— Она работала в школе для детей-биотиков. Но уехала оттуда на следующей день после исчезновения Грейсона. Мы проследили ее маршрут до Цитадели, но там она находится под защитой адмирала Андерсона.

Ария неплохо разбиралась в политической ситуации за пределами Омеги. Имя Андерсона было ей знакомо: помощник члена Совета Доннела Удины, один из самых высокопоставленных чиновников Альянса.

Королева Пиратов правила на Омеге железной рукой. Ее влияние тем или иным образом распространялось на все Граничные системы. Ее агенты действовали даже в пространстве Цитадели. Но сама Цитадель — это совсем другое дело.

Во многих отношениях эта огромная космическая станция являлась зеркальным отражением Омеги: она была политическим, экономическим и культурным центром всего цивилизованного мира, его столицей. И Ария прекрасно понимала: если власть имущие узнают, что она полезла в их внутренние дела, расплата последует незамедлительно.

Официально Омега не подчинялась Совету, но, если Ария перешагнет границы дозволенного и там решат, что она представляет реальную угрозу, на нее тут же натравят «Спектр».

Ребята из «Спектра» не связаны никакими законами и договорами, которые ограничивают возможности галактической полиции. Вполне может случиться так, что они заявятся на Омегу и попытаются устранить Арию. Шансов на успех такой операции будет немного, но Ария не прожила бы тысячу лет, если бы подвергала себя напрасному риску. Она всегда была осторожной и терпеливой, и даже смерть дочери не могла тут ничего изменить.

— Ничего пока не предпринимайте, но продолжайте следить за ситуацией, — приказала она Санаку. — Если что-то изменится, немедленно дайте мне знать. И постарайтесь все-таки выяснить, куда подевался Грейсон.

Пол очнулся на узкой койке в углу скудно освещенной комнаты. Он лежал по-прежнему голый, без одеяла. Впрочем, в нем, как и в одежде не было нужды, потому что он не ощущал холода. Возле одной стены стоял унитаз, вдоль другой тянулась полка, уставленная армейскими сухими пайками и бутылками с водой на несколько месяцев вперед. Больше в комнате ничего не было. Ни раковины, ни душа, ни даже стульев.

Он не знал, сколько времени провел без сознания. Руки и ноги его отяжелели, голова соображала плохо. Он попытался сесть, и острая боль пронзила голову от макушки до подбородка. Он инстинктивно потянулся к затылку и тут же одернул руку, коснувшись голого черепа.

«Они могли побрить тебя, когда привязывали к столу, — подсказал внутренний голос. — Наверное, для того, чтобы вживить в твой мозг технологию Жнецов».

Ужасные воспоминания о том, что с ним творил «Цербер», еще не успели потускнеть. Как и ощущение чего-то чужого, чуждого, пробирающегося в его мозг. Но почему-то сейчас он ничего похожего не заметил. Может быть, оно ушло? Или просто уснуло?

Он должен был испугаться, запаниковать, но почувствовал только крайнюю усталость. Даже мысли давались с большим трудом. В голове стоял густой туман, и думать он мог только о продолжающихся приступах боли. Но ему все равно необходимо как-то разобраться в том, что произошло.

Зачем его поместили в эту камеру? Может быть, это просто часть эксперимента. Но возможно, что-то пошло не так, и опыты прекратили. В любом случае он все еще оставался пленником Призрака.

Грейсон скрипнул зубами и посмотрел на полку с солдатскими пайками.

«Осторожно, — опять забеспокоился внутренний голос. — Там может быть наркотик. Или яд. Или, допустим, тебя нужно хорошо кормить для того, чтобы та гадость, которую в тебя впихнули, начала расти».

Последнего соображения оказалось достаточно, чтобы он забыл про голод. Хотя бутылку с водой Пол все-таки открыл и сделал большой глоток. Он может долгое время обходиться без еды, но вода ему необходима, чтобы выжить. Грейсон не собирался умирать прямо сейчас.

В течение нескольких минут он обследовал оставшуюся часть комнаты, но ничего достойного внимания там не нашел. Затем усталость навалилась на него, и он снова лег на койку. И сразу же забылся глубоким сном.

Грейсон не имел представления, как долго он находится в этой крошечной камере. Он помнил, что засыпал и просыпался пять или шесть раз, но это не помогло определить, сколько прошло дней на самом деле. Не было сил пошевелиться, да и желания тоже. Даже для того, чтобы просто опять не заснуть, требовались запредельные усилия.

Никто не приходил к нему, но он знал, что они где-то рядом. Наблюдают за ним. Изучают его.

Мерзавцы ввели в его голову зонды, чтобы видеть, что там происходит. Он нащупал маленькие твердые бугорки под кожей, проведя рукой по бритому, но уже поросшему щетиной затылку. Два — возле макушки. Другие два — посредине лба. По одному за каждым ухом, и еще один — побольше — на шее.

Он попытался сковырнуть их ногтями, но только расцарапал кожу до крови. Зонды находились слишком глубоко, чтобы их можно было удалить.

«А может быть, ты просто не захотел это делать. Вспомни, они же способны воздействовать на твой мозг».

Урчание в животе заглушило попытки внутреннего голоса что-то добавить к сказанному. Голод разрывал внутренности Грейсона, словно пытающееся вырваться на свободу живое существо.

Наплевав на осторожность, Пол схватил один из пакетов, вскрыл вакуумную упаковку и начал жадно заглатывать безвкусную питательную смесь. Он уже потянулся за добавкой, когда желудок вдруг болезненно сжался. Грейсон едва успел добраться до унитаза и изверг из себя все, что только что проглотил.

Смыв за собой, он вытер лицо и попытался привести себя в порядок без помощи раковины и зеркала. Открыв одну из бутылок, он полоскал рот и сплевывал в унитаз до тех пор, пока не исчез отвратительный кислый вкус блевотины.

Вторую порцию Пол ел уже медленнее. На этот раз желудок принял пищу.

Вероятнее всего, прошла неделя заточения. Или две. Но вряд ли больше. Находясь в камере, трудно следить за течением времени. Только еда и сон — больше никаких занятий. Ему снились кошмары, но он не мог их потом вспомнить, хоть и просыпался с криком.

Никто из «Цербера» не заходил к нему, но и сказать, что он оставался в одиночестве, тоже было нельзя.

Кто-то разговаривал с ним, в его голове звучал чей-то шепот, слишком тихий, чтобы разобрать хоть слово. Это был не тот циничный, насмешливый внутренний голос, к которому привык Грейсон. Того голоса больше нет, его заглушили другие.

Пол пытался не замечать этот постоянный шепот, но от него было невозможно защититься. Он одновременно и отталкивал, и притягивал к себе, казался то грубым насилием, то приглашением к разговору. Жнецы пробивались к нему сквозь пустоту космоса.

Каким-то образом Пол догадался, что стоит только сосредоточиться, и он начнет понимать их слова. Но он не хотел понимать. Изо всех сил старался не понимать, потому что иначе все будет кончено.

С каждым часом шепот становился все громче, все настойчивее. Но мысли Грейсона все еще оставались его собственными мыслями, несмотря на ужасное устройство, введенное «Цербером» в его голову. И он решил сопротивляться до конца, насколько это в человеческих силах.

— Помнится, вы утверждали, что трансформация продлится не больше недели, — сказал Призрак доктору Нури.

Они наблюдали за Грейсоном через односторонне прозрачное окно в потолке его камеры. Кай Лэнг пристроился в тени у стены так, что был почти незаметен.

В дальнем углу комнаты команда доктора Нури собралась возле голографического экрана. Компьютер отслеживал и регистрировал все, что происходило в камере: дыхание Грейсона, его пульс и мозговую активность, температуру тела и воздуха в комнате, изменения электрического, гравитационного, магнитного полей.

— Вы же сами просили меня действовать осторожнее, когда мы едва не потеряли его при имплантации, — напомнила она.

— Я просто хочу убедиться, что все идет нормально.

— Временные рамки довольно условны. Наши исследования показывают, что внушаемость и скорость изменений сильно зависят от самого пациента.