Джек зашел к себе в кабинет, позвонил местным налоговикам и сообщил, что вынужден перенести назначенную встречу, потому что не смог получить правильно заполненные документы. Эту фразу предложил его адвокат. Ему назначили другое время, и он пообещал принести тринадцать тысяч наличными, чтобы уладить дело о неуплате. Тоже фраза адвоката.

Он прошел в бар, налил воды и проглотил очередной «Прелюдии». Чтобы день бежал быстрее, и веселее думалось. В кабинете зазвонил телефон. Он поспешил туда и взял трубку. Это был Джордж. Ему позвонили. Тот человек в городе. Тони Асторина. В «Карусели», в полдень.

В задней комнате лаяли собаки, просились на улицу. Джек сел в машину и проехал полтора квартала к гастроному «Ритц». Купил полдюжины сэндвичей, напитки и вернулся в клуб.

Позвонил его брат Сэм. У него появились новые идеи насчет производства этих пластиковых вертушек, которые крутятся на высоких оградах перед станциями техобслуживания и автомобильными парковками, чтобы вид был более праздничный.

Позвонили из «Таймс-Геральд».

Позвонила стриптизерша по имени Двойной Восторг.

Позвонили с радио «КЛИФ».

Позвонил детектив Рассел Шивли.

Позвонил брат Эрл. Попытался отговорить Джека от идеи с вертящейся доской. Джек хотел изготовить приспособление для упражнений – две фибролитовых пластины, между ними что-то вроде диска с подшипниками. Становишься на них и крутишься. И приятно, и для мышц полезно.

Вошел Тони Асторина, коротко, по-боксерски, кивнул и махнул рукой. Казалось, на другие движения он не способен. На его лице было написано: где мой кофе? Кофе у Джека прямо здесь. Они поговорили немного о том о сем. Тони было под сорок, но одевался он как юнец. Глаза на одутловатом лице превратились в щелки. Он сообщил, что ему нужно кое-где быть через сорок пять минут. Это прозвучало солидно. Джеку неприятно было услышать такое. Хотелось верить, что Тони заинтересован в их беседе, а не просто заскочил убить время.

Из задней комнаты доносился лай, приглушенный и хриплый, словно из китайской деревни.

Наконец Тони сказал:

– Ростовщичество – это не для нас, Джек. Есть люди, которых я могу тебе рекомендовать. Но не буду утверждать, что так и поступлю. Все эти клубы, я не знаю… слишком шаткое предприятие.

– Меня знают в четырех городах, даже в пяти.

– У тебя репутация такая: Джек Руби – упертый еврей. Попросту говоря. Еще со времен профсоюзов.

– Сборщиков металлолома и мусорщиков.

– У него на счету много чего.

– Я слишком скандальный. Все дело в темпераменте, я просто взрываюсь. Моя теория – надо забирать мяч. Действовать жестко и быстро, и они опомниться не успевают, как ввязываются в спор. Через десять секунд я уже невинный младенец.

– Но я тебе о чем говорю? Дело не в темпераменте. Вопрос в том, откуда возьмутся деньги, чтобы вернуть долг.

– Из бизнеса. От клубов. И еще от нескольких дел, которые я затеваю в окрестностях. Я что хочу сказать… Ты же на короткой ноге с Кармине.

– Кармине. Я не могу подойти к нему с этим. У Кармине гигантский – даже говорить не стану – гигантский оборот, ты даже представить не можешь. Думаешь, он целыми днями занимается бизнесом? У него для этого есть организация. Этот человек ездит на совещания. У него постоянно встречи. Он правит страной, Джек.

– А ты замолви за меня слово. Зарони мысль.

– Ему столько всего выкладывают. Причем такое, о чем я вообще не слышал. Как, например, я только что узнал о Кеннеди и этой женщине. Продолжается два года. Mo постоянно рассказывает Кармине.

– Что за женщина?

– Ты знаешь Mo?

– Джанкана.

– Сэм.

– Джанкана.

– Два года Кеннеди пердолит эту женщину, которая любовница Сэма. Первого я не знал. Они занимаются этим в Нью-Йорке. В Лос-Анджелесе. Минут двадцать в Чикаго, раз-два, когда он приезжает туда собирать средства.

Джек попытался это представить.

– А Кармине все докладывают. Она видела его там или сям, он сказал то, он сказал это. Два года, Джек. Они этим занимались в Белом доме.

Джек и помыслить не мог, что президент Соединенных Штатов трахается с любовницей Момо Джанкана. Тут какая-то ошибка. Это же парень с «Пятака» в Чикаго, из Города макарокников в пяти или шести кварталах от дома, где вырос Джек. Джек был личным другом двух головорезов Mo. Он годами слышал имя Джанкана. С тех времен, как того называли Муня. Бригантину для Банды-42 гонял. Пятьдесят или шестьдесят раз арестовывали. Сидел в Джолиете. Сидел в Ливенуорте. Сейчас он авторитет в Чикаго, Лас-Вегасе и так далее. Но делить любовницу с президентом? Джек понял, что тяжело будет вернуться к разговору о ссуде для провалившегося бизнеса.

Тони все еще сидел в кресле, но только с виду. Он уже собрался уходить, Джек заметил по его рукам нетерпение, будто у завязавшего курильщика.

– Джек, я пришел к тебе по старой памяти.

– Как мы плавали на крыше «Капри».

– Я и говорю. Я не просто кофе попить зашел.

– Я ценю, Тони.

– Я пришел, потому что мы вместе уже давно.

– Мы трахались в смежных комнатах.

– «Гавана», матерь божья.

– Тони, я собираюсь раскрасить клуб. Совершенно по-новому. Основным цветом будет красный шелк, как в старые добрые времена. Скоро возобновятся съезды. Может, у Кармине как-нибудь найдется свободная минутка подумать об этом, пока он в машине едет.

– Я бы хотел оставить тебе хоть какой-то проблеск.

– Ценю.

– Я просто его катаю. На самом деле гораздо важнее другое. Каждое утро я надеваю на него жилет. И хорошенько затягиваю.

– Какой жилет?

– Его бронежилет. Он же, мать твою, страной правит.

Они пожали друг другу руки у лестницы. Затем Тони обнял расчувствовавшегося Джека.

– Хочу кое-что сделать. Я пришлю тебе доску-вертелку. У меня есть такая, хочу, чтоб ты попробовал. Тестовая модель. Тони… Мы же плавали.

Джек позвонил Джорджу Сенатору.

Позвонил сестре Еве.

Позвонил раввину Хиллелю Сильверману.

Позвонил Линетт Батистон, Наезднице Рэнди, и сказал, что выходной ей брать нельзя. Двойная Радость у себя в Гранд-Прейри с больным животом.

Джек открыл дверь в заднюю комнату, и собаки наперегонки бросились наружу как безумные. Собачья преданность как-то залечивает раны, которые достаются нам в этом мире. Он вытащил Шебу из этого клубка шерсти и направился к машине. Проехал квартал к банку. Съездил в «Шератон» и зашел в буфет сообщить девушке за стойкой, что знает анекдот, от которого она просто рухнет. Объехал несколько магазинов в поисках диетической еды. Услышал полицейскую сирену и подумал о погоне – просто так, чтобы встряхнуться, но тут же потерял всякий интерес, и на него напала хандра.

В этом мрачном настроении он почувствовал себя никем. Кто он такой? Кому до него может быть дело?

Он поездил еще немного, затем остановился у пекарни и купил чизкейк. Взял его с собой в здание полиции и суда, поднялся в лифте на третий этаж. Сунулся в несколько кабинетов и понес чизкейк в конференц-зал. Туда вошло человек пять служащих и детективов. Джек запил «Прелюдии» глотком холодного кофе из бумажного стаканчика. Кто-то заметил, что у Джека обрубок вместо указательного пальца. Несчастный случай, как исстари ведется. Он рассказал два анекдота, все посмеялись. Затем прошел по коридору в отдел убийств, заглянул туда и увидел Рассела Шивли, долговязого типа с загорелым лицом, который сидел за столом и читал «Поля и ручьи». Джек всегда считал его эдаким старомодным идеалом техасского служителя закона.

– Рассел, сколько мы уже знакомы?

– Не знаю, черт возьми.

– Я тебе когда-нибудь говорил о самоубийстве?

– Вроде бы нет, Джек.

– Рассел, если я когда-нибудь скажу тебе о самоубийстве, или что хочу умереть, или наложить на себя руки, то знай – это не пустая угроза, чтобы добиться внимания. Если ты однажды поднимешь трубку, услышишь слова: «Я сейчас покончу с собой» и узнаешь мой голос, то знай – это не блеф.

Все это, конечно, прозвучало невпопад, поэтому Рассел просто внимательно посмотрел Джеку в глаза и кивнул, не представляя, что ответить.