В ста футах от него, за рекламными щитами, притаилось несколько полицейских машин. Фон Даникен посмотрел налево. Другой рекламный щит прикрыл от любопытных глаз бронетранспортер с десятью вооруженными пограничниками. Глава спецслужбы был против демонстрации силы, но Марти и слушать ничего не хотел. Министр юстиции долго ждал этого дня.

— Пилот запросил разрешение на высадку людей, — доложил майор-пограничник. — Диспетчер направляет их к таможенному терминалу.

Фон Даникен и Марти сели в самый обычный автомобиль без каких-либо опознавательных знаков и направились к месту стоянки самолета. Остальные поехали за ними в другом автомобиле. «Гольфстрим» съехал с посадочной полосы и приблизился к таможенному терминалу. Фон Даникен подождал, пока самолет остановится окончательно.

— Всем подразделениям! Начать операцию!

Бело-синие лучи врезались в грифельное небо. Полицейские автомобили, вынырнув из своих убежищ, окружили самолет. БТР занял отведенную ему позицию и навел на воздушное судно орудие пятидесятого калибра. Из транспорта высыпали бойцы спецназа и, образовав полукруг, взяли под прицел дверь самолета.

«И весь этот цирк из-за простого факса», — думал фон Даникен, вылезая из седана. Он проверил, что пистолет стоит на предохранителе.

Три часа назад «Оникс» — швейцарская спутниковая система перехвата информации — перехватила факс, посланный в Дамаск из сирийского посольства в Стокгольме, с перечнем лиц на борту самолета, следующего рейсом на Ближний Восток. Всего четыре человека — пилот, второй пилот и два пассажира. Один — агент правительства США, другой — террорист, которого разыскивали правоохранительные органы двенадцати западных стран. За считаные минуты новость отправилась по электронной почте к фон Даникену и Марти.

И дальше не пошла — появился еще один разведэпизод, помеченный грифом «Мер не принимать». Пока борт, о котором идет речь, не сообщил швейцарской авиационно-диспетчерской службе о неполадках в двигателе и не запросил экстренной посадки.

Передняя дверь самолета открылась, и из фюзеляжа опустился трап. Марти поспешил вверх по ступеням, за ним следовал фон Даникен. В дверном проеме показался пилот. Министр юстиции предъявил ордер:

— Мы располагаем информацией о том, что вы перевозите заключенного в нарушение Женевской конвенции о правах человека.

Пилот едва взглянул на официальный документ.

— Ошибаетесь, — ответил он. — У нас на борту, кроме моего второго пилота и мистера Паламбо, никого.

— Никакой ошибки, — возразил Марти. Он отодвинул пилота в сторону и прошел в самолет. — Мы не позволим использовать территорию Швейцарии для чрезвычайной экстрадиции. [2]Инспектор фон Даникен, обыщите самолет.

Фон Даникен пошел по проходу самолета. В одном из кожаных кресел сидел одинокий пассажир — белый мужчина, лет сорока, бритоголовый, с широченными плечами и холодными серыми глазами. С первого взгляда было понятно, что это человек не робкого десятка, вполне может постоять за себя. Из окна, у которого он сидел, отлично было видно солдат спецназа, окруживших самолет. Но похоже, его это не особенно беспокоило.

— Добрый день, — поздоровался фон Даникен по-английски. Он говорил свободно, но с заметным акцентом. — Вы — мистер Паламбо?

— А вы?

Фон Даникен представился и показал удостоверение:

— У нас есть основания подозревать, что вы перевозите заключенного по имени Валид Гассан. Это так?

— Нет, сэр, не так. — Паламбо закинул ногу на ногу, и фон Даникен заметил, что носы его ботинок имеют металлические накладки.

— Тогда вы не возражаете, если мы обыщем самолет?

— Мы на швейцарской земле, и вы вольны делать все что угодно.

Велев пассажиру оставаться до завершения осмотра на месте, фон Даникен прошел в хвост самолета. В раковине бортовой кухни стояла грязная посуда — тарелки и стаканы. Он насчитал четыре комплекта. Пилот. Второй пилот. Паламбо. Значит, есть кто-то еще. Он проверил уборную, затем открыл люк хвостовой части и осмотрел багажное отделение.

