Сидя в офисе, я слушала программу новостей «Утро в Ирландии» по портативному радиоприемнику, стоявшему на письменном столе. Через десять минут после разговора с Дойлом приехали энергичные ребята из пожарной службы, засыпали пол опилками, чтобы впитался бензин, и посоветовали держать окна открытыми. По известным причинам последовать их рекомендации я не решилась и всю ночь ворочалась без сна, голая, под тонкой простыней, мучаясь от жары и невыносимого запаха бензиновых паров. В половине седьмого терпение кончилось, я встала, распахнула все окна и двери, приняла душ, оделась и пристроилась позавтракать во дворе, где ранним утром было еще относительно прохладно.

Тут из офиса донесся едва слышный, но настойчивый телефонный звонок — мобильный я отключила после того, как позвонила маме и объяснила, что ей придется остаться у сестры. Если Финиан, то выяснять отношения после вчерашнего рановато — пусть сначала остынет.

А если названивает не он, тогда кто? Слушая интервью с Пэттоном, я прикинула, что меня вполне мог разыскивать какой-нибудь журналист из той же программы. Хорошо, что сегодня в студии, как на электрическом стуле, сижу не я.

— И тем не менее, мистер Пэттон, «Айрленд тудей» поместила сообщение о «черной смерти» на первой полосе. В том же номере репортер Даррен Бирн утверждает, что вскрытие первой жертвы загадочного заболевания проводил южноафриканский патологоанатом, знакомый с проявлениями лихорадки Эбола. Так ли это?

— Происходящее в Каслбойне никакого отношения к болезни Эбола не имеет.

— Вы не ответили на вопрос, мистер Пэттон.

— Тот факт, что аутопсию поручили доктору Груту, не связан с его профессиональным опытом в области геморрагических заболеваний.

— Вы запретили въезд и выезд из Каслбойна до особого распоряжения, верно?

— Безусловно.

— Разве введение карантина для контроля над распространением инфекционных заболеваний не считают сегодня неактуальной и малоэффективной мерой?

— Не хотелось бы придираться к словам, но карантин предполагает строго установленный для разных заболеваний период изоляции. В данном случае из соображений предосторожности город окружен санитарным кордоном, чтобы болезнь не пошла дальше, пока выясняется, с чем мы имеем дело. Приходится выбирать между потенциальной опасностью заражения множества людей и правом на передвижение. Поверьте, изоляция, в которой оказался город — будем надеяться, всего на несколько дней, — не слишком высокая цена.

Ведущий хмыкнул.

— Едва ли жители Каслбойна с вами согласятся. Тем более что вы закрываете ворота конюшни, после того как лошадь сбежала, разве не так? Первый случай заболевания случился несколько дней назад. Масса людей могла с тех пор уехать из города.

— В условиях изоляции легче выявить контакты между инфицированными лицами в пределах города. А также, если понадобится, разыскать любого, кто подвергался опасности заражения и позже уехал из Каслбойна. Принимаемые меры соответствуют международным нормам и рекомендациям по локализации вспышек инфекционных заболеваний — раннее выявление, изоляция подвергшихся заражению, отслеживание контактов носителей инфекции.

— Помимо запрета на въезд и выезд из города, какие еще ограничения вводятся для жителей Каслбойна?

— Хорошо, что спросили. Кроме въезда и выезда — никаких. Мы только просим горожан добровольно следовать рекомендациям: закрыть школы и дошкольные учреждения, отменить или приостановить виды деятельности, предполагающие массовые скопления людей — например концерты и рыночную торговлю, — а также советуем выходить на работу в основном служащим, занятым в структурах жизнеобеспечения города. Другими словами, чем меньше общения между людьми, тем меньше риск распространении инфекции. В прошлом нам уже приходилось вводить некоторые ограничения в связи со вспышкой ящура, теперь мы тоже надеемся на понимание со стороны граждан.

— И долго такой режим продлится? Сколько времени Каслбойн будет отрезан от мира?

— Пока не удастся выявить возбудитель болезни и способ передачи инфекции.

— Понятно. Благодарю вас, мистер Пэттон.

