У Анны защемило в груди. Как раз этого она и не хотела. Она уже успела узнать, что бывает, когда человек в ее положении забывает о своих обязанностях.

— Я ценю вашу доброту, сэр, но вы меня приглашаете не в качестве гостя. Меня нанимают на работу, и я буд благодарна, если вы не будете забывать об этом.

— Опасаетесь повторных поцелуев?

— Нет, конечно, — неожиданно зарделась Анна. — Только посмейте!

— Вы не знаете еще, на что я способен, — вырвалось него. — А там, где дело касается вас, я и сам не знаю. — Устыдившись своей горячности, Грейли повернулся к двери. — Я оставляю вас. Карета будет утром.

Мгновение спустя Анна услышала грохот отъезжающего экипажа и подумала: «Господи, на что же я согласилась Следующие три-четыре месяца, а то и больше, жить под одной крышей с единственным человеком в Англии, заставившим меня забыть свое общественное положение и самое себя. Это безумие. Особенно после этого пылкого, рокового поцелуя». Ей стало стыдно за свою горячность Она поклялась, что чувства никогда не возобладают над разумом, и твердо решила, что между нею и графом должна быть только дружба.

Она пошла укладывать вещи, думая, что ее дед обрадуется такой новости и что даже самые трудные дети только упрочат ее репутацию. Однако, как всегда, она волновалась перед новым испытанием.

Анна долго не ложилась в тот вечер. Вначале надо было упаковать вещи и распорядиться по дому. К удивлению, сэр Финеас принял ее новость без комментариев. Он даже позволил набросать записку ее двоюродной сестре, леди Дендри, с просьбой присматривать за ним в ее отсутствие. Сэр Финеас обычно жаловался, когда ему навязывали Эдмиру, но сейчас лишь пожал плечами. Это было хорошим знаком. Значит, он смирился.

Лишь в постели она мысленно вернулась к поцелую графа Грейли. Впрочем, про себя она называла его просто Энтони. В темноте, словно скрывшись от самой себя, она могла помечтать, как она привыкла это делать с детства. И если поцелуй графа действительно был волнующим, а объятия крепкими, то воспоминания о собственной неожиданной пылкости даже в сумраке ночи снова смутили ее. «Неужели я столь безнравственна? — ужаснулась она. — Нет, глупости. Просто он застал меня врасплох».

Втайне от самой себя она понимала, что это всего лишь отговорка, что она действительно безнравственна. От этих мыслей сон как рукой сняло. Лежать было невыносимо. Скорее бы рассвело. Встать и заняться чем-нибудь, лишь бы не думать о Грейли и его губах. «Он просто распущенный, грубый наглец». Она дала волю своим чувствам, то превознося его страсть, то черня его наглость. Впрочем, одно было ясно: это был незабываемый поцелуй. К чему только он приведет?

Ей всегда нравилось быть рассудительной и правильной. Уж с чем, с чем, а со своими чувствами она справлялась. В отличие от своих знакомых она не считала себя рабом плоти. Но между нею и графом всегда были странные, напряженные отношения: они и ссорились, и одновременно искали друг с другом встреч.

Конечно, надо признать, граф Грейли интересный мужчина, и ей не следует в отношениях с ним испытывать собственное целомудрие. Кроме того, сегодняшний эпизод убедил ее в том, что граф и сам нуждается в опеке. Опеке нравственной прежде всего. Однако, если бы дело было только в этом, она приняла бы его предложение не раздумывая.

«Он мне нравится, — думала она, — и поэтому надо быть с ним осторожной». Кроме этого обстоятельства, Анна учитывала и то, что Сара была ее лучшей подругой, и перед ней она испытывала чувство вины за то, что ее брат был непутевым. А значит, Анна должна воздействовать на него со своей стороны.

Разумеется, она рисковала. Как и многие мужчины его круга, помимо эгоистичности и самонадеянности граф обладал и другими непривлекательными качествами. Сегодня она убедилась в том, что Грейли опытный донжуан и, наверное, не чужд выпивке и картам. Соблазнить нищую гувернантку для него — дело чести.

