В тот день они играли в уличный хоккей. Это было в одно из воскресений, незадолго до каникул, — уже потеплело. Они катались на роликах по эспланаде недалеко от понтонного моста Санта-Моники. Мячами служили свернутые футболки, клюшками — длинные палки. Ништяк!

— Это здорово, что ты пришел! А твои ребята без тебя не скиснут?

— «Соколы Эль-Пуэбло» никогда не киснут, — с гордостью ответил Томас. — К тому же босс — я.

— Что ты им сказал?

— Что работаю со своим стариком. Он сегодня на фуникулере «Ангельский полет». В выходные двойная плата, грех упускать такой случай.

Было шесть часов. Солнце уже спускалось, и в его мягких лучах стволы пальм казались бронзовыми. Издалека доносилась музыка — там вертелась детская карусель. Из ресторана «Моби Дик» пахло горячими блинчиками. Целые семейства загорали на пляже.

— Только посмотри на Китиху! Наверняка забыла, сколько времени.

— Хоть на сегодня оставила нас в покое…

Энджи, по прозвищу Китиха, нянька Боба, растянулась на песке в нескольких метрах от них. Сто килограммов доброты и респектабельности. Солнечные очки, закрытый купальник, запрокинутая голова. Кажется, она хотела выглядеть как Памела Эвинг в «Далласе» [13], за исключением того, что Патрик Даффи вряд ли пришел бы в восторг, повстречавшись с ней.

— Эй, ты не уснул? — окликнул Томас.

Большой Боб потер затылок.

— Подожди, я тебе еще наваляю!

И он отъехал. Последовал удар по «мячу» — сильный и точный. Но в последний момент Томас его все же перехватил.

— Обломись!

— Да пошел ты!

— Вынь руки из задницы и попробуй еще раз!

— Раз ты такой умный, скажи: кто тебя сделал на той неделе?

— Ладно, давай так: кто забьет десять голов подряд — выигрывает. А другой покупает ему мороженое.

Большой Боб лез из кожи вон, но сегодня явно был не его день. Забив десять голов, Томас заявил:

— Я хочу «Тройку О»!

Это означало рожок с тремя шариками мороженого разных сортов: абрикосО, шокО и фисташкО. Детская — и не только детская — мечта: Джованни, хозяин «Моби Дика», сколотил себе на этом мороженом порядочное состояние. А с тех пор как к нему зашел сам Роберт Де Ниро, чтобы попробовать знаменитую «Тройку О», от клиентов вообще не стало отбоя.

— Только не с шерри, — предупредил Боб, — а то дорого.

— А сам на той неделе лопал как раз с ним — губа не дура… Ладно, пусть будет с фруктовым соусом.

Плечи Большого Боба слегка поникли.

— Что-то мне хреново…

Томас сделал вид, что собирается схватить его за воротник, хотя это вряд ли удалось бы: Большой Боб хотя и был младше, но превосходил Томаса ростом на целую голову.

— Слушай, дылда, ты так просто не отмажешься, — заявил Томас. — Если попробуешь меня наколоть, я всем расскажу, что ты тайком фотографируешь свою няньку голой!

И в этот момент Большого Боба неожиданно вырвало.

Томас ошеломленно смотрел на приятеля. Это было не смешно. Совсем не смешно.

Но прежде чем он успел что-то сделать, Большой Боб принялся проделывать очень странные вещи. Дергаться всем телом, бормотать что-то неразборчивое и — самое неприятное — мочиться в штаны. Потом глаза у него закатились, и он упал. Спустя всего несколько секунд он уже спал, спокойно, похрапывая, носом в луже собственной блевотины. Все это было каким-то безумием. Особенно со звуковым сопровождением Энджи на заднем плане, которая вопила, как пожарная сирена.

Томас все понял лишь многие годы спустя.

Когда мать закатила Большому Бобу пощечину и он, отлетев, ударился головой о край стола, этого удара оказалось достаточно, чтобы повредить крошечную мозговую артерию. Внешне это проявилось в виде синяка на виске, но такой же синяк, по сути, образовался и внутри черепа, между височной костью и твердой мозговой оболочкой — мембраной, защищающей мозг.

Такое повреждение называется экстрадуральной гематомой. Даже если кровотечение минимально, такая гематома гораздо опаснее наружной. На поверхности кожи она может расширяться как угодно без особых последствий, но внутри черепа у нее только один путь: мало-помалу увеличивать давление на мозг.

Большой Боб был чертовски выносливым и никогда не имел обыкновения жаловаться. Он не рассказывал ни о головных болях, ни о приступах рвоты, которые с ним уже случались. Но когда левая височная доля мозга уже слишком сильно подалась под напором гематомы, мозг резко запротестовал, следствием чего и стал внезапный припадок.

Однако Большой Боб смог выкарабкаться. Его срочно доставили в нейрохирургическое отделение госпиталя Сидар-Синай, где тут же сделали операцию, и меньше чем через неделю он уже снова был дома. Все прошло как по маслу — если не считать астрономического счета за операцию. Но у родителей Боба деньги были.

Боб и Томас продолжали играть вместе. Никто из них даже не заикнулся о причине гематомы — ни врачам, ни полицейскому, никому из взрослых, кто осмеливался задавать нетактичные вопросы.

В тот день Томас понял две вещи — первое: быть врачом и лечить ушибленные головы гораздо лучше, чем хвататься за воскресные подработки, чтобы убедить квартирного хозяина в своей платежеспособности, и целый день вкалывать по принципу «руки в масле, жопа в мыле»; второе: из всех защитных механизмов, существующих в мозгу, отрицание — наиболее могущественный. С тревогой, с любыми страданиями можно справиться, если прибегнуть к нему. Достаточно лишь закрыть свой разум на двойной оборот ключа и отрицать все факты.

Дети, которые причиняют себе боль или которым причиняют боль другие, прекрасно об этом знают.

Ленни и Томас уже приближались к бару «У Пинка», поддерживая Камерона с двух сторон под руки, когда из бара пушечным ядром вылетела Перл (сходство было почти полным, если не считать того, что на пушечных ядрах редко бывают надеты мокрые футболки, позволяющие видеть груди с заостренными сосками). Следом за старлеткой вышла Нина с канистрой воды в руках. Обе, смеясь, скрылись в доме.

— Нет, вы только посмотрите на этих резвушек, — пробормотал Камерон.

Ленни помог ему сесть на землю и с довольным видом выпрямился.

— Отлично, стало быть, проблема с водой решена. И с вами, Коул, тоже все в порядке.

Девушки выиграли пари. Теперь никто уже не рисковал умереть от жажды.

Чуть позже они вошли в общий зал, где уже собрались почти все остальные. Еще прежде, чем Томас успел сказать «уф», в его руке оказался бокал с янтарного цвета жидкостью. Томас недоверчиво понюхал содержимое.

— Неужели виски?

— Скажи еще, что ты к нему не привык! — насмешливо бросила Карен.

Томас уже готовился достойно ответить, но Ленни остановил его, указав подбородком на Камерона. Тот выглядел уже значительно лучше: Карен влила ему в рот несколько глотков воды, а заодно прошлась насчет его солнечного удара, ожогов и умственных способностей. Бокалы с виски быстро разошлись по рукам Здесь и там зазвучали шутки, смех, увесистые хлопки по спине.

Ленни, приблизившись к Томасу, прошептал:

— Все нормально, Линкольн. Расслабьтесь. Отчет о нашей маленькой авантюре может какое-то время подождать, разве нет?

«Маленькой авантюре», да уж… Томас сел в углу и стал наблюдать за остальными.

Вернулись Нина и Перл, веселые и мокрые с ног до головы. Карен произнесла воодушевленную речь, обещая наладить электричество, — с энтузиазмом кандидата в президенты, оглашающего предвыборную программу. Каминский отпускал в адрес Сесила похабные шуточки, на которые тот, заикаясь, с грехом пополам отвечал. Питер улыбался!И даже Ленни — Ленни, который, черт возьми, знал, насколько серьезно их положение! — острил и любезничал как ни в чем не бывало. Томас едва мог поверить своим глазам и ушам.

Казалось, что со всеми, за исключением молчавшей Элизабет, случился внезапный приступ амнезии.

Закрыть свой разум на двойной оборот ключа. Противостоять страданию, отрицая факты.