Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В октябре республики высказываются за создание «мягкой федерации» и разрабатывают документ об «экономическом союзе». Все политические вопросы остаются открытыми. 1 ноября на Украине проводится референдум по вопросу о независимости. Его организатор президент Кравчук добивается убедительной победы. Независимость восторжествовала. 4 ноября в Кремле собирается на свое первое заседание Государственный Совет. В нем участвуют восемь президентов и главы правительств Армении и Украины. Прийти к компромиссу, похоже, трудно. 14 ноября Горбачев созывает новое заседание Государственного Совета – на сей раз в Ново-Огареве. Здесь уже представлены только семь республик, Украина отсутствует. Решается вопрос о создании конфедерации. Ельцин тоже подписывается под этим документом, а вечером, давая интервью по телевидению, восклицает: «Союз будет жить!» В соглашении присутствуют и элементы федерализма – такие, например, как прямые выборы президента нового Союза. 25 ноября все в том же Ново-Огареве состоялось третье и последнее заседание Госсовета. Оно-то и ознаменовалось окончательным разрывом.

Когда оглядываешься на эти события, больше всего поражает невероятное расхождение между их масштабностью и несостоятельностью «героев», то есть их начинателей. Вокруг этих событий нередко складывались просто-таки водевильные ситуации: как в фарсе нагромождалась одна ложь на другую – с целью как-то их приукрасить. А народ молча, абсолютно пассивно и терпеливо все это сносил, по-видимому не сознавая ни смысла, ни важности происходящего. И все же речь идет не только о ретроспективных соображениях. Многое можно было увидеть и понять еще тогда. Более внимательные наблюдатели все видели и предвидели. Начиная с Горбачева, который предчувствовал «катастрофу» (не только собственную, но и всей страны) и постоянно предупреждал своих собеседников о «серьезных последствиях» предпринимаемых ими шагов и об «огромной ответственности» за них перед Россией и историей.

Ведь уже тогда было ясно, что разрыв с горбачевским «центром» должен был повлечь за собой союз с самыми тупыми и реакционными партийными бюрократами в республиках. Это означало, что раздуваются процессы, при которых они, и только они, могут взять власть в свои руки. Потому что во всех остальных республиках Советского Союза развитие демократических движений было куда менее серьезным, чем в России. Это значило дать в руки местных номенклатур знамя национализма – единственное, которое после смерти КПСС они могли поднять, чтобы вновь объявить себя национальной верхушкой. Это значило отказаться – во имя демократизации метрополии – от какого бы то ни было влияния на демократические и преобразовательные процессы во всей бывшей империи. Словно Россия, освободившись от своего «подбрюшья», которое, по мнению радикал-демократов, мешало ей стать богатой, счастливой и демократической, могла навсегда забыть о нуждающихся в защите интересах в «собственном дворе». Итак, наступил конец «российского империализма». Хотя об этом термине можно было основательно поспорить. И действительно, дискуссия не прекращалась даже среди западных советологов.

Многие, в том числе и русские, считали, что у российского «империализма» было много весьма своеобразных особенностей: так, например, отношение между метрополией и ее субъектами очень отличались от отношения колониальных держав к своим колониям. В общем, к этому понятию надо было подходить с осторожностью. Но радикал-демократы считали, что «советский империализм» если и не единственный в мире, то уж конечно самый худший. Такой плохой, что его можно было назвать (вслед за Рональдом Рейганом, в силу обстоятельств бывшим главой страны Процветания и Добра) «Империей зла». Однако прошло несколько лет и стало ясно, что стоило России уйти из «своего двора», как его, не теряя времени, стали прибирать к рукам другие хищники, преследующие собственные интересы. Геополитика не терпит пустоты, но попробуйте объяснить это кремлевским придворным шутам.

Наконец, это значило обречь Россию, особенно Россию, решившую перейти к рыночной экономике, на бесконечную череду стычек и конфликтов с ее «суверенными» соседями. В таких условиях единое экономическое пространство не только не могло быть сохранено, а было бы быстро разрушено общими усилиями. Все эти предсказания сбылись, вызвав крах экономик на всем бывшем советском пространстве. Но хуже всего «позабыть» о том, что России пришлось взяться за собственное обновление в общей психологической обстановке, куда более трудной и сложной, чем на всех остальных территориях. Английский политолог Брайан Бидхэм писал: «Бывают фазы, когда единственным утешением остается сохранение национальной гордости. Утешение – иметь возможность сказать, что вам хотя бы удалось прогнать непрошенного гостя, навязывавшего свою ошибочную систему. Такое утешение есть у поляков, венгров, чехов, украинцев, прибалтов и казахов. Они, наконец, обрели самих себя. Но у русских этого нет. Империя, с которой другие с радостью порвали, была империей русских. А для них национальное унижение сочетается с экономической нищетой. Их боль вдвойне сильнее»36.

И эти слова, исполненные человеческой жалости, принадлежат иностранцу. Они показывают, как далеки от собственного народа те, кто взялся вести его по пути освобождения.

Глава 11. Икона

«Господин президент, пожалуйста, подпишите указ, разрешающий старым и больным добровольно перейти в мир иной. Например, я подписал бы заявление, что жить мне невозможно, поскольку пенсию платят с трехмесячным опозданием, что я страдаю от голода и холода, что у меня нет будущего. Созывается комиссия, врач удостоверяет, что в любом случае я смогу прожить самое большее два года. Глава местной администрации подтверждает, что в следующие два года ситуация к лучшему не изменится. Органы социального обеспечения выдают мне талон на место на кладбище. Я со всеми прощаюсь, глотаю таблетку и ложусь спать. Утром все будет кончено. Для родины так будет лучше, а нам легче. С уважением, Л.А. Романов, Кемерово, Западная Сибирь».

Это письмо было опубликовано еженедельником «Аргументы и факты»37 (знаменитом тем, что вместе со своим главным редактором, Владиславом Андреевичем Старковым, был одним из самых ярых сторонников Ельцина) четыре месяца спустя после окончании президентской кампании, в ходе которой Борис Ельцин торжественно обещал рассчитаться – то есть наконец выплатить пенсии – со стариками до начала осени. Когда господин Старков напечатал письмо пенсионера Романова Л.А., задолженность государства перед пенсионерами уже выросла до 16 триллионов рублей, около 3 миллиардов долларов, и продолжает ежемесячно увеличиваться на 6 процентов. Но мы не стали бы уделять слишком много внимания несущественным бедам пенсионера Романова и его острому и трагическому чувству юмора, если бы «Аргументы и факты» – быть может, чтобы замолить информационную однобокость прошлых лет, – не решили бы покопаться в недрах Пенсионного Фонда РФ.

Открывшаяся картина представляет такой интерес и содержит столько сведений о современной России, что заслуживает хотя бы краткого пересказа. Оказывается, Пенсионный Фонд, состоящий исключительно из «больших выборщиков» президента, возглавляемый людьми из президентской команды, патронируемый друзьями друзей руководителей президентской администрации, основал «Республиканский социально-коммерческий банк» (РСКБ), имеющий восемь филиалов и 46 отделений в российских регионах. Отличительной особенностью головной конторы и отделений является то, что местный глава Пенсионного Фонда является по совместительству и директором местного РСКБ. Официальное объяснение простое: не можем же мы держать в своих сейфах столько денег! А распределение напрямую пенсий и пособий требует тысячи чиновников. Не так ли? Все делается во имя экономии и эффективности.

25
{"b":"14000","o":1}