Ей показалось, что она нашла верное объяснение. И, утвердившись в этой мысли, она решила посадить Грейли в лужу. Но как? Она себе это плохо представляла. Разве что общаться с ним строго в рамках своих обязанностей?

Она вдруг подумала, что после окончания ее службы граф должен будет выдать ей рекомендательное письмо, которое, чего греха таить, удовлетворило бы ее самолюбие. Надо только быть с ним построже.

С этими мыслями Анна вздохнула и, повернувшись на бок, свернулась клубочком.

Свою карьеру гувернантки она начинала у Харбаклов, довольно приятной, хотя не особенно почитаемой в обществе семьи. Не стесненная в средствах благодаря удачным вложениям супруга в текстильную промышленность и приходящаяся дальней родственницей герцогу Йоркскому со стороны двоюродной сестры мужа, леди Харбакл рассчитывала с помощью Анны занять видное положение в обществе, благо, Тракстоны были в родстве со всеми, начиная с самого принца. Совсем недавно Анна и сама числилась в сливках общества.

Поэтому леди Харбакл обращалась с ней как с гостьей, настаивала, чтобы она обедала с семьей, консультировалась в вопросах моды и гуляла с ней в парке. Поначалу, угнетенная потерей общественного положения, Анна была благодарна леди Харбакл, наивно считая их взаимоотношения началом дружбы.

Все шло хорошо до прибытия младшего брата леди Харбакл, лорда Тальберта, немедленно принявшегося волочиться за ней, несмотря на всю ее холодность. Леди Харбакл, казалось, забавляли расточаемые братом цветистые комплименты, и, похоже, она намеренно не замечала недовольства Анны.

В конце концов все кончилось скандалом. Анна недооценила лорда Тальберта, искренне верившего, что перед его красотой, красноречием, деньгами и титулом не устоит ни одна женщина. Оскорбленный невниманием Анны, он не давал ей проходу, все больше и больше наглея, пока одной роковой ночью, пьяный, не вломился в ее спальню. Анна была уверена, что, не окажись под рукой ночной вазы, которой она украсила голову незадачливого ловеласа, что-бы охладить его пыл, он бы попросту изнасиловал ее. Увенчанный вазой Тальберт орал так, что в комнату сбежались все домочадцы. К изумлению Анны, леди Харбакл, не вникнув в суть происшедшего, назвала ее лгуньей и обвинила в растлении «бедного мальчика».

Анна не стала слушать дальше. Она собрала вещи и покинула их дом. Почти семь кварталов она тащила неподъемный чемодан, пока не подвернулся извозчик, который и довез ее домой.

Это был горький урок. Урок самообмана. Никто не видел в ней леди, а только лишь гувернантку. Теперь она знала, что между светом и нею лежит непреодолимая пропасть.

Утром она проснулась бодрой и отдохнувшей. Она твердо решила, что никогда и никто не сможет вновь унизить ее. Анна успокоилась. Если уж она стала гувернанткой, то будет лучшей в Англии! Из-за леди Харбакл она едва не лишилась этой репутации. И только благодаря вмешательству сэра Финеаса, а также невысокому мнению общества о семье Харбакл, сплетни о том, что она, Анна, пыталась стать леди Харбакл, не имели резонанса и не переросли в скандал. С тех пор она зареклась выходить за рамки обязанностей гувернантки и решительно пресекала ухаживания любого кавалера.

Лишь однажды она изменила своему правилу и уступила просьбам Люсинды Дендридж. Это было ошибкой, которая ее ничему не научила. Учитывая вчерашний поцелуй со своим нанимателем, она совершила еще одну. Сколько их еще будет?

Все утро прошло в сборах. В десять часов Анна уже сидела в кресле около камина. Экипаж прибыл вовремя, Распахнулись двери, и сияющий улыбкой Хокс доложил о приезде графа. Неожиданно у Анны перехватило дыхание. Как она его встретит?

Граф был в синем плаще, ниспадавшем красивыми складками с его широких плеч, кожаных бриджах и высоких черных сапогах. Увидев ее, он с удивлением спросил: