— Что вам угодно?

Норма подняла повыше свое журналистское удостоверение и назвала себя.

— Пожалуйста, подойдите поближе к экрану! Так, хорошо. Да, фрау Десмонд?

— Я… — начала Норма.

Тут она услышала знакомый голос.

— Это уже слишком!

Норма оглянулась. Перед ней стоял Барски.

— Вы за мной следили!

— Скажете тоже! Все наоборот! Это вы проникли к нам обманным путем и что-то разнюхиваете! С этой минуты вам запрещено находиться на территории больницы. И всего Вирховского центра.

— Вы мне ничего запретить не можете!

— Ошибаетесь, могу. Где вы поставили машину?

— Перед вашим зданием.

Подойдя к экрану, Барски сказал:

— Все выяснилось, господин Крейцер. — И, обращаясь к Норме, скомандовал: — Пойдемте!

Она нехотя подчинилась. Барски проводил ее до голубого «гольфа», открыл дверцу. Норма села на горячую кожу сиденья, за руль.

— Секундочку! — Он быстро обошел вокруг машины и сел рядом.

— Разве я разрешила вам… — Норма разозлилась не на шутку.

— Я в этом не нуждаюсь! К выезду!

Они сидели рядом. Долго. Наконец Норма опустила голову и нажала на стартер. Перед легким шлагбаумом у будочки притормозила. Дьявольщина, подумала она, почему я остановилась? Да потому что шлагбаум опущен, идиотка, ответила она сама себе. Потому что стоящий рядом с будкой парень сделал какой-то знак вахтеру.

Тот подошел вразвалочку к машине. Он совсем взмок, изнемогая от жары. Барски сказал ему, выйдя из «гольфа»:

— Господин Лутц, эту даму зовут Норма Десмонд. Она журналистка. Запишите ее фамилию.

— Слушаюсь, господин доктор, — вспотевший вахтер достал записную книжку, карандашик и сделал какую-то пометку.

— Я тоже могу устроить вам неприятности, — сказала Норма.

— Не сомневаюсь, — ответил Барски.

— Крупные. Очень даже крупные. И не премину сделать это. За мной не заржавеет!

— Поживем — увидим.

— Ваше поведение — несусветная глупость. Дальше ехать некуда. Неужели вы думаете, что после всего случившегося я не постараюсь выяснить, что здесь происходит? Вы просто провоцируете меня!

— Рад был это услышать, — хмыкнул Барски и обратился к вахтеру: — Повесьте объявление на доску! И оповестите всех коллег. С этого момента фрау Десмонд запрещено появляться на территории клиники. Через десять минут вы получите из дирекции подтверждение моего приказа в письменном виде.

— Слушаюсь, господин доктор.

— А теперь можете поднять шлагбаум.

Обалдеть можно. В жизни такого не было! Никогда! Что этому мерзавцу взбрендило? Свихнулся, что ли? Нет, вовсе не свихнулся, возразила она сама себе, свернув на Бармбекерштрассе в сторону центра и явно превышая скорость. Ничего он не свихнулся, история с инфекционным отделением тому доказательство. Конечно, он был там. В инфекционном отделении. Я не ослышалась, я прекрасно поняла фрау Ванис. Она сказала «инфекционное отделение». Пока я сидела в приемной, он был там. Зачем надо делать из этого тайну? Почему никому нельзя знать об этом? Почему он с такой яростью это отрицает? Она долго сигналила, сгорая от нетерпения, пока не обогнала коричневый «кадиллак». Не умеешь ездить на такой машине, спускайся в метро, кретин! Выходит, в инфекционном отделении кто-то лежит, но распространяться об этом запрещено. Может, там лежат даже несколько человек. Что это за инфекция такая? И где они заразились? Отчего при одном упоминании о ней Барски запаниковал? Паника — да, вот самое подходящее слово. Он просто впал в панику, иначе не скажешь. Обе женщины тоже разнервничались.

