— Ты мне угрожаешь? — Люк посмотрел сверху вниз на бледное лицо Дарби и почти почувствовал уважение к этому парню.

— Да.

Счастливчик улыбнулся. Может быть, Дарби и не был бесхребетным чудилой, которым он его всегда считал. Зазвучали первые аккорды музыки, и Люк отошел. Звуки какого-то подобия джазового дерьма, действующего ему на нервы, наполнили помещение, и он направился к главному гвоздю вечера — Хью Майнеру. Джон Ковальски присоединился к ним, и мужчины заговорили о хоккее, обсуждая шансы «Чинуков» на победу в Кубке в этом году.

— Если в команде никто не заболеет, — предсказал Хью, — у нас есть отличная возможность выиграть Кубок.

— И если снайпер сумеет обойтись без травм, — добавил Стена.

Они заговорили о том, чем занимались после завершения карьеры. Хью вытащил бумажник из заднего кармана брюк и открыл его:

— Это Натан.

Люк не стал утруждаться, сообщая ему, что уже видел эту фотографию.

Джейн вытерла руки бумажным полотенцем и бросила его в мусорную корзину. Посмотрев в зеркало над раковиной, она едва узнала себя. И не была уверена, что это хорошо.

Потом открыла маленькую сумочку, которую позаимствовала у Каролины, и вытащила тюбик красного блеска для губ. Мари присоединилась к ней у раковины, и Джейн изучала сестру Люка, пока та мыла руки. У брата и сестры не было никакого сходства, если не считать их глаз одинакового оттенка голубого.

Ранее, когда, повернувшись, она увидела Люка с такой молодой девушкой, то испытала потрясение. Ее первой мыслью было, что его нужно арестовать, но секундой позже Люк поверг ее еще в большее изумление, когда представил девушку как свою сестру.

— У меня это не очень хорошо получается, — призналась Джейн, наклоняясь к зеркалу и размазывая блеск по губам. Перед банкетом Каролина наложила на ее губы какую-то стойкую помаду, и Джейн теперь надо было лишь обновлять блеск. Она подумала, что получилось неплохо, но поскольку опыта у нее не было, Джейн не была в этом уверена.

— Скажи мне правду: мои губы выглядят аморальными?

— Нет.

— Огромными? — Надо было признать, что наносить этот макияж оказалось довольно весело. Хотя она не хотела бы заниматься этим каждый день. Или даже хотя бы просто часто.

— Нет, — Мари бросила бумажное полотенце в мусорную корзину. — Мне нравится твое платье.

— Я купила его в «Нордстроме».

— Я тоже!

Джейн протянула Мари блеск.

— Мне помогла его выбрать подруга. Я не очень хорошо разбираюсь в цветах.

— Я отыскала свое сама, но купил его Люк.

В таком случае было непонятно, почему Люк позволил своей сестре купить слишком маленькое платье. Джейн, может, и не была большим знатоком моды, но даже она могла заметить это.

— Очень мило с его стороны. — В зеркало она увидела, что Мари накрасила губы слишком сильно. — Ты живешь в Сиэтле?

— Ага, я живу с Люком.

Шок номер три за вечер.

— В самом деле? Это, должно быть, сущий ад. Тебя за что-то наказали?

— Нет, моя мама умерла полтора месяца назад.

— О, нет, — сердце Джейн сжалось. — Мне так жаль. Я пыталась пошутить и ляпнула бестактность. Чувствую себя такой ослицей.

— Все нормально, — Мари слегка улыбнулась. — И жизнь с Люком не всегда сущий ад.

Джейн забрала свой блеск обратно и повернулась к девочке. Что тут можно было сказать? Ничего. И все же она попыталась.

— Моя мама умерла, когда мне было шесть. Прошло уже двадцать четыре года, но я знаю… — она замолчала, подыскивая правильные слова. Хотя таких не существовало. — Я знаю, какую пустоту это оставляет в сердце.

Мари кивнула, глядя на свои туфли:

— Иногда я все еще не могу поверить, что ее нет.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — Джейн бросила тюбик обратно в сумочку и обняла Мари за плечи. — Если ты когда-нибудь захочешь поговорить с кем-нибудь об этом, ты можешь поговорить со мной.

— Было бы здорово.

Слезы собрались в уголках глаз Мари, и Джейн легонько сжала ее плечи. Прошло двадцать четыре года, но она ясно помнила чувства, грозившие вырваться наружу.

— Но не сегодня. Сегодня мы собираемся повеселиться. Чуть раньше я встретила племянников Хью Майнера. Они из Миннесоты, и я думаю, они твоего возраста.

— Они секси? — Мари промокнула глаза кончиками пальцев.

Джейн задумалась. Если бы ей было столько же лет, что и Мари, она могла бы решить, что они секси, но она была старше, и подобные мысли о парнях-подростках заставляли ее чувствовать себя неуютно. Она почти слышала песенку «Миссис Робинсон» в своей голове.

— Ну, они живут на ферме, — начала Джейн, когда они вышли из уборной. — Думаю, они — настоящие буйволы.

— Фу!

— Нет, это значит, что они накачанные, и, насколько я могу судить, от них не пахнет навозом.

— Это хорошо.

— Очень хорошо, — Джейн посмотрела на Мари через плечо. — Мне нравятся твои тени. Они так блестят.

— Спасибо. Можешь иногда одалживать их у меня.

— Думаю, я уже слишком стара для блестящих теней.

Пока они пробирались через толпу, Джейн отпустила руку девочки и, обнаружив, что племянники Хью Майнера смотрят на город, представила Мари двум подросткам. Джек и Мак Майнер были семнадцатилетними близнецами, одетыми в одинаковые смокинги с алыми кушаками. У них были короткие, торчащие во все стороны волосы и большие карие глаза, и Джейн пришлось признать, что они оказались довольно симпатичными.

— Ты в каком классе? — спросил Мари Мак. А может, это был Джек.

Румянец залил щеки девочки, и она ссутулила плечи. Вид Мари воскресил в памяти Джейн пугающую неуверенность подросткового возраста, и она возблагодарила Бога за то, что ей никогда не придется пережить это снова.

— В десятом, — ответила Мари.

— Мы были в десятом в прошлом году.

— Да, все придираются к десятиклассникам.

Мари кивнула:

— Они смешивают десятиклассников с грязью.

— Мы не такие. По крайней мере, с девчонками.

— Если бы мы были в твоей школе, мы бы приглядывали за тобой, — сказал один из близнецов, поражая Джейн своей обходительностью. Парни оказались по-настоящему милыми молодыми джентльменами, а родители правильно воспитали их и, должно быть, гордились сыновьями. — Десятый класс сосет, — добавил он.

А может и нет. Наверное, кто-то должен сообщить ему, что не стоит так выражаться при девочках.

— Да, сосет, — согласилась Мари. — Не могу дождаться следующего года.

Ну, ладно, может быть, Джейн просто становится старой. И она предположила, что если хорошенько поразмыслить, то выражение, что что-то сосет, то же самое, как если бы ты сказал, что это что-то — отстой.

Чем больше подростки разговаривали, тем более спокойной казалась Мари. Они болтали о том, где ходили в школу, каким спортом занимались, и какая музыка им нравилась. Все они согласились, что джаз-бэнд, играющий на противоположной стороне зала, тухлятина.

Пока Мари и близнецы болтали о том, что «сосет», а что является «тухлятиной», Джейн оглядывала комнату, ища более взрослого собеседника. Ее взгляд скользнул по Дарби, увлеченному разговором с главным менеджером Кларком Гамаче, и остановился на Люке, который, прислонившись к барной стойке, разговаривал с высокой блондинкой в обтягивающем белом платье. Ладонь женщины лежала на его руке, а он наклонил голову, прислушиваясь к словам своей собеседницы. Люк отодвинул в сторону полу смокинга и засунул руку в карман брюк. Темно-серые подтяжки ровными линиями лежали на белых складках его рубашки, и Джейн знала, что под этой официальной одеждой скрыт мужчина с телом бога и татуировкой в виде подковы на плоском животе. Люк засмеялся над тем, что сказала женщина, и Джейн отвернулась. Что-то тянущее, что очень походило на ревность, угнездилось в ее животе, и рука, державшая сумочку, сжалась крепче. Она не могла ревновать. У нее не было на него прав, и он ей даже не нравился. Ну, по крайней мере, не сильно. «Это просто злость», — успокоила себя Джейн. Пока она нянчится с сестрой Люка, тот подцепил двойника Ванны Уайт.