После возвращения домой у нее еще осталось несколько часов до встречи с Брендой на дне открытых дверей, и это хорошо. Есть время рассортировать вещи и уложить в коробки. Мэгги наливала вторую чашку кофе, как вдруг… господи! Сегодня же вторник, на 9.30 она записана к Гленну, парикмахеру, а у нее напрочь вылетело из головы. Ну не кретинка? Столько дел, а придется два часа тратить на стрижку. О боже. Ну почему она вчера об этом не вспомнила? Можно позвонить, сказаться больной, но тогда придется торчать дома, чтобы ее не видели хотя бы день. Нет, не пойдет.

В парикмахерской правило — отменять запись за 24 часа, и, если она не придет, ее все равно заставят заплатить, а просто отдать Гленну деньги и удрать как-то глупо. Конечно, всегда можно отослать чек. Но если Гленн получит от нее что-то по почте после того, как ее не станет, он ужасно огорчится, а ей меньше всего на свете хотелось кого-то расстраивать, тем более Гленна. Женщина, с которой он прожил двенадцать лет, только что сбежала с конькобежцем, так что Гленн и без того на грани. Что же делать? Она посмотрела на часы. Ладно, проще всего поехать, а коробками займется вечером.

В 9.42 она сидела в кресле, а Гленн накручивал пряди на бигуди и делился последними известиями о своей бывшей. Не считая того факта, что день нынче выдался больно суетливый, в парикмахерской было очень даже мило. Как обычно, в этот час стриглись старушки из дома «Св. Иоанн в соснах», оглашая салон веселым щебетом.

Мэгги сидела и представляла, до чего огорчился бы Гленн, узнай он, что все его усилия напрасны, и вдруг услышала, как Фэрли Дженкинс говорит Виржинии Шмит: «Джин, до меня дошли слухи, что Ди Ди Далтон подумывает продать дом».

Пару месяцев назад, услышав, что кто-то подумывает о продаже дома, Мэгги сорвалась бы и с мокрыми волосами помчалась к домовладельцу, чтобы не упустить сделку. Но поскольку через несколько дней она собиралась покинуть торговлю недвижимостью, подобным новостям не полагалось ее трогать. Однако, узнав, какой дом может быть выставлен на торги, Мэгги потеряла дар речи.

Гленн все рассуждал о своей бывшей, но Мэгги не слышала ни слова. Мысли ее лихорадочно скакали. Все в городе уверены, что миссис Далтон ни в жизнь не расстанется с «Гребешком». Такое даже невозможно вообразить. Особняк никогда не выставлялся на рынок, с чего вдруг она будет его продавать? «Гребешок» не просто дом. Это символ, ориентир этих мест. Как же грустно, что он пойдет с молотка. Мэгги совсем разнервничалась.

Ох. Она знала, что едва Гленн досушит ей волосы и она оплатит счет, как придется бороться с желанием помчаться на гору и взглянуть на особняк в последний раз. Но к чему? Зачем именно сегодня подвергать себя такому испытанию? Дел и так невпроворот. Сейчас ее вообще должно занимать только одно — подготовка к понедельнику. Есть четкий план, так сосредоточься и придерживайся его.

Она заплатила, вышла, села в машину и поехала прямиком к горе. Глупость, ребячество, но остановить себя она не могла. Припарковала машину напротив «Гребешка» и тотчас почувствовала себя страшно несчастной. Он стоял, как всегда величавый, гордый, и смотрел сверху на город. Для Мэгги он был идеальным домом, с идеальными пропорциями, элегантный и сдержанный.

Внутри она, конечно, не бывала, но миссис Робертс, подруга миссис Далтон, рассказывала, что во всех комнатах там обшитые деревянными панелями стены и самая красивая в мире белая мраморная лестница. В юности Мэгги грезила об этой белой мраморной лестнице.

