Ощупью я выяснила, что лежу на грубом топчане, без одежды, под коротким жестким одеялом. Вокруг были каменные стены. Голова гудела нещадно, перед глазами стоял туман. Я вспомнила о том, что едва не случилось со мной, и задрожала. Лихорадочно ощупав свое тело, я убедилась, что со мной все в порядке, если, конечно, не считать многочисленных синяков и ссадин. Особенно глубокая оказалась на руке; она была в форме орлиной лапы и саднила больше остальных. Мне даже показалось, что она пульсирует в такт с моим сердцем.

Больше всего на свете мне хотелось помыться. Пошарив руками, я обнаружила возле двери ведро с водой, губку, кусок самодельного мыла и полотенце. На каменном полу не было ничего, кроме тонкого слоя соломы, да и та, по-видимому, высыпалась из тюфяка, на котором я лежала. В центре, между слегка наклоненными каменными плитами, находилось небольшое отверстие для стока воды. Сбросив одеяло, я скребла себя губкой до тех пор, пока от меня не стало пахнуть только мылом — и больше ничем.

Остаток воды я вылила на голову, однако и после этого я не ощущала себя чистой. Вытираясь полотенцем, я старалась не думать о Маке, но у меня ничего не получалось. Должно быть, эльфы собрали его вещи, потому все золотые фигурки были свалены в кучу возле топчана, холодные и неподвижные. Может, их сложили здесь нарочно, чтобы еще раз напомнить о бесполезности нашей хваленой магии в Стране эльфов. Если так, то я в таком напоминании не нуждалась.

Голова кружилась, я по-прежнему отказывалась верить в то, что с нами произошло. Перед глазами вставали одни и те же картины. Я слышала предсмертный крик Мака, видела, как он скребет пальцами по земле, пытаясь нащупать оружие, которого у него не было, потому что он отдал его мне.

А я его потеряла.

Я вновь попыталась вызвать энергию. Я слышала, как она бьется, словно огромная волна, но до меня она не доставала. Возможно, что-то глушило ее, не знаю. Немного привыкнув к темноте, я смогла разглядеть еле видимый свет, пробивающийся из-под двери, совсем слабенький, неясный. Я принялась исследовать свою тюрьму. Кроме топчана, в каморке не было ничего; выбраться из нее можно было только через запертую дверь или забранное решеткой окно, расположенное под самым потолком. Я завернулась в одеяло и сдвинула топчан ближе к окну, морщась от резкого скрежета. Забравшись на топчан, я смогла дотянуться подбородком до подоконника; пошарив руками, я обнаружила там лишь пыль да дохлого паука. Не было видно ни луны, ни звезд, зато прутья решетки были толщиной с мою руку.

Чтобы не дрожать от холода, я уселась на топчане и крепко обхватила себя руками. Купание и осмотр окна немного отвлекли меня от тяжелых воспоминаний, но теперь они навалились с новой силой. Чем больше я старалась не думать о Маке, тем больше страшных картин вставало в моей памяти. Я чувствовала зловонное дыхание на своем лице, видела голод в равнодушных глазах, чувствовала, как между ног шевелится скользкая бесформенная масса.

От этого я вновь задрожала, да так сильно, что застучали зубы. Чтобы взять себя в руки и вернуть способность мыслить, я попыталась разозлиться. Вот я сижу в каменном мешке, совершенно одна, голая и беспомощная. Черт, как я это ненавижу! Обычно в такой ситуации человек испытывает страх, но я чувствовала что-то другое, какой-то пронизывающий до костей холод и уверенность в том, что если я и выживу, то никогда больше не буду чувствовать себя в безопасности.

Я плотнее завернулась в одеяло, но могла бы этого и не делать. Холод проникал в меня не снаружи, а изнутри. Чтобы согреться, я принялась ходить по камере из угла в угол. Теплее мне не стало, зато немного прояснилась голова. Свои ошибки я проанализирую позже. Сейчас мне нужно отсюда выбраться. И уж потом я все сделаю для того, чтобы больше никогда, никогда не чувствовать себя такой беспомощной.

Я уже собралась вновь вызвать энергию, как вдруг рядом раздался знакомый голос.

— Поплывем домой мы, Кэтлин, через бурный океан, — ужасно фальшивя, выводил он.

— Билли! — закричала я.

Пение оборвалось.

— Кэсси, дорогая моя! Наконец-то я тебя нашел. Слушай, что я сочинил в пабе:

— Где мы? — крикнула я. — Что происходит?

В ответ грянула «Красотка из Белфаста». Билли повезло, что мы не сидели в одной камере, — я бы его задушила.

— Ты что, пьян?

— Пьян, — смиренно согласился он, — зато в здравом уме, чего не скажешь о нашем оранжевом друге. Не умеет пить, бедолага.

— Билли!

— Ладно, ладно, Кэсс, придержи лошадей, и старина Билли тебе кое-что расскажет. Нас схватили темные эльфы. Меня вытащили из одного премиленького паба и швырнули в эту сырую дыру, да еще вместе вот с ним. Теперь мы ждем, когда король решит нашу судьбу.

Я облегченно вздохнула. Слава богу, нас не собираются обезглавить на рассвете или что-нибудь в этом роде. У нас еще есть надежда на спасение.

— Где все? — спросила я, надеясь, что хоть кому-нибудь удалось скрыться.

— Приткин и Марлоу пытаются убедить капитана стражи — мерзкая такая пикси — отпустить нас, да только, думаю, ничего у них не выйдет. — Билли немного помолчал. — Эй, Кэсс, как ты думаешь, что со мной произойдет, если меня убьют? У них здесь привидения не водятся, ты не знаешь?

Я вспомнила о Маке. Перед глазами возникло его застывшее лицо, тусклые глаза. Если бы возле его тела появилась хотя бы одна искорка, я бы ее заметила. Меня словно окатило ледяной волной. Господ и боже, что мы наделали!

— А что, если я не вернусь назад? — продолжал Билли. — Что, если я умру и больше уже не воскресну даже в виде призрака? Что, если…

— Билли! — Я старалась говорить спокойно, но мне это не удалось. Сглотнув и сделав вдох, я заговорила снова: — Ты не умрешь. Мы отсюда выберемся, уверяю тебя.

Я говорила скорее для того, чтобы успокоить себя, а не его. Впрочем, на Билли мои слова не подействовали.

Снаружи послышался звон ключей, и старинная дверь со скрипом отворилась. От света фонаря, ударившего в глаза, я едва не ослепла. Закрыв лицо руками, я взглянула на того, кто лежал на руках у стражника, и обомлела.

— Томас!

Стражник, примерно пяти футов ростом, держал тяжелого взрослого вампира так, будто тот ничего не весил. Бросив свою ношу на топчан, стражник обернулся ко мне, и только тут я заметила кабаньи клыки, торчавшие у него изо рта.

«Огр», — успела подумать я, когда стражник ткнул меня в грудь толстым коротким пальцем.

Его голос звучал скрипуче и резко, как скрипит гравий, когда по нему проползает танк. Огр явно что-то мне говорил, но я не понимала ни единого слова.

— Он хочет, чтобы ты его вылечила, — послышался чей-то мелодичный голос.

За спиной стражника стояла стройная брюнетка в изящном зеленом платье с красной вышивкой. Я ее тут же узнала.

— Франсуаза?

Кошмар какой-то. Где бы я ни оказалась, вечно натыкаюсь на нее. Впервые мы встретились во Франции семнадцатого века, когда мы с Томасом спасли ее от инквизиции. Потом я видела ее в казино Данте, где ее чуть не продали в рабство к эльфам. Тогда я ее освободила, но, похоже, судьба решила не выпускать ее из своих рук, как, впрочем, и меня. Мы обе оказались в руках эльфов.

— Что ты здесь делаешь? — с недоумением спросила я.

— Ты и le monsieur как-то раз мне помогать, — быстро ответила она. — Я прийти… как это у вас говорится?.. оказать ответная услуга.

— Где остальные? — спросила я. — Я была не одна…

— Oui, je sais[16]. Маг, он заключить сделка с Раделла. Она капитан ночной стража, une grande baroudeuse, великий воин.

— Какую еще сделку?

— Маг иметь великая руна. Раделла такую давно искать. Она хотеть ребенок, очень хотеть, только она infeconde… как это?., бесплодная. Маг говорить, у нее быть ребенок, если она помогать вам.