Преподобный и семенящий следом Тим подошли к Джонни. Тот, глядя поверх голов, кивнул. Наркот сплюнул. Второй — серолицый, с ввалившимися глазами, вдруг повернулся ко мне и ухмыльнулся…

И вот вся компания направилась ко мне. Старейшины церкви, бля. И Злобная Сука следом.

— Делай, что скажу, — предупредил я Молли.

Возмутиться хотела, прямо вспыхнула негодованием, но поздно, детка, поздно. Преподобный уже рядом, надвинулся, весь воплощенное доброжелательство и христианская любовь, с фальшивой улыбкой на губах.

— Юноша Тим сказал мне: вы задавали любопытные вопросы. О вере и обмане, — сообщил добрый пастырь.

Хм, всю ударную группу притащил. Чует преподобный неладное.

— Отличная проповедь! — заверил я.

— Это у него ирония, — сказала Шейла в фирменной манере Злобных Сук: когда смотрят сквозь тебя, как на пустое место, и упоминают в третьем лице.

Меня всегда озадачивал факт наличия у расистов супруг — женщины, как правило, достаточно смышлены, чтобы ловиться на такое.

— Нет-нет. — Я рассмеялся, выставил ладони: мол, тише, ребята, я хороший. — Поймите меня правильно. Я обожаю фанатиков.

Кажется, секунду или две во всем церковном дворе никто даже не дохнул. Муравьи и те замерли. Бедолага Тим сделался бледней Святого Духа.

— Мы не фанатики, — сообщил преподобный поучительно и терпеливо. — Мы — просто дети Божьи.

— У меня с верой сложнее, — заметил я дружелюбно. — Я дураков ненавижу. Знаете, злобных тупых дураков. Вам проще: глянул на шкуру и определил, кого ненавидеть. Будто фасоль сортируешь: белую туда, черную сюда. А дураков определить сперва надо. Выслушать. Узнать, что собеседник дальше шкуры не видит, а в голове у него — сплошь банальности и болото в дюйм глубиной. А еще определить можно по лести. Дураки любят считать себя особенными, да еще по таким идиотским причинам, которые нормальному и в голову не придут. То они выше всех из-за того мертвого парня, который их любит, то из-за титек розовых.

Клянусь, я слышал, как тикают часы Молли.

Нужно отдать должное: солнечная улыбка преподобного пастыря не омрачилась ни на мгновение. Но вот сумасшедшие глаза его — боже правый, они сияли! А Джонни Мальчик-с-пальчик хмурился, будто мультяшный Санта-Клаус. Шейла же вот-вот опустит броню и грохнет парой фотонных торпед.

— Ребята, как думаете, сколько вы наберете? — осведомился я. — Ну, если организовать тест на проверку ваших умственных способностей?

— Чего? — прорычал огромный байкер.

Я лучезарно ему улыбнулся.

— Наверное, не слишком много.

В кино обижаются и бросаются с кулаками, когда злодей оскорбляет маму героя. Мама — святое, не трогай. Но в реальном мире все, не исключая итальянцев, заводятся по-настоящему большей частью вовсе не из-за мамочек. Оскорбление № 1 — это когда сомневаются в уме.

Если вы еще не поняли, намекаю: я сознательно провоцировал толпу придурков.

У меня есть простая, проработанная, выверенная процедура выколачивания информации из объекта. Я зову ее «3С-процедурой». Первое «С» — это смысл. Здравый смысл. Второе «С» — это смех. Если смех не проходит, настает время третьего «С» — с правой в челюсть. Поскольку в данном случае меня окружали несомненные и безнадежные идиоты, я перешел сразу ко второму «С».

Уже говорил вам: я не вполне нормален, что подразумевает, в частности, и привычку бить нормальных при надобности. Я не маньяк, хотя возбуждение от драки и выплескивает адреналин в мою кровь. Тогда у меня потеют подмышки, могу и пукнуть. Никакой боевой ярости, обычная работа. Еще одно средство убеждения.

— Всегда тревожишься, никогда не боишься, — так мне сказала однажды подружка после скандального вечера в баре. И прибавила укоризненно: «Я-то думала, невротики не склонны к активной агрессии».

Нормальные невротики, может, и не склонны.

А вот то, как люди на агрессию реагируют, быстренько расставляет все и всех по местам. Человеку свойственно насилие. Реакция на него инстинктивная. К примеру, кое-кто ссыт — в буквальном смысле. Кое-кто — их немало — дает сдачи. Я не против, давайте, если получится. Я за честную игру. Может, меня нужно убеждать и вразумлять кулаками. Кое-кто начинает вопить как резаный — ненавижу кретинов. Но большинство — солидное, увесистое большинство — просто успокаивается и утирается. Оплеуха здорово помогает осознать свое место в мире.

Я же знаю: вам хочется думать, будто вы на меня похожи. Вам нравится так думать. Зря. Если вы это читаете, значит, точно не похожи. Встретив меня, утерлись бы, проглотили сопли и отправились залечивать самолюбие к родному телевизору и пачке чипсов «Доритос».

Всем известно: читатели книг — слюнтяи и слабаки.

Главным врагом я посчитал Джонни Мальчика-с-пальчика. И с расчетом на это занял позицию. Но преподобный Нилл, обуянный жаждой действия, застиг меня врасплох.

Как он умудрился подлезть — до сих пор не представляю. Бочком, шажком — и вплотную, чуть не притиснулся, в глаза впялился, взгляд раскаленный добела, весь — сплошная нечленораздельная ярость. Отчего-то я был уверен: до драки не дойдет, рукоприкладства не будет, но случится нечто горше и гаже, много гаже.

Он дюйма на четыре ниже меня, ему пришлось голову запрокинуть, чтобы в глаза смотреть. Схватить мой взгляд, притащить, приварить к своим безумным зенкам. В мгновение ока и церковь, и толпа идиотов, и тусклое небо развеялись как дым, а остался только бешеный, звериный взгляд преподобного Нилла.

Молча ударил одной рукой меня в грудь, затем другой и забарабанил, будто гребаный Кинг-Конг. Зрачки сузились в точки, на шее вздулись жилы, и преподобный завыл, закликушил — ни дать ни взять рэп, напитанный адреналином и злобой.

— Бог любит тех, кто ненавидит!

Из пасти его несло лежалым сыром.

— От Адама! От Евы! От начала времен!

И полилась скрежещущая литания[43] обо всех ненавидимых, обо всех библейских проклятиях и убийствах: Каин, герои и чудовища, навлекшие потоп, Исав, Содом и Гоморра.

— Он наслал огонь на содомитов!

— Он уничтожил Ханаан!

Бесконечное славословие мстительному, кровожадному Богу, казнящему добродетель и награждающему обман. Богу, отдававшему предпочтение одним перед другими и всю историю человечества требовавшему в жертву праведников.

Это было нечто сюрреалистичное. Неописуемо гнусное. Глаза преподобного пылали гневом Страшного суда. Побагровевшее, злобно перекошенное лицо казалось маской из скверного фильма. Голос, потерявший остатки человеческого, бил как слепленный из тысяч ненавистей кулак.

Выбивал ладонями ритм по груди, и нес, и нес: бу-бу-бу, глазея, будто свихнувшийся гипнотизер.

И лилось перечисление всех бедолаг, уничтоженных Богом любви к ближнему.

Кажется, я был следующим в этой череде.

Затем наступила ошеломляющая тишина, наполненная ожиданием, словно все ждали сигнала стартового пистолета. Но случилось то, чего я меньше всего мог предвидеть, — подала голос Молли.

— Да вы, наверное, шутите?

Пока преподобный изливался, бедняжка нервничала, будто оказалась в автоинспекции наедине с очередью волосатых старых дальнобойщиков. И вот, ошарашенная, выступила, рыжая шевелюра горит огнем на закатном солнце. Смотрит на Нилла с отвращением и ужасом.

— Вы что, преподобный, совсем съехали? Мать вашу, вы серьезно? Вас же дети слушают! Вы хуже педофила!

Думаю, ей бы все сошло с рук, каждое слово, кроме «педофила». Именно «педофил» замкнул контакты. Это словно в тюремной камере назвать кого-то «петухом».

— Педофил? Совсем съехал? — прошипел преподобный, крутя пальцами у виска. — Ты знаешь, что бывает, когда Бог, сам Господь Всемогущий приходит в твой разум? Думаешь, можно остаться в здравом уме? Читай Библию, сука! Читай! Каждый сосуд Божий хрупок и недолговечен. Каждый!!!