— Повернись другой щекой и дай посмотреть.

На шоссе никого не было, поэтому Кэтрин послушно повертела головой, после чего вновь устремила все свое внимание на дорогу.

— Как бы мне хотелось дать ему еще разок...

— Ты и так его достаточно избил... Впрочем, как и он тебя, — содрогнулась она, вспомнив ужасную схватку. — Вы дрались без правил, как дикие звери.

— Какие могут быть правила, если мы старались прикончить друг друга.

Кэтрин с ужасом оглянулась на него. Каким нежным он может быть с ней и каким жестоким — с врагами!

Они приехали в больницу, и Кэтрин передала Колина в руки врачей. Но сначала он настоял на том, чтобы они осмотрели ее челюсть. В итоге она получила пакет со льдом и осталась в комнате ожидания, а его повезли на рентген. После этого наложили фиксирующую повязку на грудную клетку и наложили швы на рассеченный висок. Из госпиталя они поехали в полицейский участок, чтобы запротоколировать показания.

В конце дня Кэтрин привезла Колина обратно домой. Когда они вошли в кухню, она сразу же увидела записку на столе:

«Дорогие Кэтрин и Колин! 

Приехал отец, мы взяли Эмилию и уехали к себе. Если все будет в порядке, мы хотели бы оставить ее у себя на всю ночь. Пусть опробует новую колыбель, которую Уилл для нее изготовил. Позвоните нам, когда приедете. 

С любовью, мама».

— Ты сможешь им позвонить? — спросила Кэтрин, прочитав записку вслух.

— Лучше ты, но для начала принеси мне пива.

— А как насчет хорошего бифштекса? Сегодня ты его честно заработал.

— Звучит заманчиво. — Он подошел к ней и положил руки на плечи. — А ведь я думал, что мне не удастся догнать вас снова. Это просто чудо, что я никуда не уехал.

— Я просила твою мать не звонить тебе.

— Знаю, но она поступила по-своему и, согласись, заслуживает за это благодарности.

— Разумеется, — кивнула Кэтрин и слегка улыбнулась. — Как жаль, что на тебе места живого нет — тебя даже поцеловать нельзя!

— А ты попробуй, — предложил он.

Через час они поужинали, а затем Колин продемонстрировал ей на полу у камина, что такой мужчина, как он, даже со сломанными ребрами способен творить чудеса.

На следующее утро Кэтрин отчетливо поняла: нет больше причин для того, чтобы продлевать агонию расставания. Колин уже все для себя мог решить, и если до сих пор не сделал ей предложения, то надо просто уезжать — и чем скорее, тем лучше.

Она встала еще до восхода солнца, надела джинсы, голубую рубашку и пошла искать Колина. Он сидел за кухонным столом и при виде ее сразу встал.

— А я думал, что сумел выйти из спальни, не разбудив тебя.

— Я больше не хочу спать. Сейчас я пойду в душ, а затем начну собираться.

В его глазах что-то блеснуло, но он сдержался и лишь кивнул.

— Чего хочешь — сока или кофе?

— Сока, — сухо ответила она, вспомнив, как осторожно и упоенно они вчера занимались любовью, стараясь не повредить его сломанные ребра. Волосы Колина были связаны кожаной лентой, открывая лицо, на котором повсюду темнели синяки. И все равно, даже таким им нельзя было не восхищаться!

Повернув голову, он заметил ее изучающий взгляд, но ничего не сказал. Внезапно он поставил кувшин на стол, подошел к Кэтрин и обнял ее за талию. Они страстно поцеловались, но затем она вырвалась. По выражению его глаз нельзя было понять, о чем он думает, и все же она чувствовала, что в его душе происходит какая-то борьба. Ну почему он так упорно противится зову своего сердца?

Кэтрин села за стол и принялась завтракать, едва сдерживая слезы. Она любила этого дикого и странного человека с каменным сердцем! Вымыв посуду, она направилась к телефону. Заказав билет до Сан-Франциско на полдень сегодняшнего дня, она повернулась к Колину, который молча и сумрачно следил за ней.

— Я нашла подходящий рейс, — объявила она. — В десять минут первого, из Оклахома-Сити, с остановкой в Финиксе.

— Но зачем, ведь теперь тебе ничто не угрожает? — Он снова подошел и обнял ее. — О Боже, как же я боюсь тебя потерять!

Он увлек ее на кровать, и они еще целый час — мучительно-сладостный час! — занимались любовью. В момент самых яростных содроганий, когда они действовали в унисон, становясь единым целым, она теряла контроль над собой и выкрикивала откровенные признания:

— Колин, я люблю тебя и всегда буду любить!

Кэтрин словно попала в какой-то порочный круг — отдавала ему свое сердце и при этом теряла его навеки. В момент оргазма она яростно прижималась к нему, пытаясь соединиться с ним как можно теснее...

— Я буду скучать по тебе, — была его первая фраза, когда они успокоились. Но ведь она-то ждала от него совсем других слов!

Ну, скажи, скажи мне, чтобы я осталась! — мысленно умоляла она, поглаживая его голову и спину. Скажи это, Колин!

По он промолчал, и ей не оставалось ничего другого, как встать с постели и отправиться в душ.

В девять утра они заехали к его родителям, взяли Эмилию и попрощались.

По дороге в аэропорт Кэтрин впала в какое-то оцепенение. Она просто не знала, о чем еще говорить. Она безумно любит этого человека — и теряет его навсегда. А он упорно не хочет признаться ей в своих чувствах, хотя сжимает руль с такой силой, что белеют костяшки разбитых во вчерашней драке пальцев, да молча играет желваками. Его темные глаза пылают каким-то дьявольским огнем. Кэтрин хотелось крикнуть ему в лицо: «Остановись и подумай о том, что мы делаем!» — но, поневоле заражаясь его упрямством, она только яростно кусала губы.

И вот они уже стоят возле стойки билетного контроля. Колин целует ее и прощается, берет на руки Эмилию и нежно прижимает к себе. Кэтрин видит, как по его темной щеке медленно ползет слеза, и изо всех сил пытается не расплакаться. Ну что за упрямый осел, почему он так мучает их обоих?

Колин с трудом выпускает девочку из объятий и передает ее Кэтрин. И вот она уже идет по коридору, направляясь к взлетной полосе. Распущенные рыжие волосы развеваются на ветру, а Эмилия прислонилась к плечу матери и смотрит назад, на него. Он хотел броситься за ними и вернуть — но не мог сделать ни шагу, словно прирос к месту. Еще минута — и они окончательно скроются из виду, а ему, с его разбитым сердцем, придется вернуться к проклятой пустоте.

— Сэр? Сотрудница аэропорта вопросительно смотрела на него, и Колин отвернулся, поспешно смахнув слезы. Последний раз он чувствовал себя таким разбитым два года назад, когда умерла Дана. Сейчас он мысленно проклинал все на свете. Ну почему так болит сердце, и зачем он так неосторожно влюбился в эту женщину и ее крошечную дочь? Задрав голову, он проследил затуманенным взором за их самолетом, взлетевшим в небо.

Ну вот и все — они навсегда улетели из его жизни... Ему вдруг захотелось что-нибудь разбить, сокрушить, опрокинуть, и он с трудом совладал с собой. На то, чтобы удержать Кэтрин, у него было целое утро — так почему же он этого не сделал? Больше всего на свете он боялся разбить свое сердце, и вот — «за что боролся, на то и напоролся». Ведь он сам нанес себе самый болезненный удар, позволив им улететь!

Самолет уже скрылся из виду, небо опустело. Колин сунул руки в карманы и медленно пошел прочь. Сев за руль машины, он выехал с автостоянки, продолжая непрерывно думать о том, что всего несколько минут назад совершил величайшую ошибку в своей жизни.

Резко затормозив, он с силой стукнул себя по лбу и даже застонал от боли.

— Какой же я болван, что позволил им улететь!

Самолет набрал скорость и взмыл и голубое небо. Яркое полуденное солнце заливало окна иллюминаторов. Кэтрин непрерывно вытирала глаза и укачивала Эмилию, которая вела себя очень беспокойно, словно ей передавались переживания матери.