От размышлений меня отвлек Финиан, сжав мою руку в своей. Пришла пора выяснить отношения.

— Ты напрасно решил, что Грут…

— Все хорошо, милая. Когда ты вышла в холл, чтобы с ним поговорить, Фрэн все мне рассказала.

Я выпрямилась в кресле.

— Рассказала что?

— Что между вами ничего не было. Что голова у тебя сейчас занята совсем другим. Это я могу понять. Однако мысль о том, что ты мне изменяешь, просто невыносима. Извини, я все еще не в силах простить, что он так повел себя за моей спиной.

Что сделать с Фрэн при встрече — поблагодарить или придушить? Я совсем не в восторге оттого, что Финиан уже видит во мне свою собственность.

— У меня тоже забот хватает, — продолжал он, — и, пожалуй, оно к лучшему, что так получилось до свадьбы, а не после, согласна? По правде говоря, я немного завидую Груту — он свободен как ветер. А у меня на руках отец и Брукфилд — им нужна забота изо дня в день. И когда старик уйдет, все это никуда не денется. — Он обвел рукой сад. — До прошлого года я выезжал чаще, мог что-то посмотреть, консультировал, когда обращались. А неделю назад, после звонка из «Нэшнл траст», призадумался.

— Письмо от них ты наконец получил?

— Сегодня утром. До сих пор не решил, браться за проект или нет, но он прелюбопытный. До конца своих дней в 1744 году Александр Поп увлекался садоводством и написал пятисотстрочную поэму с описанием совершенного, с его точки зрения, сада. Он отправил ее другу — садовнику, а не поэту. В литературных кругах, где Поп вращался, о стихах ничего не знали, и они просто затерялись. А пять лет назад поэму выставили на аукционе вместе с принадлежавшими кому-то вещами, и «Нэшнл траст» ее приобрел. Там загорелись идеей воссоздать по тексту стихов мечту Попа и выбрали подходящий участок земли близ Туикинема, где он жил.

— Что ж, прекрасная возможность показать, на что ты способен. Хотя я не думала, что тот период тебе интересен. Ведь это ландшафтный дизайн в стиле Лонгвуд-Хауса?

— В том-то и дело, что нет — до тех времен Поп не дожил. У его сада более интимный характер. Если возьму проект, хотя бы на время освобожусь от влияния своих кумиров, Виты Саквиль-Уэст,[17] в частности.

— Значит, тебе действительно хочется принять участие?

— Еще бы! Только как оставить Брукфилд чуть ли не на три месяца? Разве что просить мою сестру Мэйв присмотреть за отцом.

— Рада, что наша свадьба не мешает твоим планам, — съязвила я.

— Не обижайся, Иллон, но, по-моему, брак не должен мешать работе. Неужели ты откажешься, если завтра тебе предложат стоящее дело за границей?

Не дожидаясь ответа, Финиан меня обнял.

— Извини, что так резко получилось. Просто… последние несколько дней места себе не нахожу, не знаю, как тебе лучше сказать…

Сердце у меня сжалось.

— Я собираюсь закрыть Брукфилд для публики на неопределенный срок. Не завтра, разумеется, в конце лета. Радости от него больше никакой. Хочется чего-то нового, хочется идти дальше. Меня просят написать серию книг, предлагают неплохой аванс, дают возможность путешествовать. Откажусь от заказа «Нэшнл траст», и поедем вместе — чем не медовый месяц?..

У меня перехватило дыхание, и я его оттолкнула.

— Прости, плечо болит. — Оно вправду болело. Правдой было и то, что я ничего подобного не ожидала. Как он мог задумать такое и принять решение сам, будто меня не существует? Я встала, потирая плечо и шею. — А еще синяк на лице — смотреть страшно, шея как деревянная, головы не повернуть. Всю ночь, видно, буду ворочаться, так что, если не возражаешь, спать лучше лягу одна.

— Конечно, конечно, я понимаю. — Его отвлекла осветившая небо вспышка. — Прекрасно все понимаю, — пробормотал он, провожая ее взглядом.

