– Конечно, – отозвался доктор, и по тону его я понял, что он, похоже, обрисовал для себя контуры происходящего в его гостиной и, возможно, не прочь сделать первые несколько шагов навстречу и неким образом вовлечься самому.

Почуяв, что наживка проглочена, мистер Мур тут же просветлел и посмотрел на часы.

– Что ж! Почему бы нам в таком случае не обсудить все детали за ужином? Я заказал столик у «Мукена», Крайцлер, и вы приглашены.

– Гм, я… – Вообще-то доктор последнее время повадился отклонять подобного рода приглашения; однако в тот вечер он был слишком заинтригован. – Буду счастлив.

– Отлично, – обрадовался мистер Мур. – А Сайрус будет счастлив нас подвезти – не так ли, Сайрус?

– Так точно, сэр, – бодро отозвался Сайрус.

Мистер Мур развернулся к лестнице:

– Стиви!

– Уже иду! – воскликнул я, стремглав скатываясь по ступенькам в гостиную.

– Будь так любезен, заложи нам ландо – распорядился мистер Мур. – Сайрус, будь добр, помоги доктору провести вечер в городе.

Сайрус кивнул, я же помчался по лестнице к выходу – готовить Гвендолин и Фредерика к поездке.

К тому времени, когда я подал ландо к парадному, вся компания уже стояла снаружи. Я передал поводья Сайрусу, остальные погрузились в салон, а доктор напомнил, что мне надлежит с пользой провести остаток вечера и не засиживаться допоздна.

Когда они отъезжали, я мог только от души посмеяться над этим его предложением.

Предчувствия, снедавшие меня весь день, к вечеру совсем разгулялись. Я спустился на кухню и сообщил миссис Лешко, что она может уйти сегодня пораньше: я сам займусь стаканами и прочим из гостиной. Экономка наградила меня широченным оскалом и чуть не открутила мне щеки в знак благодарности, после чего собрала манатки и убралась восвояси. Я вернулся в гостиную, привел в порядок тележку с коктейлями и захватил стаканы с собой, чтобы внизу их вымыть. Следующие несколько часов прошли наверху за историей Древнего Рима и половиной пачки сигарет, прерывавшихся время от времени походом к нашему новому ле́днику с намерением чего-нибудь заточить, периодическими приступами нервной ходьбы по комнате и долгими раздумьями над тем, согласится ли доктор помочь в поисках маленькой Аны Линарес.

Доктор вернулся в дом на 17-й улице около полуночи, когда развез всю компанию по домам. По нашим меркам, это было довольно рано, однако последние недели доктор вообще не баловал себя развлечениями, и я рассудил, что в любом случае знак это добрый. В дом он вошел один – Сайрус остался позаботиться о лошадях в соседнем каретном сарае, – и я, заслышав шаги доктора, поспешил вниз в гостиную; я знал, что он не преминет опрокинуть там вечерний стаканчик. Не забыв предосторожности ради облачиться в пижаму и халат, я медленно спустился по лестнице, на ходу запустив раз-другой пятерню в волосы и приведя их в сообразный пижаме вид. В заключение я изобразил как можно большую заспанность, при входе в гостиную подкрепив легенду убедительным зевком – там я, как и ожидал, обнаружил доктора в кресле с рюмкой коньяка: доктор вновь изучал письмо мистера Рузвельта.

Когда я вошел, он поднял на меня взгляд:

– Стиви? Ты что здесь делаешь? Уже поздно.

– Всего-то полночь, – ответил я, подходя к окну. – Впрочем, я успел задремать…

Доктор хмыкнул:

– Прекрасная попытка, Стиви. Но отчасти напрасная.

Я ничего не ответил, только пожал плечами и усмехнулся. Доктор отставил рюмку, встал, подошел к соседнему окну, мгновение помолчал. Затем тихо произнес:

– Ты ведь понимаешь, Стиви, чего они от меня добиваются?

Вопрос, казалось, совершенно неожиданный, но я, наверное, был готов, а потому отвечал без колебаний:

– Угу. Очень даже понимаю.

– И давно ли тебе известно?

– Мисс Говард рассказала нам об этом вчера ночью.

Доктор кивнул, на лице его лишь на миг мелькнула улыбка, но он продолжал смотреть в окно.

– Я не уверен, что смогу ей помочь.

