Солдат с биноклем ведет постоянное наблюдение. Он сообщает о начале обстрела. Таким образом, мы имеем 20–30 секунд, чтобы успеть укрыться.

Кенигсберг продолжает сопротивление. Говорят, что эсэсовцы, возглавляющие оборону, расстреливают каждого отступающего солдата. Мы узнаем, что там, в одном из немецких концлагерей, собрано более десяти тысяч военнопленных французов. Только в ночь на 9 апреля гарнизон города, наконец, капитулирует. Кенигсберг — крепость, столица Пруссии, опустошен и разбит.

А для нас война продолжается. Батареи на другом берегу еще не замолкли. Мы провожаем взглядом штурмовики, которые должны их уничтожить. Но налет не достигает цели. Среди летчиков «Нормандии — Неман» недовольство:

— Только этого еще и не хватало, чтобы дать себя уничтожить артиллерийским огнем…

Повреждено бензохранилище, и возвращающиеся самолеты вынуждены садиться в Хайлигенбайле.

Дельфино отдает короткое приказание:

— Марши, Дуар, Сэн-Мароо и Анри — вам обстрелять последние укрепления на косе, где еще идут бои. Русские приближаются к Пиллау. Они должны находиться уже в предместьях города.

Это последний бой «Нормандии — Неман». Анри сбил в нем своего очередного противника, «фокке-вульфа», вписав таким образом двести семьдесят третью победу на боевой счет нашего полка.

— Молодец, Анри! Ты красиво разделался со своим пятым фрицем! — говорят ему друзья.

Анри улыбается, он горд этой победой. Он мечтает уже о возвращении на родину. Его с нетерпением ожидает старушка мать. Внезапно наблюдатель кричит:

— Внимание, товарищи!

Все бросаются к траншеям. Свистят снаряды. Сильный взрыв забрасывает нас землей. Когда грохот прекращается, мы все встаем и приводим себя в порядок. И только Анри, с которым я говорил минуту назад, не встал… Он лежит, вытянувшись, рядом с траншеей. Дельфино, Шаррас и де Салль бросаются к нему и под обстрелом переносят его в убежище. Анри жив. Он тихо говорит майору Дельфино:

— Ничего… Я выживу… не беспокойтесь… Сейчас я от вас никуда не уйду…

Из его затылка течет кровь. Он ранен осколком снаряда в голову. Спустя несколько часов по указанию майора я приезжаю в госпиталь, чтобы узнать о состоянии товарища, но застаю его умирающим на больничной койке. Это настоящий кошмар. На следующий день Анри умирает в госпитале после операции, которая уже не могла ему помочь. Через два дня Анри похоронили вместе с советскими солдатами, павшими в последних боях.

Мы отправляемся осмотреть Кенигсберг, или, вернее, его руины. Как будто гигантское землетрясение произошло здесь. Все разрушено, сожжено, уничтожено. В воздухе запах пороха, пепла и смерти.

На восток движутся нескончаемые колонны немецких пленных. Утверждают, будто их более восьми тысяч. Они идут одичалые, безразличные ко всему, более крепкие поддерживают раненых. Они идут в Советский Союз восстанавливать своими руками то, что разрушили своими пушками.

Среди нас ходят самые различные слухи:

— Бьются уже в Берлине! Берлин под огнем русской артиллерии. Гитлер сбежал… Нет, он покончил жизнь самоубийством…

С часу на час ожидаем сообщения о встрече войск Востока с войсками Запада. Известно, что это должно произойти в районе Дрездена, на Эльбе.

25 апреля Красная Армия наносит последний удар по крепости Пиллау.

— Две эскадрильи на Пиллау! — отдает приказ майор Дельфино. — Сообщают, что в воздухе еще держатся несколько «фокке-вульфов». Противник не покидает нас, не простившись…

Я умоляю командира разрешить мне сделать этот последний вылет. Моей ноге значительно лучше. Если к тому же мой механик поможет мне подняться в кабину, все будет в порядке. Надо думать, что я был достаточно красноречив — майор Дельфино соглашается.

