Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

       Сияющий милиционер крикнул в след:

       - Спасибо вам за помощь, отец Понтий! Мы вас не забудем, никогда не забудем! Ордер я уничтожаю, смотрите! Живите и служите спокойно, святой отец!

       А потом, зло улыбнувшись, добавил тихо:

       - А вот руки-то ты не отмоешь, висельник. 

Начальник Тишины - h031.jpg

Глава девятая.

Из дневника Василисы

       29 января 2002 года.

       Сегодня утром встала рано, в семь часов. Странно, но спать больше не хотелось. На душе было предчувствие, что должно совершиться что-то очень важное. А что?.. Свет из окна казался каким-то легким-легким, серебристым, как в детской сказке.

       Потом все вернулось на свои места. Сначала стало мерзко и стыдно за себя. Вспомнился вчерашний вечер. Потом стало грустно. Если бы могла, я бы кошкой выла...

       Вспомнила нашу кошечку Снежанку. Вспомнила маму, дом. Поплакала. Написала письмо маме. Опять все наврала. Бедная моя мамочка, если бы ты только знала, что Василек твой уже завял, затоптан в грязь башмаками. Нет, этого ты не узнаешь. Никогда! Никогда я не скажу тебе этого. Ты ведь не перенесешь. Думай, что у твоей дочурки все хорошо, все прекрасно, все лучше всех! А вдруг я вырвусь еще из этой грязи, мама?

 Сходила, отправила маме письмо авиапочтой. Когда вернулась, мамаша предупредила, что звонил какой-то ранний клиент и, чтобы мы, то есть те девчонки, кто был дома, приготовились на всякий случай. Клиент обещал приехать. А если он меня выберет? Это что ли то "важное", чего так ждало сердце?

       Мне страшно жить. Крылья сломаны. Это - приговор. Разве можно что-нибудь изменить? Жизнь кончилась, не начинаясь. Я все чего-то искала, чего-то ждала. Вот завтра будет лучше, вот завтра... А оказалось, что все лучшее было раньше, в детстве, и ушло безвозвратно. Я все ждала близкого человека, все искала его. Не там искала? Может быть, не там... Искала я любовь настоящую, а нашла продажную. Была у меня мама, а теперь "мамаша".

       А если и меня кто-то искал или ищет? Разве здесь он меня найдет? Разве здесь он станет меня искать? Господи, где я? Да я ли это? Я. Усталая, раздавленная, отравленная, мерзкая, но - я... И никуда мне от себя не деться. Пожалуйста, найди меня, кто-нибудь. Тот, кто ищет, найди меня.

       Может быть, нужно замолчать? И вдруг раздастся его голос. Очень тихий и слабый. Ведь и тот, кто ищет меня, тоже устал и изранен. Он долго шел, очень долго. А я так суетилась, так шумела, так взывала о помощи, что слышала только собственный крик и не слышала его голоса. Кто-нибудь, пожалуйста, найди меня. У меня нет больше сил ждать.

 Забежала Анжелка. Она подслушала. Говорит, там какой-то сумасшедший клиент приехал и требует именно меня! Поэт какой-то! Ужас! Главное, днем! При свете. Как стыдно! Кому молиться? Куда бежать? Может быть, убить себя... или его? Не смогу, а то убила бы того, самого первого... - Князя! А может быть, смогу? Смогу! 

Глава десятая.

Встреча

       В коридоре послышалось хихиканье мамаши: - ...люди солидные ближе к ночи заглядывают.

       "Ведет! - поняла Василиса. - Ну веди, веди его сюда".

       Василиса отложила дневник и, как в кино при замедленной съемке, достала из своей кожаной сумочки выкидной нож. Нажала кнопку. Пружина выплюнула блестящее лезвие. Несколько секунд Василиса смотрела на нож, как удав на флейтиста, а потом резко метнулась и прижалась к стене, рядом с входом в комнату, чтобы вошедший не увидел ее за дверью.

       Дверь распахнулась. Мамаша с очередной глупой шуткой втолкнула какого-то парня и захлопнула дверь. Парень стоял почти посередине комнаты, спиной к Василисе, и беспомощно мял руки. Василиса бегло осмотрела его со спины. Ее взгляд упал на завиток русых волос выбившихся из-за розового уха. "Вот сюда, за ухо, ударь его", - оглушил Василису внутренний голос. Но это не был ее голос. "Чей это знакомый противный голос?" - подумала она. "Ударь его ножом за ухо, под завиток", - настаивал голос. "Это голос Князя! - догадалась Василиса. - Я что, с ума сошла?!".

       - Будь ты проклят, Князь! Будь проклят! - зашептала она голосом, полным ненависти, и со всей силы ударила ножом по стене, к которой прижималась спиной. Лезвие хрустнуло и со звоном упало на пол.

       Влас вздрогнул и оглянулся. Перед ним стояла она (!), та самая Василиса, которую он хотел увидеть, которой он жаждал рассказать про Гостя. "Бывает же такое, - думал Влас. - Как будто мое воображение материализовалось. Я такой ее и представлял. Прямые волосы вороньей масти до плеч. Ахматовская челка, наполовину скрывающая высокий лоб. Небольшой прямой нос правильной формы. Глубокие миндалевидные глаза цвета спелой черники. Тонкие изогнутые брови. Белая с нежной синевой кожа. Лет двадцать или немного больше. Она!".

  Пораженный внешностью Василисы, Влас словно забыл про нож в руке девушки.

       - Ну, что уставился?! - грубо бросила Василиса, - давай, делай то, зачем пришел.

       "Надо же, - мысленно недоумевал Влас, - я даже голос угадал! Низкий, бархатный...".

       Влас поднял с пола сломанное лезвие, покрутил его в руке и обратился к Василисе:

       - Это что, made in China?

       - Нет, Тайвань...

       - Одно и то же. Это для детской коллекции ножички, а не для дела.

       - Тебе-то откуда знать, поэт? - огрызнулась Василиса, а сама настороженно подумала: "Небось, точно маньяк". Потом она прошла мимо Власа, закинула рукоятку ножа в угол комнаты и села на кровать.

       Влас подошел к стене, около которой до того стояла Василиса, опустился на корточки, как некогда Гость в камере смертников, и спросил:

       - Слушай, чего это вы сегодня все меня поэтом называете?

       - Скажи - нет? Небось про какую-нибудь прекрасную незнакомку и про сердечные страсти-мордасти пишешь стишки? Пишешь ведь?

       - Да, нет. Я уже давно стихов не пишу. Лет в пятнадцать писал, а сейчас-то мне уже тридцать два.

       - Ну и что же ты писал?

       - Хочешь, прочту?

       - Это ты сам как хочешь. Твое время идет. Ты платишь.

       - Вот было у меня такое:

       Извините, люди, я не к вам спешил.

       Вы ж никто великого в жизни не свершил.

       Мне не нужно тихого счастья у огня.

       Нужно очень дикое счастья для меня.

       - Прямо, Бальмонт, - сказала Василиса более мягким тоном, чем прежде.

       - Правда, когда я в зоне был...

       - А ты и в зоне был?

       - У меня однажды там такое вот сочинилось:

       Успокойся, сердце, успокойся

       и меня напрасно не тревожь.

       Успокойся, память, успокойся,

       то, что было в прошлом, не вернешь.

       Не вернешь февральский день морозный,

       церкви купол, колокола звон,

       охраняет прошлое дозорный

       и назад тебя не впустит он.

       - Красиво... Но грустно. А почему ты февральский день вспомнил?

       - Был такой диссидент Богатырев. Его убили и похоронили на кладбище в Переделкино. Я его лично не знал, но мы к нему на могилу с товарищем ездили. Это и был февральский день морозный. Помню белый снежный наст. И церковь белая, как царевна-лебедь. А еще помню, что в тот год почему-то листья с деревьев не все опали. Наверно, ранние холода были осенью. Так и заморозились они на деревьях зелеными...

       - Ну, молодец. Настоящий поэт и, может быть, даже неплохой человек. Но как бы там ни было, а дело нужно делать. Время идет. Потом нажалуешься мамаше, что я тебя разговорами отвлекала. Знаю я вас.

9
{"b":"140189","o":1}