— Нет… прошу вас… — только и смогла она пролепетать.

Незнакомец нажал какую-то кнопку на черном предмете, и тот затрещал. Затем он прижал электрошокер к животу молодой женщины, а другой рукой схватил ее за волосы. Так он держал ее несколько секунд, пока она не перестала дергаться, потом отпустил. Неподвижное тело рухнуло на пол, словно мешок с грязным бельем.

Потом человек медленно повернулся к двум оставшимся свидетелям.

— Питер, отойди назад, — сквозь зубы произнес Томас. — Разбей окно и беги!

Ребенок не шелохнулся. Приоткрыв рот, он смотрел на два неподвижных тела на полу и, казалось, был даже не в силах отодвинуться.

Незнакомец двинулся вперед. Без всякой спешки. Таких широких плеч не постыдился бы и профессиональный футболист.

— Эй, просыпайтесь! — во все горло закричал Томас. — Вставайте, мать вашу! Тут черт-те что творится!

— Они тебя не услышат.

Человек сдвинул капюшон, под которым оказался шлем-маска с прорезями для глаз и застежкой-«молнией» на месте рта.

— Твою мать! — пораженно выдохнул Томас. — Это еще что за хреновина?

Незнакомец вытянул руку, и электрошокер ударил прямо в солнечное сплетение Томаса, заставив его согнуться пополам. Он рухнул на пол, задыхаясь, широко раскрыв рот, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха, и между двумя глотками еще успел подумать, что лучше было бы вырубиться, как и остальным. Этот псих даже не активировал свое оружие. Он просто хотел продемонстрировать, на что способен, чтобы напугать противника.

И он добился своей цели.

— Без фокусов, — сказал незнакомец. — От твоих попутчиков сейчас никакого толку.

Томас кашлянул и прохрипел:

— Шофер…

— Мертв.

Человек убрал электрошокер в карман и сорвал со стены огнетушитель — с такой легкостью, словно тот был не тяжелее бейсбольной биты. Питер скорчился в глубине сиденья.

— Эй, погоди, — с трудом выговорил Томас. — Давай все же кое-что обсудим…

Человек занес баллон огнетушителя над головой. Томас закрыл лицо руками.

Раздался страшный грохот. Потом еще и еще. На пол дождем посыпались осколки. Наконец Томас решился взглянуть, что происходит, и слегка раздвинул пальцы. Почти все окна в автобусе были разбиты.

— Господи Боже! Да ты совсем рехнулся!..

От удара ногой в грудь у него снова перехватило дыхание. Человек схватил его за воротник, без всяких усилий поднял и швырнул на сиденье. Голова Томаса ударилась о стекло.

Черная маска приблизилась к его лицу. Указательный палец человека уперся в его ноющую грудную клетку.

— Не поминай всуе имени Господа нашего, Линкольн. Ты и без того уже достаточно оскорблял Его.

Человек склонил голову набок. Застежка-«молния» напоминала уродливо перекошенный рот.

— Но у тебя есть шанс: ты еще можешь встать на путь истинный. И твои друзья тоже.

Он сунул руку в рюкзак и достал оттуда две стеклянные бутыли, обернутые пропитанной бензином тканью. Затем развернул ткань.

— Вы террорист? — прошептал Томас.

Вместо ответа человек щелкнул зажигалкой. Пламя мгновенно охватило первую бутылку с «коктейлем Молотова». Он швырнул ее сквозь разбитое окно — прямо на асфальт перед бензозаправкой. От взрыва содрогнулся весь автобус. Рекламные плакаты буквально смело с окон. Одна из шин «тауруса» взорвалась, отчего в машине пронзительно завыла сигнализация.

Человек обернулся к другому автобусу и швырнул в него вторую бутылку — она разбила окно и взорвалась внутри. Сноп пламени осветил трупы внутри салона. Оно распространилось с огромной скоростью, охватывая черные силуэты, которые, казалось, танцуют какой-то жуткий танец.

— Пора ехать, — сказал человек в маске.

По его куртке скользили отблески пламени. Он склонился к Томасу и снова вынул из кармана электрошокер. «Молния» на маске поблескивала, словно серебряный клинок.

— Да не убоишься никакого зла, — прошептал он.

Электрошокер издал слабый треск, и все тело Томаса затряслось в неконтролируемых спазмах, словно бы все его мускулы решили вдруг двигаться сами по себе. Он пытался выстоять. Не сдаваться. Сопротивляться боли. Но борьба была тщетной. Наконец очередной разряд, более сильный, чем предыдущие, заставил его потерять сознание.

