Я одна. Довольно долго одна. А как долго? Десять минут, два часа? Не могу сказать точно.

Наручники натирают мне запястья. Слышу чьи-то шаги. Они приближаются. Они близко. Совсем близко. Мужской кашель. Этот человек снимает с меня наручники. Видно, он следит за собой — пахнет дорогим одеколоном.

— Здравствуйте, фрау Десмонд, — произносит этот человек. — Мы с вами знакомы. Во всяком случае, знаем голоса друг друга.

Норма молчит.

— Здесь не слишком-то удобно. Сожалею. Но ничего другого предложить вам не могу. Не могу я, к сожалению, и снять повязку с ваших глаз. Сейчас вам принесут кофе и кое-что поесть. Я ваши чувства понимаю, для нас это тоже непривычная ситуация. Нам придется кормить вас. Причем с ложечки. И отводить вас в туалет. По-другому не получится. Вы уж извините. Здесь есть походная кровать. Видеть вы не сможете, но прилечь — пожалуйста, когда захотите. Насчет того, чтобы помыться, — это вряд ли.

Хочу вас проинформировать: доктор Барски во всем идет нам навстречу. Плата из института уже в наших руках. Код он нам тоже передал. Мы ждем теперь копий с результатами опытов из банковского сейфа. Разумеется, сначала наши специалисты проверят, тот ли это материал. Если захотите курить, скажите, вам дадут сигарету.

— Что с ребенком? — было первым вопросом Нормы.

Небольшой продовольственный магазин, принадлежащий супругам Августу и Дитлинде Аммерсенам, находился на Люнебургерштрассе в пешеходной зоне района Харбург, что на левом берегу Эльбы. Отсюда рукой подать до Черных гор, отрогов Люнебургской пустоши…

Август Аммерсен открыл магазинчик как обычно — ровно в семь утра. И к половине восьмого в зале собралось довольно много покупателей. У прилавка толпились мужчины и женщины, которых обслуживали сам Аммерсен и две молоденькие продавщицы.

Сначала никто не заметил девочку, вошедшую в магазинчик. Вид у нее был удрученный, она нетвердо держалась на ногах. Одна из стоявших у прилавка женщин резко и как-то неловко повернулась, столкнулась с девочкой, и та упала, тихонько вскрикнув.

Женщина опустилась рядом с ребенком на колени.

— Ох, извини меня, малышка, я не хотела… Ты откуда? Как тебя зовут? Боже, что у тебя за вид?

Бледная-бледная, с кругами под глазами, с всклокоченными волосами — вот как выглядела девочка. Она лежала на спине с широко открытыми глазами, потеряв от страха дар речи.

— Говори же! — воскликнула женщина, стоявшая рядом с ней на коленях. — Хоть слово скажи! Не бойся! Тебя никто не обидит.

Вокруг ребенка, лежавшего на цементном полу, собрались почти все покупатели.

— Она не из местных…

— Как тебя зовут?..

— Откуда ты пришла сюда?

— Скажи, как тебя зовут!

— Фрау Аммерсен, фрау Аммерсен, позвоните в полицию!

— И врача надо вызвать! Девочка не в себе! Посмотрите на нее!

— Ужасно! Бедная крошка!

— Наверное, она из семьи «гастарбайтеров»! Иначе не шлялась бы по улицам в такую пору!

— О Боже, Боже, она плачет!

— Смотрите, на запястье у нее запекшаяся кровь!..

— Я же говорю, она не в себе!

— Фрау Аммерсен, что же вы!..

— Звоню, звоню!..

— Меня зовут Еля Барски, — сказала маленькая девочка. — Пожалуйста, найдите папу.

— А ты номер телефона помнишь?

— Да.

— Говори!

Девочка ничего не сказала, а горько расплакалась.

— Какой номер телефона? Скажи нам! Какой номер телефона?

— Фрау Десмонд! — У ее кровати стоял мужчина.

— Да? — Она по-прежнему была в наручниках и с завязанными глазами.

— Сейчас мы вас отправим.

— Вы отпустите меня?

— Да. — От него пахло крепким мужским одеколоном.

— Каким же это образом? — удивилась она. — Вы же сказали, что потребуется оценка материалов специалистами.

— Мы ее получили.

— Какой сегодня день?

— Среда.

— А какое число?

— Восьмое октября.

— Восьмое октября? Утром восьмого вы привезли меня сюда. Сейчас что, день или вечер?

— Поздний вечер… Но перед отправкой мы должны сделать вам один укол. Поди сюда! — Послышались шаги, они все ближе, ближе — и Норма не на шутку испугалась. — Это не больно… — проговорил надушенный мужчина. — Времени у нас в обрез… Ну, давай!

Чьи-то руки ощупали ее, нашли молнию на юбке, расстегнули ее, сняли юбку, а потом и трусики.

— На живот, на живот лягте! — Она откатилась чуть в сторону и уткнулась лицом в подушку.

Кто-то дрожащей рукой протирал ей кожу на ягодице влажной ватой. И вот она ощутила укол.

— Все, проехали. Вы храбрая дама!

Она вдруг почувствовала жар во всем теле.

— Вам жарко, да?

Норма кивнула.

— Хорошо, значит, подействовало. — И, обратившись к делавшему укол, повысил голос: — Сматываемся! Все! Передай остальным! Мы с тобой последними. Через пять минут она уснет.

Я усну, подумала Норма, а тело ее будто свинцом наливалось.

— Будьте здоровы, мадам. И извините нас за несколько сомнительное обращение с вами. Другого выхода у нас не было.

«Сомнительное обращение». «Другого выхода у нас не было». Что они сейчас со мной сделают? Куда меня…

Ей снилось, будто они с Барски едут по автобану. Ночь, небо звездное, бездонное, очень тепло. Встречный ветер ласкает лицо.

Почему это я лежу здесь? — подумала она. — Я ведь в машине.

Почему я лежу, а не сижу рядом с ним! Открыв глаза, убедилась, что действительно лежит на заднем сиденье «вольво». За рулем — Барски. Сначала она смутно различала только его размытый силуэт; пока зрение полностью вернулось к ней, прошло некоторое время. Она немного приподнялась. И действительно — они едут по автобану. Вот навстречу им попалась легковая машина с зажженными фарами и подфарниками. От яркого света она ощутила резь в глазах. А потом мимо них стали проноситься одна машина за другой.

— Ян, — произнесла она, и сама удивилась, до чего у нее охрип голос. Прокашлялась.

— Да, — сказал он. — Да, любимая. Проснулась наконец?

— Н-да. — Она села, откинулась на спинку сиденья. И подумала: от меня воняет. Стыд-то какой! Я там у них провоняла насквозь. Сев вполоборота, Барски протянул ей руку. — Ян… — прошептала она. — Ян…

— Хорошая ты моя! Красавица ты моя! — проговорил Барски. — Я тебя люблю.

— Ян… — взглянув через его плечо, с испугом увидела на спидометре цифру двести двадцать. — Куда ты так гонишь? Не дури!

— Это Сондерсен такую скорость задает.

— Сондерсен? А где он?

— Перед нами… Видишь красный фонарь? Нет?

Ей пришлось сузить глаза.

— Да, теперь вижу.

— За нами идет машина «скорой помощи» и последним — твой «гольф». В нем Эли.

— Эли тоже здесь?

— Да, любимая.

— Где мы?

— Между Бременом и Гамбургом. Ближе к Гамбургу.

— Почему, Ян?

— Нам позвонил тот человек.

— Какой? Ах да, этот. Да, но постой… Он как будто собирался куда-то скрыться?

— Он и скрылся. В другую страну. Теперь его не достанешь.

— В другую страну?

— Сондерсен говорит, что да. Он звонил из-за границы.

— Когда?

— Два часа назад. В институт. Все опять собрались в моем кабинете.

— Все в твоем кабинете… — прошептала она. — Ян… мы свободны?

— Свободны, любимая моя. Все позади. Тот тип позвонил и сказал, что твой «гольф» на стоянке автобана у Бремена, неподалеку от выезда на Ойтен. И чтобы я приехал за тобой. Нам ничего больше не угрожает. Все позади. Сондерсен с его людьми нам вообще-то не был так уж нужен. Но они сами вызвались помочь. И Эли тоже. Мы нашли «гольф»… и тебя в нем! А теперь мы едем домой.

— Домой… — повторила она и подумала, какое это замечательное слово. Самое замечательное из всех. «Домой». — Который час?

— Почти полночь.

— А день какой?

— Среда, восьмое октября. Скоро наступит четверг.

— Скоро наступит четверг, — снова повторила она. — Какой ты замечательный, Ян. По первому слову бросаешь все дела и едешь выручать меня! А от него пахло одеколоном. — Норма до сих пор не вполне овладела собой.