Билл кивнул. Он давно уже ходил в связке с Лукой и знал, что тот не ошибается, когда речь идет о погоде. Каковы бы ни были прогнозы, Лука, казалось, всегда знал лучше синоптиков. Они шутили: если Лука отказывается идти дальше, это непременно к дождю.
Отстегнув лопату, Билл тоже принялся за работу. За тридцать минут они откопали нору в снегу и, забравшись в спальные мешки, тут же заснули. Тихое гудение горелки не позволяло звукам внешнего мира проникнуть в их убежище.
Как только забрезжил свет, Лука сквозь спальник пробил тонкий слой снега, впустив в укрытие яростные лучи солнца. Внутрь ворвался холодный утренний ветер, вытеснив застоявшийся с ночи воздух. Ночь была долгой, лихорадочной, и ни один ни другой толком не выспались — примета высокогорья.
Билл расстегнул спальный мешок, сел и застонал — от боли раскалывалась голова. Он замер, дожидаясь, когда боль утихнет. Лука тем временем стал выбираться наружу, пригибая голову, чтобы не касаться низкого снежного потолка. Из клапана рюкзака он достал плитки мюсли и тюбик сгущенного молока. Только сахар мог заставить тело альпиниста двигаться с утра.
— Дай водички, — пробормотал Билл, показывая на пластиковую бутылку у горелки. — Похоже, высушило за ночь.
— Голова болит?
— Ужасно.
Сделав несколько глотков, Билл повернул голову и сквозь дыру в снегу окинул взглядом небо.
— По крайней мере, в одном ты оказался прав.
— Да, с погодой проблем нет, — ответил Лука, пакуя рюкзак. — А с ледником будут. Слышал камнепад?
Билл кивнул. Не единожды за ночь до них доносилось, как упавшие камни отскакивают от скалы и ударяются о твердый ледник внизу. Оба каждый раз подскакивали в спальниках, но обсуждать было нечего. Они знали, что это самый опасный участок восхождения по вертикальной западной стене Макалу.
Собирались они молча, методично сворачивая стоянку. Их мысли целиком поглотило предстоящее восхождение. Они уже поднялись на более чем шесть с половиной тысяч метров. Ледяная стена впереди потребует от них серьезных технических навыков. Легкая жизнь кончилась: ледяная стена — это не какой-нибудь заснеженный склон, там назад не повернешь.
— Ты проложил маршрут, — сказал Билл, скользнув взглядом по лицу Луки. — Может, ты и поведешь?
Лука услышал нервные нотки в голосе Билла, но не оторвал взгляда от рюкзака, продолжая затягивать ремни. Оба знали, что ведущий больше рискует.
— Конечно, — ответил он, надеясь, что его небрежный тон не покажется Биллу натянутым. — Не беспокойся.
Двадцать минут спустя они стояли на гребне, ощущая тепло утреннего солнца. Лука размотал бухты и передал два конца Биллу. Билл в свою очередь снял с плеча тяжелую петлю со множеством оттяжек, ледобуров, закладок и протянул Луке, который принялся перестегивать все на свою обвязку в привычном, давно заведенном порядке.
— Никогда не встречал человека, так помешанного на этом деле, как ты. Какая разница, где какая железка у тебя висит? — заметил Билл.
— Ты же понимаешь, чем выше мы поднимаемся, тем глупее становимся. Так я, по крайней мере, знаю, где у меня что.
Несмотря на тупую боль в голове, Билл улыбнулся. Вообще-то большего беспорядка, чем тот, что царил в жилище Луки, Билл в жизни не видел: куда ни ступишь, повсюду не вскрытые письма и раскиданная одежда. Но стоило ему подняться в горы, как его характер претерпевал коренную перемену: педантичный, аккуратный, никакой халтуры и лени.
— Я буду страховать тебя вон там, — сказал Лука, показывая на выход черной породы в ледяной вертикальной стене сорока футами выше.
Потом, быстро убедившись, что Билл готов, он двинулся по гребню, на ходу регулируя длину ремешков на ледорубах. Едва не прижимаясь бедрами к стене, Лука врезался кошками в лед, и осколки летели вниз. Плавными, ритмичными движениями он вколачивал в лед ледорубы, с каждым шагом поднимаясь все выше и стараясь ставить носки в естественные щербинки во льду, а не вырубать новые ступеньки. Он не смотрел вверх, поглощенный задачей каждой новой секунды.