По Винтерхудервег она промчалась как ветер. Водитель встречной машины посигналил ей. Благодарю, молодой человек. У меня на спидометре сто десять! А ну-ка, сбавим газ! С чего это Барски на меня накинулся? Он просто-напросто вышвырнул меня из Центра. За то лишь, что я упомянула об инфекционном отделении. Вот где собака зарыта. Не то он поговорил бы со мной вполне нормально, наврал бы с три короба. Что наврал бы, двух мнений быть не может. Он и вообще-то согласился встретиться со мной только для того, чтобы наплести всякой чепухи, отвлечь меня от того, что здесь действительно происходит, успокоить, отвести глаза. Таков был его план. Наверняка. Сейчас она ехала, наконец, с разрешенной скоростью. Не хочу я из-за этого гада получить прокол в карточке. «С этой минуты фрау Десмонд запрещено появляться на территории клиники!» Здесь явно пахнет паленым, подумала она. Не просто пахнет, а вонь стоит. Я попала в точку. Радуйтесь, радуйтесь, господин Барски, смотрите только, чтобы плакать не пришлось!

Она свернула с Мундсбургердамма направо, на Уленхорстервег и остановилась. Да, это здесь. Большая зеркальная витрина.

Норма вышла из «гольфа». В кожаной сумке через плечо лежали, как обычно, фотоаппарат, портативный магнитофон, пленка, кассеты и ручки. Солнцезащитные очки она так и не сняла. В помещении конторы довольно прохладно. Сам зал был убран в траурных тонах. На небольшом возвышении — роскошный гроб из черного дерева с серебряной обшивкой. Справа и слева от него — массивные серебряные канделябры с толстыми высокими свечами. Из невидимых динамиков доносится тихая музыка: Шопен. Появляется пожилой господин в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке, он движется бесшумно, словно не касаясь пола.

Кланяется. В его глазах столько же сочувствия, сколько в мягком проникновенном голосе.

— Разрешите выразить мои искренние соболезнования, сударыня.

— Благодарю, — ответила Норма, смутившись.

— «Смерть каждому свой срок назначит, будь император ты иль низкий человек», — процитировал кого-то господин в черном. — Чем мы можем споспешествовать вам в сей трудный час, сударыня? — он потирал холеные белые руки.

— Вы господин Гесс?

— К вашим услугам, сударыня. Не желаете ли пройти в мой кабинет, там мы все и обсудим? Вам необходимо сесть. Боже мой, вы едва держитесь на ногах.

— Выслушайте меня, господин Гесс. Я — Норма Десмонд, журналистка.

— О-о, так вы не из-за кончины близких здесь? И горестная утрата вас не постигла?

— Нет.

Черт меня побери, подумала она.

— О-о, поверьте, я от всего сердца рад за вас! Извините меня. Я ведь служитель смерти. Помните: «Человек, рожденный от женщины, недолги и беспокойны дни твои, ты увянешь и умрешь подобно цветку. Ты отлетишь…

— Господин Гесс!..

— … подобно тени в небытие. И станешь пылью ты, и ветер…

— Господин Гесс!

— … не вспомнит места твоего успокоения». Да, сударыня?

— Я прошу вас помочь мне. Я веду расследование.

— Можете во всем на меня положиться.

— Благодарю. Вы получили заказ от господина доктора Барски из микробиологического института Вирховского центра на организацию похорон профессора Гельхорна и членов его семьи.

— На кладбище в Ольсдорфе, совершенно верно. Какая ужасная трагедия! Двое маленьких детей. Страшно! Куда нас несет? Да, так что же?

— Вы обеспечили необходимое: цветы, венки, транспорт. Ваши люди несли гробы к могильному склепу.

— Мы старались сделать все, что в наших силах, чтобы достойно проводить в последний путь столь знаменитого человека. Да и обстановка обязывала — столько гостей из-за рубежа прибыло! — Он то и дело кланялся и потирал руки.

— Я наблюдала за траурной процессией по телевизору, — сказала Норма.

— Вам понравилось? Пардон! Я хотел спросить: мы были на международном уровне?

— Вполне, господин Гесс. Очень сильное впечатление.

— Благодарю вас, сударыня. Наше заведение — одно из самых старых в городе. Традиции обязывают…

— Служители в гамбургских костюмах, которые несли гробы, — тоже незабываемое зрелище.

— Все костюмы от портного, все от портного, все делалось на заказ.