сможет прикрыть нас.

— Огни не зажигаются, и толпа не веселится, когда кто-то проскальзывает мимо крайнего нападающего? — спросила Джейн.

— Точно.

— Как много времени надо, чтобы прийти в себя после поражения?

— Зависит от поражения. Я пересматриваю записи игры, думаю, как лучше поступить в следующий раз, и обычно заканчиваю с этим на другой день.

— Какие у тебя есть ритуалы перед игрой?

Люк хранил молчание, пока Джейн наконец не повернула голову к нему, затем спросил:

— Кроме того, что ты называешь меня придурком?

— Я не напечатаю это.

— Лицемерка.

Она пожала плечами:

— Подай на меня в суд.

Он много чего представлял, что мог бы сделать с ней, но судебное преследование не входило в этот список.

— Я ем пищу с большим содержание белка и железа за день перед игрой и в день игры.

— Закончивший карьеру вратарь Гленн Холл говорил, что ненавидит каждую минуту игры. Что ты можешь сказать об этой точке зрения?

«Интересный вопрос», — подумал Люк, наклонив голову и изучая Джейн. Что чувствовал он? Иногда он ненавидел это также сильно, как Холл. Иногда это было лучше, чем секс.

— На льду я очень сконцентрирован и настроен на борьбу. Нет лучшего чувства, чем когда я в воротах, блокирую удары и ловлю шайбы в воздухе. Да, я люблю то, что делаю.

Джейн что-то записала, затем перелистнула страницу. Подняв ручку, она прижала ее к верхней губе, привлекая внимание Люка к своему рту.

В Джейн было что-то, что привлекало его больше, чем все женщины, которых он когда-либо знал. Что-то большее, чем несоответствие между ханжой-Джейн и Джейн, которая целовалась как порнозвезда. Что-то, что заставляло его хотеть провести пальцами по ее блестящим локонам и обхватить лицо ладонями. Люк был со множеством прекрасных женщин, с идеальными физическими данными, но он всегда держал свое желание под контролем. А с Джейн было не так. Худенькая, маленькая Джейн, с небольшой грудью и буйными локонами, и глубокими зелеными глазами, которые могли смотреть внутрь него и видеть, что он никуда не годен. С той ночи на банкете, когда он поцеловал ее, Люк представлял, как снимает с нее одежду и исследует ее тело руками и ртом. Он пытался избегать ее, но вместо этого оказался очень близок к тому, чтобы заняться с ней сексом прямо у стены на парковке. И за последние несколько дней его желание стало только сильнее.