Конечно, можно было бы подойти к нему поближе, ибо никакой ограды вокруг него нет, но что-то я не видел таких смельчаков за всё время службы. Местные жители здесь, конечно, тоже имеются, но по некой таинственной причине обходят наше расположение по очень крутой дуге. Лишь поселковый «золотарь» время от времени посещает нас со своей лошадью, глубокой ковшеобразной повозкой и медным черпаком на длинной ручке.

Вспоминаю в связи с ним совершенно анекдотический случай. Хохоту было – до сих пор улыбаюсь, вспоминая. Впрочем, время для анекдота выбрано явно неудачное, присяга у нас сейчас проходит, не до глупых смешков.

Мы, новобраны, стоим на виду у всего полка уже куда как более стройными и подтянутыми рядами. Что ни говори, а армейская служба здорово подтягивает людей, особенно в физическом плане. Тем более, когда оздоровительные процедуры прописывается в таких лошадиных дозах. У всех новобранцев теперь лужёные от солнца и ветра лица, относительно приемлемая выправка, и почти каждый как «Отче наш» знает, что начинать шагать в строю следует только с левой ноги.

И прямо в тот же день после всех торжеств, после праздничного обеда с котлетой, после всей этой кутерьмы нас опять выстраивают, но уже на плацу. Из штаба торжественно, словно во время коронации, выходит Квасков (почти мгновенно получивший прозвище Мурло), вслед за которым плотной кучкой следует добрый десяток разновозрастных офицеров. Майор вид имеет сосредоточенный и официальный. В правой руке он несёт какую-то бумагу, время от времени нетерпеливо потрясая ею в воздухе. Тишина над нашими рядами сгущается до «гробовой». Неожиданно каждый из нас почувствовал, что настоящая служба только-только начинается, и поскольку мы уже полноправные члены воинского сообщества, то и спрос с нас теперь будет совсем иной.

Делегация останавливается перед нами и старшим сержантом Искаковым, после чего незамедлительно подаётся общая команда «Смирно»! «Мурло» милостиво кивает ему, после чего резко вскидывает трепещущий на ветру листик к глазам.

– Алёшкин Иван, Хвостов Николай, Искандеров Руслан, – начинает диктовать он, делая небольшую паузу после каждой фамилии.

Вызванный солдат тут же выходит из сомкнутого строя, и поворачивается к нам лицом. Список длинный и вскоре мы начинаем понимать, кого вызывает Квасков. Но пока не можем понять, зачем он это делает. Впрочем, ясность наступает довольно скоро. Выводимые из наших рядов мальчишки все как один имели какой-нибудь явный, хорошо заметный со стороны чисто воинский недостаток. Либо они так и не научились шагать с левой ноги, либо плохо знали русский язык, либо никак не могли понять, что пилотка на голове носится звёздочкой вперёд, и никак иначе… Всех таких и вывели сейчас вперёд. Или почти всех.

К ним подходит один из офицеров. Видим мы его впервые. Жёсткое, почти квадратное лицо, потёртая фуражка надвинута на седоватые брови. Голос его резок и противен. Без каких-либо объяснений он сбивает выведенных из общего строя в колонну по два, и тут же уводит с плаца прочь. Вразнобой грохоча сапогами, те, не оборачиваясь, уходят с плаца. Прощайте парни, с большинством из вас мы больше никогда не увидимся.

Дождавшись, когда неудачники отойдут достаточно далеко, начальник школы обводит нас долгим, и неожиданно серьёзным взглядом. По выражению наших лиц он уже догадался, что мы всё поняли, и демонстративно убирает чёрный список в карман. Ещё раз проводит по рядам взглядом и, словно фокусник кролика, вынимает второй лист, но уже из другого кармана. Все снова напрягаются. Но на этот раз речь идёт только о том, что все оставшиеся разделяются на оперативные группы. Сразу стало понятно, для чего с нами всю последнюю неделю проводили экскурсии по учебным классам, и для какой такой надобности два дня подряд мы все участвовали в различных несложных тестах.

Я обратил внимание на то, что во время всех этих процедур у сопровождавших нас сержантов в руках неизменно находились блокноты и карандаши. Не авторучки и бумажки, а именно карандаши и блокноты. Поначалу я не придал этому факту должного значения, но потом меня вдруг осенило. Лист-то он ведь всегда открыт и в той толчее, которая царила во время проведения тестов, почти каждый мог заглянуть в него и что-то там увидеть неположенное. Блокнот же, всё время самопроизвольно закрывается, кроме тех, разумеется, случаев, когда в нём делается очередная запись. А карандаш вообще служил своеобразным символом для всех солдат и офицеров, так или иначе связанных с радиосвязью. Мягкий, обязательно заточенный с обоих концов карандаш был такой же обязательной принадлежностью каждого связиста, как латунная пряжка на ремне каждого солдата. Ведь авторучка может внезапно потечь, у неё может сломаться перо, или кончиться чернила. С карандашом же подобных казусов быть просто не может. Даже если сломать его пополам, то из него тут же получаются два новеньких карандашика, пусть и не столь длинных. С тех пор мне намертво привилась привычка носить карандаши только за ухом. И когда меня спрашивают, почему я ношу карандаш именно там, я всегда отшучиваюсь и говорю, что в юности работал на лесопилке. Нет, не на лесопилке я работал, в школе полка ОСНАЗ учился. И надо сказать, хорошо учился, с должным интересом!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.