Последний боевой вылет нашего полка только что начался. В воздухе двадцать «яков». Вот мы над Пиллау. Вражеских самолетов не видно. Слабый огонь зенитной артиллерии — последние конвульсии умирающего. Бои идут уже на улицах города. То здесь, то там рвутся снаряды на земле и в воде. Движутся советские танки в сопровождении штурмовых отрядов грозных подразделений пехоты. На обратном пути я пролетаю над Фриш-гафом и над моей спасительной отмелью.

В полдень Пиллау уже в руках Красной Армии. Восточная Пруссия пала. 27 апреля произошла встреча союзников в Торгау, на Эльбе.

Для разнообразия производим перебазирование. Надо же сохранять традиции. В тридцатый раз идут дорожные приготовления. Может быть, это будет, наконец, последний раз. В два рейса мы перелетаем в Эльбинг — город, расположенный на юге Пруссии, на пути к Данцигу:

8 мая в честь победы мы откупориваем бутылки шампанского.

— Господа, война окончена, — кричат французы.

— Товарищи, война окончена. В Берлине подписан акт о безоговорочной капитуляции. Отпразднуем это великое событие! — отвечают нам русские.

Восьмидесятиградусный спирт льется рекой. В этот вечер неожиданно появляется Блетон, находившийся в плену в Пиллау. Он пересек часть Восточной Германии на По-2.

— Ну как, Блетон, что ты скажешь о Пиллау? Жарко было, не так ли?

— Вы не можете себе представить, что пришлось испытать на своей шкуре немцам и мне. К счастью, им пришла в голову хорошая идея — эвакуировать меня на катере, а иначе вряд ли удалось бы мне отведать шампанского в честь победы.

В Эльбинге мы ожидаем распоряжений из Москвы. Возвращаются из Франции Альбер и де ля Пуап.

— Знаешь, Альбер, — говорит Марши, — нам тебя здорово не хватало в Пруссии и тебя также, виконт. Это был лакомый кусочек, но частенько его трудно было переварить… Вы могли бы окончить войну дважды Героями Советского Союза.

— Ты прав, старина, однако провести в Париже несколько месяцев после двух лет отсутствия — это тоже неплохо.

Дни в Эльбинге прошли, как сплошной праздник. Наконец после многочисленных трагикомических, главным образом комических, инцидентов, связанных с «братанием» с представительницами прекрасного пола Германии, после ряда распоряжений и отменяющих их приказов наступил великий день отъезда в Москву. Но это был мучительный день. Мы расставались с нашими механиками, с нашими «яками». Даже самые суровые из нас не могли скрыть слез.

И вот уже в транспортных самолетах мы летим маршрутом, пройденным нами за три года: Пруссия — Литва — Неман — Польша — Березина — Белоруссия. После пяти с половиной часов полета перед нами Москва, ликующая, победная.

Нас встречают генерал Пети, полковник Пуйяд, подполковник Дельфино и майор Матрас:

— Вы будете размещаться в гостинице Центрального Дома Красной Армии. До 5 июня вы можете свободно распоряжаться своим временем.

Наша первая мысль, наше первое стремление — посетить московское кладбище. Только после того как груды венков были возложены на еще свежие могилы де Жуара, Бурдье, Лефевра и других наших товарищей, мы отправились гулять по Москве, празднующей победу. Дни и ночи полны веселья. Мы не ложимся спать. К тому же в июне ночь длится всего несколько часов. Для нас всегда сияло солнце.

— Дешане, идем со мной в коктейль-холл, у меня там свидание.

— Пойдем лучше в «Арагви», нас приглашают советские летчики.

— Друзья, я только что продал свои часы. Еще один вечер посидим в ресторане «Москва».

Эти четыре дня были самыми упоительными и в то же время самыми изнурительными из всех, пережитых нами.

— Хуже, чем на Балтике, — заметил как-то Марши.

В этом неистовстве мы даже забыли, что 5 июня нам должны вручать ордена.

Торжественная церемония происходила в центральном зале Дома Красной Армии. Все здание залито ярким электрическим светом. Грандиозный по размаху пышный банкет объединял советских и французских генералов, советских дипломатов вокруг присмиревшего, но упоенного радостью полка «Нормандия — Неман».

Андре присвоено звание Героя Советского Союза. Матрас получает орден Александра Невского. Остальные летчики награждены орденами Боевого Красного Знамени и Отечественной войны.

Во время банкета Дельфино делает мне знак: