— Да, вы правы, — согласился Кобби. — Я и сам вижу, как искренне эти люди преданы госпоже. Подозревать сложно.
— Значит, виновного надо искать среди служащих отеля. Предупреди остальных: пока собираемся в дорогу, необходимо проявлять бдительность.
В дверь постучали. Появился лакей с большим кувшином, из которого шел пар. Кобби взял воду и, пока господин раздевался, наполнил таз.
— Во сколько уезжаем? Вчера вы точно не сказали.
Дел на минуту задумался.
— Пожалуй, в десять соберемся внизу, а в половине одиннадцатого отправимся. — Он тщательно умылся, взял из рук ординарца полотенце и начал так же тщательно вытираться. — Сообщи Джанаю. Неизвестно, сколько будут собираться слуги мисс Данканон.
— О, вечером прошел слух, что едем дальше, так что мы готовы. Все остальные как раз заканчивают завтракать. Как только скомандуете, войско сразу построится.
— Отлично.
Несмотря на ранний час, полковник ощущал отменный аппетит.
— Приготовь одежду и займись завтраком. Как обычно, подай в апартаменты. Умираю от голода.
Он подозревал, что подопечная тоже не откажется подкрепиться.
Кобби скрылся в гардеробной, а Дел тихо добавил:
— Потом отправимся в путь и посмотрим, что нас ждет.
15 декабря
Отель «Гриллонс»
Сангай не знал, куда деваться от отчаяния.
Спрятавшись в дальнем углу холла за огромной пальмой, он наблюдал, как суетятся слуги полковника и мем-сахиб. Все поспешно собирались в дорогу.
Как бы ему хотелось поехать с ними! Эти люди были такими добрыми, хотя едва его знали. Все считали мальчика своим, а Сангай старательно избегал общих встреч, где правда могла случайно выплыть на поверхность.
До сих пор боги почему-то его хранили. Он вел себя недостойно, подчинялся приказам злого человека, но, несмотря на прегрешения, все еще ходил по земле. Боги допускали, чтобы он служил орудием зла.
Сангай обыскал все, что мог, но нужную вещь так и не нашел. Он представлял, как может выглядеть футляр для бумаг — капитан корабля хранил в подобных узких трубках карты и документы, — однако ни разу не встретил ничего похожего. А теперь все собирались уезжать. Он безнадежно провалился.
С отчаянно бьющимся сердцем мальчик тяжело вздохнул и, бросив последний печальный взгляд на веселое оживление вокруг стоявших у подъезда трех экипажей, пробрался по узкому коридору к черной двери.
Выскользнул в переулок и, оглядываясь на каждом шагу, направился к тому перекрестку, где уже не раз встречал своего грозного повелителя. Оставалось лишь молиться, чтобы сахиб не убил на месте, а главное, не причинил вреда маме.
Едва сдерживая дрожь, Сангай обогнул угол дома и снова, как в прошлый раз, наткнулся на господина.
— Ну? Принес?
Мальчик едва не вскрикнул. Поднял голову и заставил себя посмотреть в суровое лицо.
— Обыскал все комнаты и все сундуки, сахиб. Деревянного пенала нигде нет.
Господин произнес несколько грязных слов, которые нередко звучали в доках. Сангай стоял неподвижно и готовился мужественно встретить наказание — побои или что-нибудь еще хуже. Убегать не имело смысла.
Темный взгляд пронзил до костей. Мальчик с ужасом смотрел на тяжелые кулаки: они почти нависли над головой.
— А что там за суета? — Повелитель кивнул в сторону отеля. — Куда они собираются?
Сангай с трудом собрался с мыслями.
— Говорили, что поедут в какой-то большой красивый дом. Кажется, называется Сомершем-Плейс, в графстве Кембриджшир. Надеются добраться к вечеру, но боятся, что подведет погода, снег может задержать.
Взгляд стал еще суровее, еще темнее. Повелитель долго молчал, а потом спросил:
— А двое других джентльменов тоже поедут?
— Да, сахиб. Но, по-моему, не в экипажах, а верхом.
— Ясно.
Голос звучал угрожающе, но пока его не били. Сангай снова спросил себя, неужели боги так милостивы, что охраняют, несмотря на все проступки.
— Значит, они уезжают? А тебе до сих пор не удалось найти ни футляр, ни письмо, хотя не ленился и искал повсюду?