Он знал, что восхождение необходимо разбивать на этапы. Он должен сосредотачиваться на первом шаге, потом на втором. И ничего кроме. Думать о вершине преждевременно. Над ним была вертикальная стена высотой в тысячу метров.
Шли часы — те же движения, тот же ритм. Солнце медленно ползло по небу, и тени перемещались справа налево по полированному льду. Оба молча лезли вверх, обмениваясь парой слов, когда передавали друг другу снаряжение в конце очередного этапа.
Лука врезался ледорубами в стену и для надежности пошире расставил ноги. Он снял ледобур с ремня и ввинтил в ровную ледяную площадку у плеча. Заведя тросик в карабин, он откинулся назад, переместив нагрузку на страховочные ремни и убрав неимоверное напряжение с икроножных мышц. Потом он ввинтил второй ледобур, пропустил веревку через карабин и посмотрел вниз между ног.
Глядя вдоль веревок, он увидел сражающегося с силой тяжести Билла. Он тоже прибегал к этому способу подъема, когда уставал: врубался в лед, разбрасывая вокруг осколки, использовал силу, а не технику.
Откуда-то справа донесся шум, и по склону вниз обрушилось несколько камней, некоторые размером с человеческую голову. Они пролетели достаточно далеко и опасности не представляли, но уже один их вид — то, как они в облачках гранитного крошева отлетают от стены, — выбивал из колеи. Камни такого размера легко пробили бы их каски.
Лука увидел, как Билл наклонил голову, следя за падающими камнями, а потом их взгляды на секунду встретились. Никто не произнес ни слова. Они сознательно шли на риск и предпочитали не говорить об этом.
Выдохнув туманное облачко, Лука, давая себе редкую поблажку, поднял голову, чтобы оценить темп восхождения. Поднимались они быстро и прошли уже почти две трети. Еще несколько часов — и они будут под гребнем вершины.
Чем дальше они продвигались, тем больше падала скорость. Он слышал собственное кряхтение каждый раз, когда подтягивался наверх. Предплечья распухли и онемели. Правую ногу схватывали странные судороги, причиной которых был явно не холод. Он спрашивал себя с азартом экспериментатора: сколько еще продержится его тело?
Он знал, что дольше, чем тело Вилла. Последние несколько часов веревки нередко затягивались на поясе Луки — такие рывки заставляли его останавливаться. Он пережидал с минуту, давая Биллу возможность перевести дыхание. Но когда он пытался продолжить путь, веревки все еще не подавались.
Пятьюдесятью футами ниже Биллу в глаза стекал пот вперемешку с ледяной пылью. Под курткой сбивчиво вздымалась грудь, и каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дыхание, его мучил долгий приступ кашля, после которого он чувствовал себя еще слабее. Он пытался надежнее вбивать кошки, но ноги стали деревянные, нечувствительные, и кошки на носке просто скребли лед. Ледорубы сделались неподъемными, как кувалды, и, вонзая их в стену, он понимал, что в его движениях сквозит все больше отчаяния.
Он остановился, готовясь к очередному приступу кашля. Сквозь затуманенные стекла очков он видел силуэт Луки наверху.
— Как ты там?
Билл хотел ответить, но новый приступ кашля принялся разрывать его легкие. Спустя минуту приступ прошел, и Билл стал судорожно ловить ртом воздух. Он откинул назад голову, сжал зубы в предчувствии боли и выкрикнул одно-единственное слово:
— Отдых.
Даже на расстоянии Лука уловил напряжение в голосе Билла: если семь лет ходишь с кем-то в горы, мгновенно понимаешь, когда тому нехорошо. Судя по рваному ритму их продвижения в течение последнего часа, Лука сообразил, что силы Билла на исходе.
Футах в двадцати над собой Лука приметил скальный карниз, на котором, похоже, они могли усесться вдвоем. Последние полчаса он и поднимался к этому карнизу. Когда веревка ослабла, он преодолел оставшееся расстояние и дрожащими руками затащил себя на карниз. Прислонившись спиной к ледяной стене и свесив ноги, он принялся подтягивать веревку, чтобы облегчить Билл у подъем.