— … что Бог сжалится над Петрой и приберет ее, хотели вы сказать? — закончила за него Норма.

Барски кивнул.

— Бедная Дорис! Ведь Петра — ее лучшая подруга…

Резко зазвонил телефон. Барски снял трубку.

— Да, Александра? — Выслушав несколько первых фраз, вскочил, как ужаленный. — Что?.. Не может этого быть… Как так… Но кто… Ведь это… Оставайтесь на месте… Не имеет значения… Иду! Иду!

Барски положил трубку. Пораженный услышанным, он даже пошатнулся.

— Звонила моя коллега Александра Гордон. Каплан и Хольстен отправили тело Тома на вскрытие в анатомичку…

— И что же?

— Человек, который лежит на столе, — не Том! Александра оказалась там буквально в последний момент… Патологоанатом хотел было приступить уже к операции… Это другой покойник… А кто — неизвестно…

— Я с вами.

Барски с сомнением посмотрел на Норму.

— Лучше бы вам остаться здесь.

— Нет, я должна это видеть, — отрезала Норма.

Отвратительно пахло дезинфекцией.

Стены огромного подвального помещения выложены кафельной плиткой. В длинной стене множество железных дверей. Норма знала, что за ними — трупы в продолговатых металлических ящиках. Ей несколько раз приходилось уже бывать в подобных залах, но и сейчас у нее перехватило дыхание от этой жуткой атмосферы. К горлу подступила тошнота. Здесь же стоял десяток наклонных стальных столов с желобами по бокам. И вдобавок ко всему — неоновые светильники под потолком.

Норма вместе с Александрой Гордон и Барски стояла перед одним из столов. На нем лежал труп мужчины лет тридцати. Кожа у него голубовато-белая. По другую сторону стояли патологоанатом и его ассистент. Оба в пластиковых накидках поверх халатов и в длинных резиновых перчатках. Рядом с ассистентом на высокой подставке лежали пилы для костей, скальпели и острые ножи. Все не сводили глаз с мертвеца. Из неплотно закрытого крана капала вода. Этот звук казался назойливо-громким в царившей здесь тишине.

Наконец Александра Гордон сказала:

— Господин Клуге позвонил мне и сказал, что готов к вскрытию. Харальд просил начинать как можно скорее. Вот я и спустилась сюда. И, конечно, сразу увидела, что это не Том.

Англичанка была высокой и худой, густые каштановые волосы зачесаны назад и перехвачены на затылке ленточкой.

В Бейруте мы с Пьером были в анатомичке Американского госпиталя, подумала Норма. Нас вызвали для опознания погибшего корреспондента Си-би-эс Томми Коэна. Мы с ним дружили. Томми попал в голову осколок снаряда, и все лицо разворотило. Его труп подобрали французы из частей ООН. Мы знали, что на левой ноге у Томми не хватает трех пальцев, в том числе и большого. Он однажды наступил на мину — ему еще повезло. В теле застряло множество мелких осколков. Но такие раны могли оказаться и у другого человека. Пьер однажды подарил Томми перстень из слоновой кости с маленькой звездой из нефрита. Как талисман. Многие из нас были суеверны, а многие стали суеверными в Бейруте. Я сама подарила Пьеру цепочку с листиком клевера. Сейчас ее ношу я. Не принесла она Пьеру счастье, не уберегла. Кольцо тоже не уберегло Томми. Но по нему мы Томми опознали. Вот и все, на что годятся дареные талисманы — по ним можно опознать покойника.

— Я ни при чем, — сказал Клуге, — на бирке написано «Доктор Томас Штайнбах», его данные и время смерти.

Он приподнял картонный квадрат, привязанный шнурком к большому пальцу правой ноги умершего. Барски наклонился, прочел и выругался по-польски.

В Бейруте, подумала Норма, патологи работали за несколькими столами одновременно. Вскрывая женщину, один из них курил. А его ассистент пил молоко. Прямо из бутылки. В бейрутской жаре молоко быстро скисает. Поэтому многие врачи держали его в холодных анатомичках.

Но здесь не Бейрут, тут иная ситуация. И отнюдь не менее страшная по-своему… Она услышала голос Барски:

— Каким образом он сюда попал?

— Обычным путем, — ответил Клуге, напоминавший борца классического стиля. — Два санитара привезли его на металлической каталке.

— Их фамилии?

— Откуда мне знать. Здесь их хватает!..

