Вчера представлял я собою роскошный сосуд,

А нынче сосут мое сердце, пиявки сосут.

В сосуде моем вместо сельтерской — яд,

Разрушен желудок, суставы скрипят…

Тот скрип нам известен под именем Страсть!

К хорошеньким мышцам твоим разреши мне припасть.

Быть может, желудок поэта опять расцветет,

Быть может, в сосуде появится мед.

Но мышцы своей мне красотка, увы, не дает, —

И снова в сосуде отсутствует мед.

И снова я весь погружаюсь во мрак…

Один лишь мерцает желудок-пошляк.

Много лет тому назад жила на свете

Дама, подчинившая себя диете.

В интересных закоулках ее тела

Много неподдельного желания кипело.

От желания к желанию переходя,

Родилось у ней красивое дитя.

Год проходит, два проходит, тыща лет —

Красота ее все та же. Изменении нет.

Несмотря, что был ребенок

И что он вместо пеленок

Уж давно лежит в гробу,

Да и ей пришлось не сладко: и ее снесли, рабу.

И она лежит в могиле, как и все ее друзья —

Представители феодализма — генералы и князья.

Но она лежит — не тлеет,

С каждым часом хорошеет,

Между тем как от князей

Не осталося частей.

«Почему же, — возопит читатель изумленный, —

Сохранила вид она холеный?!

Нам, читателям, не ясно,

Почему она прекрасна,

Почему ее сосуды

Крепче каменной посуды».

Потому что пресловутая покойница

Безубойного питания была поклонница.

В ней микробов не было и нету

С переходом на фруктовую диету.

Если ты желаешь быть счастливой,

Значит, ты должна питаться сливой,

Или яблоком, или смородиной, или клубникой,

Или земляникой, или ежевикой.

Будь подобна бабочке, которая,

Соками питаяся, не бывает хворая.

Постарайся выключить из своего меню

Рябчика и курицу, куропатку и свинью!

Ты в себя спиртные жидкости не лей,

Молока проклятого по утрам не пей.

Свой желудок апельсином озаряя,

Привлечешь к себе ты кавалеров стаю.

И когда взмахнешь ты благосклонности флажком,

То захочется бежать мне за тобою петушком.

Однажды, однажды

Я вас увидал.

Увидевши дважды,

Я вас обнимал.

А в сотую встречу

Утратил я пыл.

Тогда откровенно

Я вам заявил:

— Без хлеба и масла

Любить я не мог.

Чтоб страсть не погасла,

Пеките пирог!

Смотрите, как вяну

Я день ото дня.

Татьяна, Татьяна,

Кормите меня.

Поите, кормите

Отборной едой,

Пельмени варите,

Горох с ветчиной.

От мяса и кваса

Исполнен огня,

Любить буду нежно,

Красиво, прилежно…

Кормите меня!

Татьяна выходит,

На кухню идет,

Котлету находит

И мне подает.

…Исполнилось тело

Желаний и сил,

И черное дело

Я вновь совершил.

И снова котлета.

Я снова любил.

И так до рассвета

Себя я губил.

Заря занималась,

Когда я уснул.

Под окнами пьяный

Кричал: караул!

Лежал я в постели

Три ночи, три дня,

И кости хрустели

Во сне у меня.

Но вот я проснулся,

Слегка застонал.

И вдруг ужаснулся,

И вдруг задрожал.

Я ногу хватаю —

Нога не бежит,

Я сердце сжимаю —

Оно не стучит.

…Тут я помираю.

Зарытый, забытый,

В земле я лежу,

Попоной покрытый,

От страха дрожу.

Дрожу оттого я,

Что начал я гнить,

Но хочется вдвое

Мне кушать и пить.

Я пищи желаю,

Желаю котлет.

Красивого чаю,

Красивых конфет.

Любви мне не надо,

Не надо страстей,

Хочу лимонаду,

Хочу овощей!

Но нет мне ответа —

Скрипит лишь доска,

И в сердце поэта

Вползает тоска.

Но сердце застынет,

Увы, навсегда,

И желтая хлынет

Оттуда вода,

И мир повернется

Другой стороной,

И в тело вопьется

Червяк гробовой.