Впервые за много месяцев, оставшись ночевать в Брукфилде, я не спала в одной постели с Финианом. Отчасти потому, что смотрела на него уже другими глазами, но сказалось и действительно ужасное самочувствие. От неудобства и боли я несколько раз просыпалась среди ночи. И пока лежала без сна, лихорадочно искала связь между символами на витраже, пыталась понять причину, по которой статую Пресвятой Девы с Младенцем упрятали под землю. Хотя наша находка не была чудотворным образом, связь между ними вполне могла существовать — не случайно же витраж указывал на кладбище, где скрывали статую. Средневековым символам свойственна неоднозначная интерпретация, и, как мы убедились, они одновременно соотносились и с людьми, и с местоположением. Не стоит забывать о средневековом пристрастии к симметрии и противопоставлению: с одной стороны — ключ от небесных врат с мечом мученичества и Дева Мария, с другой — живые мертвецы-прокаженные и Мария Магдалина.

Я задумалась. Непорочная дева и падшая женщина. Одна — воплощение материнства, другая — женской сексуальности. Если Мария ассоциировалось с молоком, то Магдалина — с кровью. Но поскольку в те времена верили, что в теле кормящей матери менструальная кровь превращается в молоко, значит, две Марии есть две нераздельные стороны женской природы. Не в них ли все дело? И не их ли запечатлел в статуе мастер, сотворив ее не только матерью, но и соблазнительной женщиной? Она вполне могла стать причиной скандала, если кому-то пришло в голову, что это Мария Магдалина дает грудь Младенцу Иисусу. Не потому ли ее убрали подальше, что своим видом она смущала умы и взоры?

Обращение прилепили к нашей входной двери. Интересно, что спровоцировало проявление расовой нетерпимости в Каслбойне?

Когда в начале десятого утра я ехала по городу и видела какие-то листки на телефонных столбах, в витринах магазинов и под «дворниками» припаркованных вдоль дороги машин, то приняла их за очередное объявление муниципального совета по поводу карантина. Большинство магазинов было закрыто, на улицах — ни пешеходов, ни движущегося транспорта. Проезжая мимо бывшего кладбища Модлинс, я заметила на склоне трех человек в костюмах биозащиты. Из желтых ранцевых опрыскивателей они обрабатывали верхний участок поля, обнесенный оградой. Несмотря на заключение ЦИИЗ, власти решили принять меры предосторожности до начала строительных работ на участке. Подумав, что объявление именно об этом, я включила радио, однако программа новостей уже закончилась. Метеопрогноз предупреждал: после вчерашней грозы погода меняется — жара идет на спад, и привычное для Ирландии лето вступает в свои права. Так что мало вам карантина — ждите дождей и холода.

Подъехав к дому, я увидела, что те, кто развешивал объявления по городу, не обошли и его. Только, как оказалось, никакого отношения к муниципалитету они не имели.

Я сорвала листовку, скомкала ее и вошла в холл, подзывая Бу. Встречать хозяйку кот явно не спешил. Так он выражал свое недовольство, когда оставался один, хотя корма и воды у него хватало. Правда, потом неожиданно прибегал и терся о мои ноги, выбравшись из самого невероятного закутка — книжных стеллажей к примеру, — где, затаившись, дремал часами вроде инопланетного «существа» в финальной сцене «Чужого».

Стоя под душем, я услышала звонок телефона. Значит, аппарат в офисе тоже звонит. Куда подевалась Пегги?

Когда я вышла в холл, пытаясь высушить волосы полотенцем, на автоответчике было для меня сообщение. Нажав клавишу, я услышала замученный голос Грута:

— Привет. Пытался дозвониться по мобильному, но он отключен. Уже очень поздно, и я слишком устал, чтобы вдаваться в подробности. Когда мы последний раз виделись, забыл сказать, что анализы трупной жидкости совершенно сбили ЦИИЗ с толку. Отчасти потому они так долго тянули с результатами. Скажу для начала, что в гробу похоронили не одно тело. Вы, конечно, сразу подумали о матери и ребенке? Не так все просто. Ноготь, безусловно, принадлежал человеку; кроме того, в жидкости нашли человеческую ДНК. Что касается волос — это шерсть животного; по всей вероятности, собаки. Ну как новость? Мурашки по спине не бегают? Тогда доктор Франкенштейн прощается и говорит «спокойной ночи», хотя уже утро.