— И откуда, вы говорите, они привезли труп?

— Понятия не имею. Вы же знаете эту братию, слова из них не выжмешь. Сунули мне бумагу с указанием о вскрытии, а я подписал другую, что труп принят.

— Где эта бумага?

— Вон там.

Барски подошел к соседнему стальному столу и взял лежавший на нем формуляр.

— «Доктор Томас Штайнбах», — прочел он. — Все совпадает.

— Конечно, совпадает, а вы как думали?

Распахнулась дверь, и в зале, задыхаясь от быстрой ходьбы, появился Харальд Хольстен.

— Александра! Зачем вы меня искали?

И сразу заметил зачем. Занятно, подумала Норма. Сейчас его веко не подергивается.

— Что за чертовщина?!

— Я очень надеюсь услышать это от тебя, — сказала Александра Гордон с нескрываемой злостью.

Если так пойдет дальше, они все, чего доброго, передерутся, подумала Норма. Неужели кто-то этого только и добивается? Но кто?

— Что значит — от меня? — повысил голос Хольстен.

— Не кричи! — сказал Барски.

— Пусть Александра сама не разговаривает со мной на повышенных тонах, — ответил Хольстен. — Все знают, что она терпеть меня не может. Но мы как-никак работаем в одной группе. И я требую…

— Да, да, да, — махнул рукой Барски. — Ясно. Понятно. Как Тома увозили из инфекционного отделения?

— В пластиковой накидке, в жестяной «ванне», через инфекционный шлюз — как всегда у нас увозят покойников. За ним пришли два санитара. В защитных костюмах, конечно.

Норма прислонилась спиной к кафельной стене. Она едва держалась на ногах. Глаза ее то и дело закрывались. Этого ты не вынесешь, сказала она себе. Нет, черт побери, ты должна вынести! Ты должна разобраться в том, что здесь творится. Они убили твоего сына. Ты вызвалась найти убийц. Значит, должна вынести все. И точка.

— Ты их знал, санитаров?

— Я? Откуда? И вообще, за перевозку отвечал Эли, я тебе объяснял! Что вы на меня пялитесь, будь оно проклято!

— Никто на тебя не пялится, Харальд. Не ломай комедию! Но бирку-то, по крайней мере, писал ты? Или нет?

— Я! А то кто же! И к большому пальцу привязал!

— Вот эту самую бирку?

Хольстен нагнулся и внимательно рассмотрел ее. Сейчас веко опять задергалось, подумала Норма.

— Да, бирка та самая. И почерк мой. Что теперь обо мне подумают?

Норме вспомнилось все, что Киоси Сасаки из Ниццы говорил о сильных мира сего и о предательстве. Во что бы то ни стало нужно немедленно связаться с Алвином, подумала она.

— Ну, что будем делать? — спросил доктор Клуге, человек с бычьей шеей и квадратным черепом. — Вскрываем или нет? Знаете, сколько у меня работы? — И он указал на железные двери в стене. — Почти все ниши заняты. А сколько их еще привезут сегодня! Трое из наших в отпуске. Кроме меня, работает только один патологоанатом. Летом вечно одна и та же канитель. Ну так как?

— А никак, — ответил Барски. — Это не наш труп. Мы даже представления не имеем, откуда он взялся. Разве вы, коллега, не видите, что произошла подмена? Может быть, этого вскрывать нельзя. Положите его на лед. Пока не выяснится, кто он и откуда.

— Нечего на мне срывать зло, — рявкнул Хольстен.

— Да кто срывает на тебе зло, дружище? — спросил Барски. — Успокойся! Откуда можно позвонить?

— По коридору направо, последняя дверь с табличкой «Вход воспрещен», — сказал Клуге и без всякого перехода выпалил: — Давайте этого на лед! Возьмемся для начала за рак матки? Где она?

Барски так торопился, что Норма едва за ним поспевала. За ее спиной о чем-то переругивались Хольстен и англичанка. Перед умывальником в кабинете стояла девушка в джинсах и рубашке навыпуск, прикрытых спереди резиновым фартуком. Она мыла колбы и пробирки для патологоанатомов. Косметики она не пожалела, светлые патлы свисали во все стороны и почти закрывали лицо. На голове — наушники магнитофона. Тело ее подрагивало в ритме неслышной для остальных музыки. Девушка мыла стекло, пританцовывала и подпевала певцу, которого слышала в комнате она одна: