— Если вам действительно нужно, — сказала Марша, — я приду на собрание и скажу все, что вы хотите. Но прежде лучше хорошенько подумайте, милая, а то как бы Дэймон не пришел в ярость, узнав о ваших планах.

Тея сидела на любимом месте тети, у окна, и любовалась порозовевшим под лучами закатного солнца озером. Ее мысли снова и снова возвращались к тому, что она успела узнать о Дэймоне за эту неделю. Все, с кем она говорила, почти слово в слово повторяли то, что сказала Марша.

Конечно, нельзя сказать, что он всем нравился: некоторым его образ байкера казался не только глупым, но и раздражающим. Тем не менее они утверждали, что никого другого не наняли бы строить свой дом. Многие согласились прийти на заседание, а те, кто симпатизировал ему, — даже выступить.

Это все Тею не волновало. Она нисколько не сомневалась, что в этом смысле все делает правильно. Проблема носила сердечный характер.

Почему она до сих пор не сказала ему, что любит его? Она должна была сделать это, как только разобралась в своих чувствах, и черт с ними, с последствиями! Вместо этого, запугав себя вирусом Пребблов, она ждала, пока он сам ответит на ее чувства.

А теперь? Что она скажет теперь? Дорогой Дэймон, узнав, что ты преуспевающий бизнесмен, я сразу в тебя влюбилась?

Рев мотоцикла привлек ее внимание к дороге. Дэймон ехал быстрее обычного, не снижая скорости на поворотах, отчего его почти заносило. А когда он слез и направился к двери, у нее не осталось ни капли сомнения в том, что он в ярости. Это читалось в каждом его движении. Желудок Теи болезненно сжался. Она слишком хорошо представляла себе причину его ярости.

Сообразив, что в его нынешнем состоянии спальня не самое лучшее место для разговоров, Тея на бешеной скорости помчалась на первый этаж.

Она подбежала к двери как раз в тот момент, когда он распахивал ее.

— Дэймон…

— Что ты о себе возомнила? — закричал он без всякого вступления. — С чего ты взяла, что имеешь право вмешиваться в мои дела?

Тея на секунду закрыла глаза, собирая в кулак всю свою волю.

— Я бы не стала называть это вмешательством, Дэймон. В конце концов, меня это тоже касается. То есть будет касаться, если мне удастся получить лицензию.

— Ну конечно, не вмешательство. А если я позвоню тому педанту, за которого твой старик хочет тебя выдать, и начну расспрашивать его о тебе? Как ты назовешь это?

— Это совсем разные вещи, — возразила Тея. — Я же не звоню твоим подружкам. Я просто поболтала с…

— А откуда ты можешь знать, кто мои подружки? — не сдавался Дэймон.

— Ну конечно, я не могу этого знать, — признала Тея. — Я просто… предположила… — Она покраснела.

Дэймон схватил ее за руку и втолкнул в гостиную. Хоть Тея и успела уже снять чехлы с мебели и сделать кое-какую уборку, комната по-прежнему выглядела необитаемой. Тяжелые бархатные портьеры, обрамлявшие затемненные окна, лишь усугубляли ее угрюмость.

Дэймон толкнул ее на стул времен королевы Анны, обивка которого так сильно выцвела, что о первоначальном цвете оставалось только догадываться. Тея села, а Дэймон остался стоять, нависая над ней, отчего у нее возникло ощущение, что она уже проиграла в их споре.

— Дэймон, никто не говорит о твоих подружках. Я выясняю все, что касается работы. Мне нужна лицензия, а репутация моего подрядчика выступает условием ее получения. Я просто собрала кое-какие аргументы, чтобы выступить на заседании.

— Говори только о себе, меня не надо впутывать.

— Я не смогу выиграть, не впутав тебя.

Дэймон схватил ее за руки и склонился над ней. В его глазах светилась самая настоящая злоба.

— Еще раз повторяю: не вмешивайся не в свое дело, Преббл. Ты же совершенно не понимаешь, во что влезла. И никогда не поймешь.

Тея закрыла глаза; она не могла здраво рассуждать, глядя на него.

— Чего я не понимаю? — Она открыла глаза и привстала. — Ведь я знаю тебя не хуже Доры.

— Ничего подобного! — Он снова бросил ее на деформировавшееся от времени сиденье. — Мы с Дорой отщепенцы. А ты нет, ты всегда была паинькой и следовала всяким там правилам и приличиям.