В последнее время она беспомощно наблюдала, как Бебс Бингингтон распродает прекрасные старинные особняки на горе и один за другим они превращаются в прах. А на их месте возводят современных уродцев. Невыносимое зрелище. Но если Бебс наложит лапы и на «Гребешок», это будет уже настоящая катастрофа. Бебс Бингингтон, и только она, ответственна за снос целых кварталов очаровательных маленьких бунгало, построенных в тридцатых годах, и возведение вместо них дешевых фальшивок — четырехэтажных имитаций швейцарских замков с безликими однокомнатными квартирами и дрянным бассейном во внутреннем дворике. Чем больше Мэгги об этом думала, тем сильнее злилась. Бебс не станет продавать «Гребешок» по-человечески. Она попросту выкинет его на торги и погубит, как и прочие дома. Ей невдомек, что такое историческая ценность и какие чувства испытывают к этому особняку жители Бирмингема. Она глянет на него своим холодным рыбьим глазом и отдаст первому, кто предложит на торгах наивысшую цену. На Мэгги накатила дурнота: она представила, как Бебс Бингингтон марширует по комнатам «Гребешка», словно Шерман по Атланте[14]. Бебс не питает нежных чувств ни к городу, ни к этим местам. Раньше среди агентов недвижимости существовало негласное правило: даже если тебе сулят отличные комиссионные, не продавать дома на горе тем, кто не станет заботиться о них и любить. Но что Бебс до этих правил. Ее интересуют только деньги. Кто знает, что ждет особняк? Может, его купит какой-нибудь скороспелый миллионер и устроит в гостиной баскетбольный корт. Или еще того хуже — дом продадут строительной фирме. Если снести «Гребешок», изменится весь вид Бирмингема, он станет похож на красивую женщину с дырой на месте переднего зуба. А то еще кошмарнее — на красавицу с блестящим золотым зубом, если возведут новострой. По вине Бебс в городе появились улицы, по которым Мэгги больше не может ездить без слез.

Ох, нет, снова вскипает в ней эта странная ярость. Щеки горят, лицо пунцовое, и сердце колотится. Что происходит? Она никогда в жизни не теряла спокойствия. А это уже второй раз за месяц. То ли поздний климакс, то ли некая изощренная форма водительского гнева — есть такое заболевание, — вернее, не водительского, а в ее случае риелторского. Что бы то ни было, лучше остыть. Не хватало получить удар прежде, чем она подберет все хвосты. Ведя машину, Мэгги старалась успокоить себя. Во-первых, может, это только слухи. Не стоит верить на слово дамам из «Св. Иоанна», в таком возрасте многие глуховаты и запросто могут напутать. И вообще это бессмысленно. Зачем миссис Далтон продавать дом? Далтоны были хозяевами «Гребешка», сколько она себя помнит, и в деньгах у них нужды нет, так что Фэрли Дженкинс наверняка ошиблась. И все же Мэгги не хотелось еще неделю держать это в уме. Но как выяснить? Нельзя же просто позвонить миссис Далтон и спросить напрямую, это слишком грубо и бестактно. Боже мой, столько домов вокруг, ну почему «Гребешок»? Надо было отменить парикмахера, тогда бы она не узнала. Даже если все правда и миссис Далтон продает-таки «Гребешок», что Мэгги может с этим поделать? Нет-нет, выкинуть из головы, сегодня и без того дел невпроворот. Господи, что ее еще ждет? В том-то и дело: она не хочет думать, что ее ждет дальше. Хватит сюрпризов.

Не одна Мэгги прожила большую часть жизни, околдованная чарами из детства. У многих в глазах еще сияли звезды, что неудивительно, если ты вырос в месте под названием Волшебный город, со всеми его высокими стремлениями и иллюзорным величием. Все в городе кричало о величии — от труб чугунных, угольных и сталеплавильных заводов до великолепных особняков на Красной горе; даже тротуары под ногами величественно посверкивали серебристыми прожилками. Город был живой и шумный, с целыми кварталами модных магазинов, где в витринах манекены в надменных позах демонстрировали новейшие наряды и меха из Нью-Йорка и Парижа, с рядами галерей, где интерьеры шикарными коврами, люстрами и мебелью так и манили — хотелось войти и поселиться в этой красоте навеки (по крайней мере, Мэгги хотелось). В воздухе всегда царило возбуждение. Человека охватывало ощущение, что Бирмингем, Самый Быстрорастущий Город Юга, вот-вот станет самым большим городом в мире. Даже улицы были чуть шире, чем требовалось, в любой момент готовые принять огромные транспортные потоки. Бирмингем с самого начала лопался от амбиций, он не желал быть вторым после Питтсбурга ни по сталелитейной части, ни по величине транспортной системы. Но даже возвышающаяся на вершине Красной горы чугунная статуя Вулкана, греческого бога огня и железа, была второй по величине чугунной статуей в стране, а во время войны, когда заголовки газет сообщили, что Германия и Япония назвали Бирмингем, штат Алабама, целью номер два, все в городе были разочарованы, они бы с удовольствием были первыми. Единственное утешение — у них был самый большой световой рекламный щит в мире, он приветствовал всех прибывающих по железной дороге гостей, тысячи золотых ламп сверкали, складываясь в слова ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВОЛШЕБНЫЙ ГОРОД. Бирмингем был городом с бешеным пульсом: он работал, потел и боролся за то, чтобы стать номером один. Гигантские чугунные и сталеплавильные заводы грохотали и лязгали, изрыгали розовый пар и вздымали жирные дымы двадцать четыре часа в сутки, без выходных. Угольные шахты работали посменно днем и ночью. Переполненные трамваи и автобусы круглосуточно развозили людей с работы и на работу.