— О да, сахиб! Смотрел везде, в каждой комнате, даже там, где живут слуги. Ничего нет.
— Значит, кто-то из них носит письмо с собой. Отлично. — Слово вырвалось грубым лаем. — Или сам полковник, или кто-то из двоих. Держись возле них и без устали следи за всеми тремя. Где-нибудь когда-нибудь они непременно оставят вещь без присмотра хотя бы на несколько минут. Вот тогда сразу хватай и сматывайся.
— Сматывайся? Что это значит, сахиб? — не понял Сангай.
— Беги со всех ног. Так, как будто по пятам гонится сам дьявол. Главное, не забывай, что здоровье твоей драгоценной мамочки зависит только от тебя. Хватай футляр и беги. Я буду близко; буду следить и ждать. Когда настанет время, приду и встречу тебя. — Человек страшно улыбнулся и наклонился, глядя в лицо. — Вот так. Понимаешь?
Не мигая, Сангай смотрел круглыми от ужаса глазами и не мог даже вздохнуть.
— Да, сахиб, понимаю.
Встретиться с настоящей коброй было бы не так страшно. Человеку понравился ужас, ярко отразившийся в лице мальчика. Он медленно отступил и выпрямился.
Отчаянно дрожа, Сангай заметил:
— Сегодня, в дороге, они могут и не оставить письмо, сахиб.
— Верно. Скорее всего положат только тогда, когда приедут в этот дом. Наверное, это чье-то поместье. — Повелитель взглянул снисходительно. — В твоем понимании — дворец.
— Говорили, что его хозяин — настоящий герцог.
— Правда? — Господин помолчал и добавил: — Дом непременно окажется очень большим. Жди меня завтра вечером, в десять, за конюшнями. Там обязательно будут большие конюшни. — Светлые глаза снова остановились на лице. — Если найдешь письмо, то принесешь с собой. Но даже если ничего не найдешь, все равно приходи, слышишь?
Сангай опустил голову и заставил себя кивнуть. Отчаянию не было предела, кошмар продолжался.
— Да, сахиб.
— Ты ведь не хочешь, чтобы с матерью случилось что-нибудь плохое, правда?
Мальчик поднял голову и посмотрел полными слез глазами:
— Нет, сахиб! То есть да. Обязательно приду. Не хочу, чтобы маме стало плохо.
— Молодец. — На голову легла жесткая рука. — А теперь беги, пока тебя не хватились. Быстрее!
Сангай повернулся и стрелой помчался по переулку. Обогнул хозяйственный двор, но вместо того, чтобы шмыгнуть в черную дверь, добежал до улицы и выглянул из-за угла.
Суета вокруг экипажей продолжалась. Кажется, пока его отсутствия никто не заметил. Мустафа, Кумулай и Кобби стояли на крышах карет и старательно укладывали сундуки и чемоданы, которые подавали лакеи. Женщины в ярких сари, с цветными шалями на темных волосах подносили мелкие вещи, отдавали распоряжения и спорили с Джанаем и остальными, куда лучше положить тот или иной сверток или мешок. Полковник и мем-сахиб стояли возле двери в ожидании отъезда, отстраненно наблюдая за суетой.
Все эти люди относились к Сангаю лучше, чем кто бы то ни было на земле — конечно, кроме мамы, — и все-таки ему предстояло отплатить за доброту грязным воровством.
Мальчик чувствовал себя так, как будто душу безжалостно растоптали.
Выхода не было. Если бы речь шла лишь о его собственной жизни, он нашел бы мужество, чтобы отказаться. Но допустить ужасную смерть мамы? Ни за что на свете! Ни один сын не мог взять на душу подобный грех.
Сангай печально вздохнул. В этот момент женщины начали садиться в экипаж; он вышел из укрытия и незаметно присоединился к остальным.
Глава 8
15 декабря
Албемарл-стрит,
Лондон
Опираясь на руку Дела, Делия поднялась по лесенке первого из трех экипажей. Остановилась на верхней ступеньке: отсюда было хорошо видно, как слуги занимают места в двух других. Неожиданно из-за угла вышел индийский мальчик, которого Бесс называла пареньком полковника. Он что-то спросил у Джаная, а потом заговорил с Мустафой. Тот показал на крышу третьего экипажа. Мальчик энергично кивнул, с ловкостью обезьяны забрался наверх и устроился среди надежно уложенных вещей.