Несомненно, Борис Ельцин – боец. Даже когда он выписывается из больницы, чтобы вернуться к повседневной работе, то заявляет прессе, что готов к бою. С кем? С чем? Зачем? Это не всегда ясно. Беда в том, что, выиграв очередной бой, он, похоже, не знает, чем заняться. Наступает период психологического расслабления, пока вновь не возникнет необходимость защищаться. Тогда опять начинается пляска святого Витта. В перерыве же, в отсутствие идей и программы, кроме идеи уничтожения врагов, не остается ничего иного, как самому их и создавать. А если внешние враги слишком слабы или легко покупаются, то полезно иногда вспомнить, что их можно найти и в собственном дворце, замаскированных под друзей и сторонников. Следовательно, надо создать перманентно конфликтную ситуацию внутри своей команды. Пусть каждый воюет против остальных, подозревает всех и каждого и доносит шефу, чтобы завоевать его благосклонность.

Апологеты предпочитают называть это «системой сдержек и противовесов». Каждый против всех, тогда никто не заберет большую силу и в конце концов они ликвидируют друг друга собственными руками. Кое-кому, чтобы дойти до этого, пришлось штудировать Маккиавелли. Борис Ельцин никакого Маккиавелли не читал, но его поучения у него в крови. И чем серьезнее болен президент, тем многочисленнее и запутаннее становится система противовесов. Постепенно она приводит к полному параличу правительства. Ничего не скажешь, боец. Как Нина Берберова писала о Маяковском: «Он не привык отступать, не умел и не хотел этого делать«118. Такие слова могут стать комплиментом для быка, может быть, даже для поэта, но никак не для генерала или государственного деятеля. Последние должны изучить искусство паузы и отступления. А государственный деятель, если он не страдает неизлечимой склонностью к самодержавию, должен еще считаться и с противоречиями в «народной среде» (как сказал бы Мао Дзэдун), порожденными гражданским обществом (сказал бы Антонио Грамши), так или иначе, проистекающих из общественных интересов (сказал бы Алексис де Токвиль). А здесь – одно стремление вечно двигаться вперед. Куда?

К примеру, в области гласности прорыв вперед, как мы уже показали, был поистине сокрушительным. Когда Ельцин объявил на весь мир, что собирается подвергнуться операции на сердце, один телекомментатор чуть в обморок не упал от волнения, воскликнув, что «мы стоим перед лицом открытия новой эпохи ельцинской гласности». Мне придется уступить слово Минкину, лучше него я все равно не скажу: «Если не впадать в эйфорию, если сохранять трезвость, если помнить, что там, наверху, правду не говорят никогда, – ельцинская правда окажется весьма сомнительной чистоты. Вот что он сказал 5 сентября: «Я хочу, чтобы у нас было общество правды. Не надо скрывать то, что скрывали раньше…» Скрывали раньше – это когда? Зачин столь торжествен, эпичен, что все поняли: речь идет о «проклятом прошлом» – о сталинщине, брежневщине. Но сочинители президентских речей в коллективной редактуре запутывают сами себя до невозможности. Если человек говорит, что он хочет, чтоб было, значит, этого нет. Если президент хочет, чтоб было общество правды, – значит, в наличии общество лжи. «Не надо скрывать» – означает «не надо врать». «Скрывали раньше» означает «врали раньше».

Кто? Президент, мотаясь по стране перед первым туром, показывал в основном два фокуса: обещал деньги и хвастался здоровьем.

Еще он сказал: «Мне делали диспансеризацию, и во время диспансеризации обнаружили болезнь сердца». «Во время диспансеризации обнаружили…» Когда? Накануне? Месяц назад? Год назад? Настоящая правда выглядела бы так: «Я перед выборами постоянно врал, нахваливая свое отменное здоровье. Я заставлял врать всю команду и подкупленную прессу«119.

В целях изучения бойцовских качеств российского президента представляет интерес и прочтение «Записок президента». По сути, это сборник эпизодов нескончаемой борьбы за Власть. К сожалению, без всякой облагораживающей цели. Здесь Ельцин – всегда герой, неважно, в чем состоит задача: выиграть спортивное соревнование, преподать пример физической силы, хитрости, целеустремленности или же политической мощи. Борис – «честный» друг тех, кто с ним «честен», но становится «непримиримым» по отношению к врагам или тем, кто попросту не знает своего места.