Тея открыла рот, чтобы возразить, но не смогла произнести ни слова. С этим не поспоришь, он прав. Она никогда не противостояла обществу, по крайней мере по-настоящему. Даже затеяв это дело с пансионом против отцовского желания, она оставалась в рамках благоприличия, которые отвергал Дэймон.

Она взяла его лицо в ладони.

— Завтра вечером, когда твои друзья будут говорить о тебе…

Он оперся руками о подлокотники ее кресла.

— Никто не будет обо мне говорить, — его голос был холоден и решителен.

— Но почему? — закричала Тея. — Этому недоразумению пора положить конец. Ты же вредишь самому себе!

— Если ты считаешь, что я собираюсь пресмыкаться перед этими столпами общества, то я вообще не желаю тебя знать. — На щеке его задрожал мускул. — Скорее всего, они уже и так знают все то, что ты собираешься им рассказать, ведь это их работа. Они обязаны это знать, перед тем как голосовать по вопросу о твоей лицензии. Не обязаны, скажешь?

— Ну конечно, обязаны, — ответила Тея. — Но никто не идеален. Это маленький городок. Они считают, что и так все знают. Но дело не в них, а в тебе.

— Ты не сделаешь этого, Тея, — твердо заявил Дэймон. — Это слишком похоже на вымаливание прощения за мои прошлые грехи. А я отказываюсь признавать, что в чем-то виноват перед ними.

— Ты и не виноват, Дэймон. Ты был ребенком, а они не захотели тебе помочь. После завтрашнего вечера они осознают свою вину. Поймут, что всего в жизни ты добился сам, а единственной твоей опорой была старушка. — Тея положила ему руку на грудь, чтобы отодвинуть от себя. — Они сами попросят твоего прощения, если это столь важно для тебя!

— Не попросят, потому что не услышат ни слова из твоей адвокатской речи. — Он уже не спорил — просто приказывал.

Это проявление мужского упрямства было столь бессмысленным, что Тея чуть не расплакалась. Не из-за себя, не из-за лицензии, а из-за Дэймона — он был единственным виновником своей изоляции. Он был упрямцем и гордецом, и это мешало ему думать разумно. А всегда считается, что именно так себя ведут женщины.

Так вела бы себя Тея, если бы оказалась на его месте. Но речь шла о Дэймоне.

— Тея Берч, ты клянешься, что ни при каких условиях не проболтаешься о том, что я просил тебя сохранить в тайне?

— Я уже говорила тебе, что сохраню в секрете все, что ты доверил мне. То, что я собираюсь завтра сообщить всем, я узнала не от тебя. — Солнце спустилось за горы, пропитавшийся сосновым запахом воздух стал еще холоднее. Тея вздрогнула и потерла замерзающие руки. — Собрать нужные сведения было не так уж сложно, ты все-таки не секретный агент.

— Вот именно. Любой может составить обо мне собственное мнение. Так что и не надейся удивить их чем-нибудь новеньким.

Заметив, что она дрожит от холода и делает жалкие попытки согреться, он снял свитер и натянул на нее. Тепло свитера окутало Тею до колен. Она почувствовала характерный мужской запах — смесь пота, мыла, свежесрубленного дерева и дорожной пыли — и не удержалась от умиротворенного вздоха.

— Ты делаешь ошибку, Дэймон.

— Это касается только меня.

Тея тяжело опустила плечи.

— Меня тоже, Дэймон. Ты забыл о лицензии?

— Ты добьешься ее в любом случае. — Он пытался скрыть боль за злостью. — Если тебя волнует только это, то я уверен, что ты найдешь другой способ.

— Разумеется, меня волнует не только это, ты, болван! — Она размахивала руками в слишком длинных для нее рукавах. — Я не хочу… чтобы ты и дальше чувствовал себя отщепенцем. Ты заслуживаешь лучшего.

Дэймон взял обе ее руки.

— Я думал, ты другая, Преббл! Я думал, тебе по нраву жизнь на свободе. — Он покачал головой. — Но нет. Теперь, узнав, что я не так уж и плох, ты пытаешься втиснуть меня в свои рамки.

— О Дэймон! — Будь у нее хоть одна свободная рука, она бы наверняка влепила ему пощечину. Он, видимо, догадался об этом и сильнее сжал ее руки. — Неужели ты ничего не понимаешь? Я же люблю тебя! Я скажу об этом отцу и Челси, скажу городскому совету, скажу всему миру. И единственным человеком, который мне не поверит, будешь ты!