— Пусто, — передал он Марти по рации. — В пассажирском салоне и в багажном отсеке чисто.

— Что значит «пусто»? — закричал Марти. — Этого не может быть.

— На борту его нет, если только они не запихнули его в чемодан.

— Продолжайте искать.

Фон Даникен еще раз проверил багажный отсек, заглядывая во все пустые отделения. Ничего не обнаружив, он закрыл люк и вернулся в салон самолета.

— Вы проверили весь самолет? — спросил Марти, который, скрестив руки, стоял рядом с капитаном.

— Снизу доверху. Никаких пассажиров, кроме мистера Паламбо, нет.

— Этого не может быть. — Марти бросил на фон Даникена придирчивый взгляд. — У нас есть доказательства, что заключенный на борту.

— А что это за доказательства? — поинтересовался Паламбо.

— Не стоит со мной играть, — сказал Марти. — Мы знаем, кто вы… на кого работаете.

— Да? Знаете? Тогда, полагаю, вам я могу сказать.

— Сказать что? — спросил Марти.

— Парень, которого вы ищете… Мы выпустили его тридцать минут назад над этими вашими большими горами. Он говорил, что всю жизнь мечтал побывать в Альпах.

Глаза у Марти расширились.

— Не может быть.

— Возможно, двигатель зажевал именно его. Или гуся. — Паламбо бросил взгляд в иллюминатор и, явно забавляясь ситуацией, покачал головой.

Фон Даникен отвел Марти в сторону:

— Похоже, наша информация оказалась неверной, господин министр юстиции. Заключенного на борту нет.

Марти, белый от злости, обернулся назад. Кивнув пассажиру, он покинул самолет.

Фон Даникен жестом отпустил спецназовца, стоявшего у двери. Подождав, пока солдат сойдет вниз, он вновь обратился к Паламбо:

— Я уверен, что механики в кратчайшие сроки устранят неполадки в вашем двигателе. В случае если погода не улучшится и аэропорт останется закрытым, вы можете рассчитывать на ночлег со всеми удобствами в гостинице «Россли». Приносим свои извинения за причиненные неудобства.

— Извинения приняты, — произнес Паламбо.

— Да, кстати, — добавил фон Даникен, — это я нашел на полу. — Подойдя совсем близко, он положил в руку агенту ЦРУ что-то маленькое и твердое. — Полагаю, вы не станете скрывать от нас важную информацию, если она прямо нас касается.

Паламбо дождался, пока фон Даникен покинул самолет, и раскрыл ладонь.

На ней лежал окровавленный ноготь с большого пальца человеческой руки.

— Ее там нет.

Джонатан стоял на уступе горы в двухстах метрах ниже основания Романова ската. Ветер то со страшной силой и завыванием набрасывался на него, то вдруг утихал. Джонатан смотрел в бинокль. Он видел перекрещенные лыжи, первые две буквы «HELP», кричащие со спасательного одеяла, чуть левее — оранжевую спасательную лопатку, но не видел Эммы.

Оставив троих инструкторов из давосского отряда спасателей внизу, Джонатан вскарабкался наверх. С тех пор как он отправился за помощью, прошло четыре часа. Снег занес скрещенные лыжи по самые крепления, но рюкзак покрыл только на пару сантиметров. Покопавшись в рюкзаке, Джонатан обнаружил, что бутерброды и питательные батончики исчезли. Термос также пуст. Он отбросил рюкзак. Отпечаток от Эмминого тела хоть плохо, но все еще был виден. Она была здесь еще недавно.

Джонатан включил лавинный датчик и начал медленно поворачиваться по кругу. Маячок действовал в радиусе ста метров, или трехсот тридцати футов. Прибор издал длинное би-ип — тест-сигнал — и замолчал. Со стороны гор доносились глухие звуки оседающих масс снега, похожие на грозный рокот индейских боевых барабанов.

— Сигнал есть? — спросил подошедший командир спасателей Сепп Штайнер, невысокий сухощавый человек со впалыми щеками и с глазами-бойницами.

— Нет.

И вдруг он заметил на снегу багровый лепесток. Джонатан наклонился и дотронулся до него. Капля крови! В нескольких дюймах от нее он увидел еще одну, а дальше — еще и еще.