Вначале нас поделят на отдельные группы, потом на учебные классы, а в конце обучения ему необходимо выпустить нас в боевые роты штучно отшлифованными специалистами третьего класса, вполне пригодными для самостоятельной работы на всей той мудрёной шпионской технике, которая находится на вооружении полка. Именно он должен выяснить диапазон возможностей каждого из нас и каждому найти то единственное место, которое в наибольшей степени поспособствует выполнению полком поставленных перед ним непростых задач. И майор Квасков не просто так разгуливает перед нами. Своим тренированным глазом он уже как бы сортирует нас (в который раз). Он видит, кто из нас более опрятно выглядит, кто лучше выбрит, у кого, наконец, больше блеска в глазах! Этот офицер очень любит людей с блеском в глазах, он их просто обожает. Люди с тусклыми и невнимательными взорами сразу берутся им на особую заметку. Хотя на каждого из нас уже заведено небольшое досье, и он с ними обязательно ознакомится, но именно «тусклые глаза» заранее обрекаются им на самую нудную работу и на самые не престижные должности. Их ждёт в лучшем случае место водителя, а в худшем дизелиста или кочегара. Всё самое интересное и по настоящему захватывающее предстоит изведать только тем, у кого блестят глаза. Именно они, по мнению бывалого майора, способны осилить совершенно неподъёмную программу, которую уже разработали для нас подчинённые ему преподаватели. Они нам пока не представлены, но будьте уверены, всего через два месяца они возьмутся за нас по-настоящему.

А пока из нас будут делать солдат, обычных стандартных солдат Советской Армии. Это тоже предусмотрено программой ШКОЛЫ. Что за солдат, на самом деле, который не умеет ходить строем, подшивать подворотничок и заправлять койку? Но не только этим характерен курс молодого бойца в 80-м полку ОСНАЗ. Помимо изнурительно врабатывания в чёткий ритм военной жизни, нам постоянно дают понять, что командование ежеминутно контролирует как наше настроение, так и местонахождение. Проверки и переклички проводятся постоянно. Они проводятся настолько часто, что в мою голову вскоре закрадывается подозрение о том, что наши командиры панически боятся элементарного побега. Но такой вариант лично мне кажется совершенно неправдоподобным. И в самом деле. Хотя территория полка совершенно никак не отгорожена от окружающего пространства, но убежать куда-либо совершенно невозможно. Начать с того, что по большому счёту, по территории Камчатки проходит всего одна единственная приличная автомобильная дорога. Перекрой её одним единственным пулемётом, и никакое движение по всему полуострову станет просто невозможным. Уйти же с Камчатки пешком, минуя единственное шоссе, физически неосуществимо. Покинуть сию благословенную землю на каком-либо ином транспорте, нежели как морском и авиационном, тоже нельзя. А Вы ведь прекрасно понимаете, что ни на корабль, ни тем более на самолёт просто так не попадёшь. Проверяется всё и вся. Везде стоят кордоны, везде бродят глазастые патрули. И вскоре я стал догадываться, что бесконечные проверки направлены вовсе не на предотвращение побегов. Тогда для чего всё это? Неужели они проводились только для того, чтобы «школьные» сержанты получше запомнили наши фамилии?

Но оказалось, что я ошибался и тут. Весь смысл такого постоянного проверочного давления заключался лишь в том, чтобы всеми способами сузить мировоззрение призывника. Тогда вполне серьёзно считалось, что только человек, имеющий одну единственную, причём безальтернативную дорогу будет двигаться по ней наиболее интенсивно. И поэтому начальный процесс обучения был столь насыщен именно контролем и принуждением. То есть перед нами создавали дорожку, а, создав её, заставляли по ней двигаться. Каждая минута призывника чем-то обязательно заполнена. То построение, то зарядка, то заправка коек, то чистка сапог. Обед! Равняй ряды! Пилотки снять! Карманы вывернуть! На первый – второй рассчитайсь! Нале-во, разойдись, стройся! Продолжать можно бесконечно. Прибывшее в армию гражданское лицо должно, нет, просто обязано как можно скорее забыть все прежние (гражданские) навыки и привычки. Каждый новобранец должен как можно более быстро стать послушным автоматом, этакой двуногой собакой Павлова, отзывающейся только на определённые, намертво вколоченные в голову команды. Только забыв всё постороннее и не относящееся к делу, призывник сможет стать настоящим военным. А времени на все эти превращения нашим командирам отпущено очень мало, просто мизерно мало. Вот поэтому и был избран столь радикальный метод избавления человека от всего гражданского, читай ненужного.

