Банистер налил бурбона в кружку.

– А что с этим делом в Далласе, – спросил он, – недели две тому назад?

– Стреляли в Уокера.

– Они поймали того негра, который стрелял?

Мэкки уловил хитринку в тоне старшего собеседника. Уокер захватывал пространство в новостях подобно кинозвезде, которую лихорадит от неуверенности в себе. Мэкки представлялось, что если снайпер стреляет в тебя из-за забора, встав на цыпочки, и промазывает – это лучшая взятка за славу определенного рода. Низводит человека до положения случайной мишени какого-нибудь Мистера Магу [4]с ружьем.

– Ну, допустим, я подумаю насчет винтовок.

– С прицелами.

– И что мне с ними делать?

– Держи при себе, – сказал Мэкки.

– О ком мы говорим?

– Держи их в надежном месте и наготове.

– К чему вообще весь разговор? Я должен знать, что мы ничего не скрываем друг от друга.

– Ты и так это знаешь. Поверь мне на слово. Иначе бы я сюда не пришел.

– Только не намекай, что я постарел для некоторых операций. Это моя работа. У таких, как мы, есть только одно дело.

Краска, осыпавшаяся на стол и на пол, стальные канцелярские шкафы, покрытые пылью. В шкафах хранились разведданные Банистера. Он вел досье на людей, добровольно вступивших в антикастровские группировки в этом районе. У него хранились микрофильмы с отчетами о деятельности левых в Луизиане. У него были имена известных коммунистов, материалы ФБР об агентах и сторонниках Кастро. Мэкки видел справочники по тактике для боевиков, старые номера расистского журнала, который издавал Гай. Были папки со сведениями о других организациях, снимавших помещения на Кэмп-стрит, 544, в прошлом и в настоящем, в том числе о Кубинском революционном совете – альянсе антикастровских группировок, собранных ЦРУ при помощи Банистера.

– Таким людям, как мы, приходится сталкиваться с дилеммой. Когда серьезные люди лишены выхода своей энергии. Когда нас отовсюду попросят, неужели мы смиримся со скамейкой на газончике? Жизнь простого законопослушного гражданина не соответствует нашим особым потребностям. – Он радостно засмеялся. – Двадцать с лишним лет работы в Бюро я жил в особом обществе, которое прекрасно удовлетворяло самые важные требования моей натуры. Обмен и хранение секретов, определенная опасность, возможность действовать в горячих точках, наставлять пистолет кому-то в морду. Это зачарованное общество. Если у тебя есть преступные наклонности – нет, я не имею в виду нас с тобой, – то один из способов оставить след – насаждать законы. – Короткий довольный смешок. – Іде кончается моя храбрость и начинается лужа дерьма? Вот что я хочу знать. В самом начале карьеры я участвовал в деле Дилинджера. Враг общества номер один. Знаменитая развязка, одной душной ночью я взял его в Чикаго у выхода из кино, из «Биографа». Во время войны я служил в военно-морской разведке, так же, как и молодой Джек Кеннеди. – Он сделал глоток. – Шпионаж, тайные агенты. Мы изобретаем общество, где всегда война. Закон – понятие растяжимое.

Он отставил кружку с бурбоном в сторону и обшарил стопку газет и папок в поисках сигарет.

– В «Джоне Бёрче» у нас сто тысяч человек, – продолжил он. – Уже не управиться. Потом появляется генерал Тед Уокер, они с преподобным Билли Джеймсом Харгисом разъезжают в сомбреро от побережья к побережью. «Минит-мены» так не подставляются, они держатся ближе к земле. Но их рвению я не доверяю. Они ждут Великого Дня. Прячут боеприпасы в гараже и знают, что Великий День близится. Валят в одну кучу политику и второе пришествие Христа. Я уважаю твои методы, Ти-Джей. Тебе нужно маленькое подразделение, компактное и мобильное. Никаких чертовых списков рассылок. Тебе не нужны теории и дискуссии. Только действие. Два-три человека, занимающиеся серьезным делом.

Вошел Дэвид Ферри в панаме, которая была ему явно мала, и рубашке с обвисшим воротом. Мэкки, который видел его только раз, показалось, что Ферри выглядит так, будто не оправдал доверия общества и теперь горько кается. (Банистер утверждал, что он священник-расстрига.) Он вяло прошаркал в комнату, шлепая мокасинами, и сразу обратился к Бани стеру:

– Лучше не пить в это время суток.