Не успела я выключить приемник, как опять зазвонил телефон и одновременно явилась Пегги.

Если в моей манере одеваться было что-то от хамелеона, то Пегги напоминала млекопитающее, цвет меха которого зависит от времени года, или птицу, преображающуюся в брачный период. Не раз и не два, придя поутру в офис, я обнаруживала за секретарским столом незнакомую особу и не сразу соображала, что передо мной Пегги в незнакомом обличье: новая прическа и цвет волос плюс полная ревизия гардероба. Как правило, метаморфозы были выдержаны в стиле ретро, который по неизвестным причинам она предпочитала. Единственной константой ее внешности была пышная — на чей-то вкус, возможно, слишком — фигура. Пегги совершенно не интересовали ни наставления специалистов по шейпингу, ни рекламируемые знаменитостями преходящие диетические увлечения.

Я еще не успела привыкнуть к тому, что две недели назад из бледной, с черными тенями вокруг глаз героини-вамп немого кино двадцатых годов она превратилась в модницу 1950-х — крашеную перманентную блондинку с умилительными завитками-локонами на висках. Сегодня утром на ней была светло-зеленая атласная блузка с большим мягким воротником и рукавами три четверти с манжетами, заправленная в черную обтягивающую юбку-карандаш. Тонкую, на удивление, талию стягивал широкий красный пояс с непомерно большой круглой пряжкой. Довершали наряд такие же красные, на высоких каблуках босоножки с открытыми пальцами.

Я почувствовала себя бедной родственницей. С утра день снова обещал быть необычайно жарким, поэтому шорты, майка и панталеты показались мне вполне уместными.

Состроив гримасу, Пегги прикрыла ладонью микрофон телефонной трубки.

— Из программы «Утро в Ирландии», будете разговаривать? — спросила она шепотом и заранее отрицательно замотала головой.

Я просигнализировала — ни за что.

— Ее нет, — перевела Пегги.

Я прочертила в воздухе вертикальную черту и рядом кружок.

Пегги все поняла.

— Вернется в десять. Что передать?.. Угу… Оставили несколько сообщений на автоответчике. Что вы говорите? И по мобильному… Ясно. Звоните позже. Она будет рада вас слышать.

Пегги положила трубку.

— Программа заканчивается в девять, — повторила она слова звонившего.

— Знаю. Только интервью не хватало. Но, чувствую, в покое меня не оставят.

— Из-за эпидемии?

— К несчастью. Кстати, спасибо, что вчера держала оборону.

— Работа такая. Хочу спросить — мы в чем-то виноваты? Я имею в виду эпидемию.

Я покачала головой.

— Как на духу говорю — не думаю. Однако хочу помочь тем, кто проводит расследование, и поддерживаю связь со специалистами из больницы Святого Лоумана.

— Болезнь распространяется? Правда, что мы все заразимся?

— Если честно — не знаю, хотя сомнительно. На мой взгляд, Служба здравоохранения перестраховывается. Просто ни одно правительство не захочет показаться бездеятельным, когда под носом разгорается эпидемия и тысячи людей могут погибнуть.

— На улицах толпится народ — обсуждают происходящее; некоторые магазины закрылись; на пять часов пополудни назначена специальная месса во избавление.

— Во избавление?

— От эпидемии чумы. — Пегги принюхалась. — Вы заметили, как у нас бензином несет?

— Я вчера разлила нечаянно. — Не было смысла пугать ее лишний раз. — О мессе ты откуда узнала?

— Отец Берк выступал по городскому радио. Он и вашу статую вспоминал.

— Да ну? И что же он…

Снова зазвонил телефон. Пегги сняла трубку и опять прикрыла ладонью микрофон.

— На этот раз из газеты.

Я встала из-за стола.

— Ухожу. Пока меня не будет, кое-что сделаешь. Постарайся разузнать номер телефона Гейл на Тенерифе и позвони ей. Скажешь, мне нужно с ней поговорить. — Я посмотрела на часы. — Пусть ждет моего звонка в час дня. Дело важное.

Подхватив кожаный чемоданчик, телефон и ключи от машины, я шагнула навстречу чудесному летнему утру.