Гонять и дрессировать нас будут ровно два месяца, день в день, не отпуская ни на минуту, и ни на минуту не спуская с нас глаз. Помните, как учили непокорного пса в книге «Белый клык»? Его привязали к длинной палке и постоянно били плёткой. Только так и больше ничего! И кормили естественно. Зачем кому-то нужен дохлый пёс? И этот пёс в конце обучения вырос в могучего и выносливого вожака упряжки. Вот и нашей армии просто позарез нужны такие «могучие и выносливые». Числом поболее, ценою подешевле. И также как и в «Белом клыке» они должны получаться быстро и без особых затей. И главное, метод обучения должен легко и надёжно освоить самый заурядный офицер, что называется, без семи пядей во лбу. Вот таким образом метод воспитания собак был с успехом применён к советским призывникам.

Метод на самом деле прост и действенен – привяжи покрепче и бей регулярно. Ну и корми изредка, чтобы лапы, ой, извините, ноги не откинули. И всё будет как надо. И всё будет просто замечательно. Призывник, естественно, не собака, но глубинную суть метода этот факт не меняет ни на йоту! Только привязка осуществляется не петлёй и палкой, а тотальным и круглосуточным контролем. А битьё выражается в непременном желании командиров заставить человека делать то, что делать ему несвойственно, неудобно или неприятно. Не сомневаюсь, что и заключённых в нашей стране также пропускают через такой же метод, разумеется, со своей особой спецификой. И поскольку Советская Армия в своей сути всегда мало отличалась от концлагеря, то методы воспитания и тут и там, удивительно схожи.

Мгновенно пролетает время, отведённое на «курс молодого бойца». Едва наши коротко остриженные головы падают на подушки, как ночь волшебным образом заканчивается и приходится спешно вставать. Всё нужно делать бегом. Бегом строиться, бегом передвигаться, даже кушать и то бегом. Много раз меня спрашивали знакомые, почему я так быстро ем. Куда так тороплюсь? Эта привычка осталась оттуда, из армейских времён. Усвоена прочно, навсегда. На завтрак нам даётся всего десять минут, на обед пятнадцать. Кто не успел – сам виноват! Система и здесь действует безукоризненно. Если человек всё время занят, если он всё время куда-то бежит, то ему некогда думать о посторонних вещах, некогда отвлекаться от выполнения конкретного задания или упражнения. Поневоле человек приучается делать не только некое абстрактное дело, например, ежедневно ходить на работу, но и что-то вполне конкретное, но непременно требующее полной концентрации, и конечного результата.

Лично я бесконечно благодарен именно ШКОЛЕ за методично привитое чувство ответственности за порученное дело. За невозможность бросить начатое дело на полдороге. А так же за жёстко привитый навык идти вперёд, невзирая на возникающие препятствия, я тоже благодарен ШКОЛЕ. Где я был бы без всего этого? Кем? Чего бы достиг? Уж точно не написал бы ни одной книги, элементарного терпения не хватило бы!

Вот и долгожданная присяга! Определённый этап в службе! Разумеется, в нашей глуши на столь значительный армейский праздник не приходят ни нарядно одетые родители с домашними пирожками, ни девушки с цветами, как иной раз показывают по союзному телевидению. Ничего подобного, разумеется, нет и в помине. Всё строго и официально. Примечательно, что все наши полковые церемонии проходят не на общем плацу перед казармами, а на стадионе. Я долго думал, почему делалось именно так. Ведь на плацу явно было бы торжественнее, и до штаба совсем недалеко, начальству ходить меньше. Но всё же мы выстраиваемся именно на стадионе. Наверное, всё дело в том, что стадион наш особенный. Он заглублён в землю примерно на три метра и всё, что происходит на его пыльной и каменистой почве, со стороны совершенно не видно!