Я снова пожал плечами:

– Ну, мне кажется, это ваше решение. То есть, я к тому, что я вас понимаю – после всего, что было…

– Да, – ответил он не оборачиваясь. – Последний раз мы чуть было тебя не потеряли…

Вот это откровение. Я-то был уверен, что, когда дошло до обсуждения дела Линарес, мысли его были заняты единственно Мэри Палмер, при этом напрочь позабыв о том, как близко я сам тогда был к тому, чтобы поздороваться с Костлявой, – той ночью, которая для Мэри стала последней; а ведь и Сайрусу тогда крепко досталось, о чем я сейчас быстро и напомнил доктору.

– Сайрус – взрослый человек, – отозвался тот. – Если он говорит мне, что готов принять риск, связанный с этим делом, это его решение. Господь свидетель, дело Бичема должно было дать ему… представление… – Доктор умолк, устало вздохнул и медленно, со свистом выдохнул. – Ты же – дело совсем другое…

Я поразмыслил.

– Никогда не думал… То есть, мне казалось, вы думаете о…

– Знаю, – ответил доктор. – Было бы странно, если бы тебе показалось нечто иное. Жизнь твоя, Стиви, не баловала тебя поводами для осознания собственной важности. Но это так. Мэри тоже многое для меня значила и, полагаю, нет нужды рассказывать тебе об этом. Но она… ее уже нет…

Больше он ничего не смог заставить себя произнести о ней – и больше никогда мне о ней не говорил.

– Все равно как-то неестественно все это, – вырвалось у меня, прежде чем я успел сообразить, что говорю. – Без нее здесь как-то…

– Нет. И боле никогда не будет. – Доктор извлек часы и принялся поигрывать ими довольно странным для него образом: словно не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить свои мысли. – Я… не думаю, что когда-нибудь соберусь завести ребенка, Стиви. Я имею в виду – своего ребенка. Но если бы у меня и был сын – я бы хотел, чтобы он был таким же отважным, как ты. Во всех смыслах, – добавил он, пряча часы. – Я не могу допустить, чтобы мои действия снова поставили тебя под угрозу.

– Ага, – сказал я. – Дошло. Но… – Тут выяснилось, что не у одного доктора Крайцлера проблема с подбором нужных слов. – Я всю свою жизнь прожил под угрозой. Ну то есть, до того, как стал жить у вас. И это было не так уж и страшно – во всяком случае, пока этому есть разумная причина. А это дело… короче, вы ж видели портрет малышки. Тут уж любому ясно, что́ поставлено на карту. – И в подтверждение я легонько притопнул ногой. – Мне бы не хотелось думать, что я не позволил вам вмешаться, только и всего. Остальные ведь прекрасно понимают, что вы им нужны. Если я и правда такая обуза, что ж, вы можете… ну, не знаю, отослать меня куда-нибудь. Но вы обязаны помочь им. Потому что детектив-сержант Люциус был прав: дело это может оказаться куда значительнее и грязнее.

В ответ доктор улыбнулся и посмотрел на меня, что называется, изучающе:

– И когда это он такое сказал?

Я хохотнул, постучав себя кулаком по голове.

– Ой. Ну да. Вчера вечером, наверное.

– Вот как.

Некоторое время, показавшееся мне вечностью, хотя на деле прошла всего пара минут – судя по тому, что Сайрус даже не успел закончить свои дела в каретном, – мы оба стояли и молча разглядывали Стайвесант-парк. Затем доктор сказал:

– Детектив-сержанты нашли орудие преступления сегодня утром – они сказали тебе?

Я крутнулся на месте от возбуждения:

– Нет. Мистер Мур только сказал, что они, дескать, чего-то откопали. Что за орудие? Неужто кусок трубы?

– Твое фирменное оружие, – кивнул доктор, доставая портсигар. – Валялось под скамьей у египетского обелиска. Они обработали трубу на предмет отпечатков и обнаружили несколько. Помимо этого, там оказалось немного крови, хотя принадлежность ее установить не удалось. Боюсь, в этой области судебной экспертизы еще работать и работать… – Он прикурил сигарету и выдохнул дым в открытое окно с видом озабоченным, но каким-то зачарованным. – Кому, к дьяволу, понадобится похищать дочь высокопоставленного испанского чиновника и не пытаться изыскать для себя какую-либо выгоду?