Перечень врагов длинен. Как и список «честных» друзей, выброшенных по дороге. Вроде Алексея Казанника, чистой души, призванной заменить ненадежного Валентина Степанкова после октября-93. Он сам рассказывал мне, что сразу же понял, что попал в змеиное гнездо. До того из своего омского далека ему казалось, что Ельцина вводят в заблуждение его подчиненные. Но быстро выяснилось, что это не так: президент сам позвонил ему с требованием арестовать дюжину депутатов бывшего Верховного Совета, хотя против них не было никаких обвинений. В конце концов Казанника уволили за то, что он выполнил решение Думы амнистировать и освободить Руцкого и Хасбулатова.

Рассказ о том, как Казанника «посадили на прокуратуру», показался мне настолько замечательным, что я предложил ему поведать обо всем поподробнее и сделать книгу-интервью о его пребывании на посту Генерального прокурора. Но я увидел, что он колеблется. Он боялся последствий, и я понял, что не стоит настаивать. Больше мы об этом не вспоминали. В следующий раз я увидел Казанника по телевизору накануне выборов 1996 года, когда он встречал прибывшего в Омск Бориса Ельцина. Камеры запечатлели бывшего прокурора, когда он, согнувшись, смиренно и униженно умолял Ельцина не допустить победы коммунистов. Неужели он обо всем забыл? Сомневаюсь.

За эти годы я видел в России немало случаев столь же унизительных отречений. Казанник ничем не лучше Александра Руцкого, Никиты Михалкова, Николая Рябова или Ивана Рыбкина. Нескончаемый список польстившихся на тридцать сребреников. В 1989 году будущий прокурор поразил всю страну, отказавшись от места в Верховном Совете СССР в пользу Ельцина. Тогда это был акт мужества, проявление достоинства перед лицом произвола советской бюрократии. Восемь лет спустя он одел ливрею слуги. Печальное, но символичное превращение. Сейчас его снова взяли на работу, не знаю на какую должность, в Омскую администрацию. Ну что ж, удачи.

Но вернемся к рассказу о историческом дне вступления Казанника в прокуратуру. Прилетев из Омска, он направился в Кремль, где попал напрямик в кабинет к Коржакову. Тот не дал ему времени даже встретиться с президентом, а сразу погрузил его в машину. На заднем сиденье уже был Барсуков с «калашниковым» в руках, его сопровождала вооруженная охрана. По приезде в прокуратуру Барсуков сам открыл дверь кабинета Степанкова пинком ноги. Бледный Степанков даже рта не раскрыл, когда Коржаков приказал Казаннику занять его место и «не терять его из виду ни на секунду, потому что этот способен припрятать какие-нибудь папки». Так сменялись Генеральные прокуроры в России в октябре 1993 года. Если, конечно, Казанник рассказал правду. Мне он казался искренним и даже расстроенным. Я спросил: вы и в самом деле ничего не понимали? Ответ был: «Мне такое и в голову не могло прийти». А что говорить о другом рассказанном им эпизоде, о единственном заседании Совета безопасности, в котором он участвовал за короткий – с октября 1993 по февраль 1994 года – срок своего пребывания в должности?

Дело было накануне выборов в Думу и референдума по Конституции, и Ельцину хотелось знать настроения населения. Дело в том, что среди многочисленных вариантов изучалась и возможность – в случае победы партии Власти, которая тогда называлась «Выбор России», – провести президентские выборы раньше срока, весной-летом 1994 года. И вот встает Лобов и торжественно произносит: «Борис Николаевич, подавляющее большинство вас поддерживает». Поднимается Шахрай: «Борис Николаевич, вас стопроцентно переизберут». Слово берет Павел Грачев: «Борис Николаевич, я на 150% уверен, что вы победите». Помню, я тогда прервал рассказчика: Алексей Иванович, вы не преувеличиваете? «Нет, нет. Именно так они и высказывались, только более пространно». А как реагировал президент? «Короткими кивками». Потом настал черед всех остальных присутствующих, каждый из которых старался превзойти предыдущего в лести, перешедшей уже всякие пределы приличий. Когда очередь дошла до Казанника, тот решил, что хоть кто-то должен возразить: «Борис Николаевич, общественный порядок в удручающем состоянии. Генеральная прокуратура стонет под грузом проблем. Я убежден, что у вас большие шансы победить, но они еще больше возрастут, если вы докажете стране, что боретесь с преступностью и коррупцией». По словам Казанника, лицо президента потемнело и с далекого конца стола донесся железный голос: «Мне кажется, Алексей Иванович, что вы склонны к пессимистическим прогнозам».