Выясняется, что первый Yankee, под номером 90, был засечён второго марта. Я тут же обратил внимание на то, что никаких особых отметок, около этого позывного сделано не было. Стало быть, никаких особых вопросов он к себе не вызвал. Второй заправщик той же серии, под индексом 91 появился третьего числа. Его прибытие было дружно перехвачено и первой и второй ротами. 92-й воспользовавшись хорошей слышимостью, вели от Гонолулу. 93-й так и не был засечён. 96-й поймал я сам. Ага, а вот и обратный поток. Yankee – 92 доложил о прибытии на Уэйк. И почти тут же взлёт, но какой! Срочный, спешный, авральный. Наверное, аэродромной команде едва хватило времени на то, чтобы вкачать в его баки подвезённое к самой взлётно-посадочной полосе топливо. И, что удивительно, с разрывами во времени между взлётом и докладом везде наблюдается одна и та же картина. Когда заправщики из серии «Yankee» шли с американского материка, временная разница в отправке подтверждающей телеграммы колебалось от 35 до 47 минут. Когда же они возвращались обратно в США, то этот разрыв резко сокращался до стандартных семи – двенадцати минут.

– Но если каждый из них тащил с материка ещё по два, а то и четыре самолёта, – принялся подсчитывать я в уме, – то выходит, что оператор на аэродромной вышке сообщал об убытии основного ведущего только тогда, когда взлетал последний самолёт из их группы. Значит, – подвожу я итог своим размышления, – вначале взлетал сам заправщик, а уже за ним, как бы следом, и сопровождаемые им самолёты. А поскольку они движутся своеобразной неразрывной группой, то нет нужды присваивать каждому из самолётов свой собственный позывной. Всё вроде получается логично и понятно. Как это понятно? – тут же одёрнул я сам себя. А почему же в таком случае не давалось обязательное для ИКАО уточнение количества самолётов, летящих в группе? Сколько раз бывало так, что передаётся сведения об убытии какого-либо позывного, допустим Jerri – 62 с обязательной приписочкой – «Fore F – 104 DJ».

Получи я такую телеграмму, то всё стало бы предельно ясно и понятно. Со всей возможной в авиации определённость текст такой телеграммы гласит: – С острова Хонсю на Окинаву вылетели четыре учебно-тренировочных самолёта фирмы Локхид модель F-104, построенных специально для японских сил самообороны (DJ). А кто же летит в данном случае? Глухой молчок. Американцы прячут концы своей новой авантюры так глубоко, как только могут. А раз молчок, то дело здесь явно не чисто, дело пахнет тайной операцией. Но где скрываются военные тайны, там должны быть и мы, непобедимые бойцы ОСНАЗа!

Медленно возвращаюсь на рабочее место. Усталым взором обвожу ряд нудно жужжащих телетайпов. Натягиваю на виски сырые от непрерывной носки наушники и по очереди проверяю слышимость на всех подотчётных направлениях. Всё вроде бы в порядке. Присаживаюсь на тяжеленную, отполированную тысячами солдатских задниц, армейскую табуретку, и прислоняюсь спиной к тёплой стойке.

– Американцы организовали воздушный мост и потихонечку перебрасывают в Токийский военный округ какие-то необычные самолёты, – медленно ворочаются в моей голове тяжёлые – претяжёлые мысли. Это кажется довольно ясным. Но в связи с этим фактом возникают совсем иные вопросики. Первый вопрос, и он же самый главный, – какие именно самолёты перегоняют американцы? И вопрос второй, который органически из первого вытекает, – для каких дел эти самолёты предназначены? Если, допустим, перегоняются истребители, или штурмовики, то это вполне понятно и объяснимо. Вьетнамская война день ото дня всё веселее разгорается и для более надёжного прикрытия не слишком надёжных южновьетнамских войск требуется всё большее и большее количество самолётов тактической авиации. Но стандартный заправщик способен в несколько приёмов перетащить через океан сразу четыре самолёта. Но четыре борта взлетают и выстраиваются несколько дольше, так что, скорее всего их было всего два… Ага. Значит, у меня получается по два тяжёлых самолёта на заправщик… Может быть, американское командование перегоняет военные транспорты, с подкреплениями?

– Дубина, – весьма нелестно обозвал я сам себя, – надо было просмотреть, кто прибывал в Лос-Анджелес и Сан-Франциско в конце февраля и начале марта! Там-то, на своей территории, они не стесняются регистрировать перелёты всех типов самолётов!

Но я ещё колеблюсь. В принципе, отслеживанием перелётов на внутриамериканских линиях мы не занимаемся. Лишь иногда, во время поиска или при идентификации новых радиостанций нам случается перехватить несколько радиограмм с западного побережья Америки. Но такое счастье бывает достаточно редким, расстояния слишком велики. Да и операторам, стоящим на заданных командованием направлениях, заниматься досужим поиском совсем не с руки. В основном, так сказать по-настоящему развёрнутыми поисками в эфире новых станций и редко используемых частот занимаются только в ТРГ – технической разведгруппе. Как же должны быть счастливы те, кто туда попал! Заниматься поисками в необозримом эфире это и так одно удовольствие, а с теми техническими возможностями, которые есть у них, это удовольствие вдвойне!

Вы только представьте себе: – у технической группы имеется отдельная большая комната, четыре свободных от рутинной работы радиоприёмника, один из которых самого последнего поколения, поскольку собран исключительно на суперсовременных транзисторах! Две стойки многоканального приёма, анализатор радиочастотного спектра, стойка для приёма многократных передач и ещё много другого, сладостно манящего меня оборудования. Ясно, что моя душа стремится попасть туда, в эту заветную комнату, чтобы всецело отдаться любимой страсти – слушать эфир. Но туда берут далеко не каждого желающего. Во-первых, необходимо быть истинным знатоком эфира и электронной материальной части, находящейся на вооружении ТРГ. Во-вторых, всем кандидатам желательно обладать определёнными способностями по адекватному анализу складывающейся в воздухе обстановки. К тому же, необходимо иметь недюжинную усидчивость и умение даже в самых неблагоприятных атмосферных условиях выловить скрывающуюся за помехами радиостанцию и непременно обеспечить получение нужной информации. Эх, мечты мои, мечты!

Поднимаю голову и с тоской смотрю в единственное окошко на противоположной стене. До рассвета ещё часа полтора и всё моё разморенное жарой, словно бы набитое ватой тело жаждет только одного – спасительного сна! Но как раз спать здесь и нельзя! Как минимум три наряда можно схлопотать за сон на посту, да ещё и издевательскую статейку тут же напишут в Боевом листке. Листки те с удовольствием стругает мой сосед по нижнему ярусу коек – Семён Ерастов, (давно подбивающий клинья под нашего замполита). И ради того, чтобы накропать очередной сатирический материалец, он не пожалеет и родного отца, не то, что нас грешных. У него, видимо, тоже есть мечта, которую он, собственно, особо и не скрывает. Мечтает устроиться писарем при, так называемой, «Ленинской комнате». Планов у него на этот счёт просто громадьё, и ими-то он и обхаживает вечно насупленного капитана Крамаренко. Впрочем, некогда об этом думать, работать надо.

– Рота, подъём! Тревога!

От выдавленной в подушке ямки моя голова самостоятельно никак не отрывается и я, зажмурив глаза от режущего электрического света, помогаю ей обеими руками. Разлепляю веки, верчу затёкшей шеей. Прямо у дверей рядом с дежурным по роте вижу две офицерские фуражки и постепенно соображаю, что заваруха, затеянная нашими славными «сапогами» совсем и не шуточная. Со всех сторон несутся погоняющие крики взводных, грохот солдатских пяток по дощатому полу, звон запоров в оружейной комнате. Охваченный общим порывом, я тоже кувыркаюсь вниз, стараясь не попасть на чью-нибудь голову. Бриджи, портянки, сапоги, всё остальное с собой подмышку. Оттираю плечом более щуплого собрата и скорее вперёд, в бушующую толчею у оружейки.

– Не могу с тех пор без горькой усмешки смотреть наши незамысловатые фильмы про армейскую службу. Там почему-то часто любят показывать тот момент, когда из оружейной пирамиды бравые, тщательно одетые в отутюженные гимнастёрки солдаты строго по порядку достают из пирамиды боевое оружие. Наверное, режиссеры хотят подчеркнуть этим моментом особую слаженность и продуманность всех поступков советского солдата. Вот только кинооператоры почему-то никогда не показывают того, что происходит после того, как солдаты достали своё оружие. Что б вы знали на будущее, там происходит вот что. Как известно, военное руководство Красной Армии испытывало постоянную озабоченность по поводу того, как бы, в основной своей массе не желающие служить солдаты, не получили слишком лёгкий доступ к огнестрельному оружию. Поэтому наши командиры придумали массу преград для этого. Самая замечательная их находка заключалась на тот момент в следующем. Вход в оружейную комнату во всех армейских подразделениях делался всего один, и пройти в неё можно было только тогда, когда старшина роты откроет свои ключом обитую железом узкую дверцу. Мало того, сами ружейные пирамиды закрывались здоровенными амбарными засовами и навесными замками, снять которые быстро тоже невозможно. Но и это ещё не всё. Стальной, сейфоподобный ящик с патронами так же запирается на два замка висячий, и внутренний и для пущей верности, наглухо привинчивался к полу.