В последний момент он почувствовал, что даже признателен за это.

Во сне он видел огромный солнечный диск, опускающийся за горизонт.

Предзакатный свет окрасил горы широкими разноцветными полосами. Оранжевые гребни, темные впадины — все вместе напоминало шкуру тигра. Он смотрел на них сквозь жаркое марево, наблюдая, как они делаются все тоньше и наконец исчезают, неожиданно превращаясь в набедренные повязки и покрывала, колышущиеся на ветру.

Люди.

Томас хотел вытереть глаза, но был не способен даже шевельнуть пальцем. Толпа приближалась. Множество людей с серьезными лицами, на которых были заметны слезы и читались упреки. Они окружили его, не говоря ни слова.

Он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться самому. У него не было мужества это вынести. Стыд, боль… Это ведь не его вина, что все так обернулось… За что же его так наказывают?

Он снова попытался пошевелиться, но достиг лишь того, что боль усилилась. Конец был близок. Сквозь дыры от гвоздей в его руках и ногах кровь постепенно уходила из его тела. Клейкая жидкость стекала вдоль креста, прочерчивая на нем извилистые линии и скапливаясь в небольшие лужицы у его подножия.

Он услышал слева от себя стон и повернул голову. Рядом с ним был еще один человек. Тоже распятый.

—  Или, Или! Кама савахфани?

Он сильнее повернулся, натянув свои путы, чтобы лучше видеть. Человек был невероятно худым, и кожа его была бледной, как у мертвеца. Голову его венчал терновый венец. Там, где шипы впивались в кожу, виднелись крошечные ранки, которые облепили мухи. Все тело было покрыто синяками, недавними шрамами и засохшей кровью.

Томас еще услышал, как человек прошептал:

— Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят…

Затем человек повернул голову, и Томас внезапно увидел его лицо совсем близко.

На лице была улыбка. Растрескавшиеся губы раздвинулись, обнажая почерневшие зубы. Сожженная кожа свисала лохмотьями. Глаза были похожи на две черные дыры.

— Ну что, доктор Линкольн, — проскрипел голос мертвеца, — может, сигаретку?

Томас закричал.

Рубашка была влажной от холодного пота. Он попытался сесть, но грудь пронзила резкая боль. Он лежал на каком-то дощатом настиле — спина и поясница ощущали неровности и выступы грубо обструганного дерева. Неподалеку слышались знакомые голоса.

Он попытался успокоиться. Он не был мертв. Уже одно это было чертовски хорошо.

Над ним склонилось улыбающееся лицо.

— Доктор Линкольн?

Человек держал в руке зажигалку Хейзел Кейн и пачку табака. Легкие морщины на его лбу сбегали к вискам и исчезали под завитками волос цвета слоновой кости, благоухающих жасмином. Верхние пуговицы его ослепительно белой рубашки были расстегнуты, что позволяло увидеть мускулистый загорелый торс. В мочке правого уха сверкал бриллиант.

— Как насчет сигареты? — спросил он, встряхнув пачкой. — Прикурить вам?

— Отдайте мне мой табак, — проворчал Томас. — И зажигалку тоже. Меня приводит в ужас одна мысль о том, что кто-то роется в моих вещах, когда я лежу мертвый.

Улыбка на лице человека стала еще шире, обнажив безупречные зубы.

— Мертвый? Нет, слава богу, вы вполне себе живы, старина! Мы, конечно, сейчас не там, куда направлялись, но, по крайней мере, все живы!

В мозгу Томаса заметалось множество вопросов. Он поднял глаза. Ангелы-хранители наблюдали за ним с потолочной фрески. Они улыбались и перешептывались, словно потешаясь над его незнанием.

Томас огляделся. Это была маленькая часовенка в испанском стиле. Одно из тех мест, которые всегда вызывали у него отвращение.

Он порвал с религией в возрасте десяти лет, в тот момент, когда брат Хосе положил ему руку на бедро во время занятий по катехизису. Он тогда был уличным мальчишкой, вспыльчивым и умевшим постоять за себя. Брат Хосе получил коленом по яйцам. После этого Томас забросил уроки катехизиса и вместо них обычно ходил в залы игровых автоматов Эль-Пуэбло — лос-анджелесского квартала мексиканских иммигрантов, где он тогда жил с отцом. Брат Хосе так никогда и не сказал его отцу о постоянных прогулах. А Томас стал настоящим асом в Pacman.