– Что у нас на складе?

Ферри взглянул на Ти-Джея.

– Несколько старых, очень старых «спрингфилдов». Тридцать шестых. Старых, понятно, да? Есть «М-1», целая куча югославских маузеров с русской маркировкой, если вам это о чем-то говорит. Несколько «М-4» у Лакомба. Я только вчера расстрелял целую обойму.

– Где у нас прицелы? – спросил Банистер.

– Большая часть оптики и стекол сейчас в лагере. Здесь у нас хранятся сверхдлинные оптические прицелы. Конечно, все зависит от того, в кого стрелять. Для крупной волосатой дичи, вроде Фиделя, потребуется широкий угол зрения, потому что он все время движется. Честно говоря, раньше Кастро мне втайне нравился. Правда, недолго. Я хотел сражаться на его стороне.

Он говорил недоверчивым шепотком: казалось, странные повороты собственной судьбы вызывали у него бесконечное удивление. Даже лицо его было недоверчивым: высоко поднятые брови застыли над тусклыми глазами. Его слова трудно было воспринимать отдельно от жуткой внешности, и, по всей видимости, самому Ферри тоже.

– Где у границы ты посадил бы небольшой самолет? – спросил Мэкки. – Представь, что тебе срочно нужно бежать из дома.

– Я полетел бы к Матаморосу. Под Браунсвиллем. Там есть поле. Если хотите подальше в Мексику, можно поиграть в классики на высохших озерах. Минуя населенные пункты.

– Только без обид. Сколько тебе лет?

– Сорок пять. Лучший возраст для астронавта. Я – обратная сторона Джона Гленна. Здоровье отменное, если не считать рака, который гложет мой мозг.

– Ты умрешь насильственной смертью, – сказал Банистер.

– Хотелось бы верить.

– Ты подавишься начо.

– Я говорю по-испански, – ответил Ферри, изумляясь сказанному.

Он прошел в заднюю комнатенку, где сидела Дельфина Робертс и составляла один из тех списков, для которых на фирме постоянно собирали материал. Дельфина, дама средних лет с пышными волосами, уложенными лаком, американка до мозга костей, секретарша и помощница Банистера.

– И эти чулки, как утверждалось, рваться не должны.

– Всегда что-то утверждается. Но на деле выходит иначе. Такова природа бытия.

– Знаю. Ты учил философию, это оттуда.

– Ты обедала?

– Я опять сижу на «Метрекале». [5]

– Куда тебе еще худеть, Дельфина?

Он включил маленький телевизор.

– Как думаешь, с чего бы негру захотелось стать коммунистом? – спросила она, ведя пальцем вниз по списку. – Они же и так цветные. Зачем добавлять еще и красного?

– Хочешь сказать, не надо жадничать?

– Просто им и так хватает проблем. Кроме того, если ты цветной, то уже не можешь быть кем-то еще.

Она сидела у окна за письменным столом с покрытием из формайки. Дыру в оконной сетке прикрывала картонка от рубашки.

– На прошлой неделе я приценился к одному бомбоубежищу, – сказал Ферри.

– В общем-то я боюсь не бомб с неба. Ядерный кризис начался и кончился. Я боюсь, что однажды тихим утром появятся войска, армии высадятся на берегу, из облаков посыплются парашютисты. Гаю доложили, что Красный Китай собирает войска в Нижней Калифорнии.

– У меня свои причуды, Дельфина. Мне нужно больше, чем просто армия.

Они смотрели сериал «Пока вращается земля». Ферри сидел на складном стуле, скрестив ноги. Снял шляпу и положил на правое колено.

– Вот мне интересно, зачем Дельфина каждый день ходит в эту крысоловку? Такая женщина, с ее-то образованием и прочим. Есть чудесный дом на Колизеум-стрит. Занималась бы, скажем, социальными любезностями. Те же «Дочери американской революции».

– Здесь настоящая работа на благо нации. Что бы я делала в городском совете или женской группе? Гай Банистер – в авангарде событий страны: пока он непосредственно наносит удар. Вербует, тренирует, собирает информацию. Я чувствую, что здесь могу вносить вклад в общее дело, а если бы работала в комитете или где-нибудь еще, то не могла бы.