С обожженными руками и лицом, ничего не видя из-за распухших от ожогов век, он едва ощущает удары, которые сыплются на него градом. Фельдзера приводят на командный пункт, а затем переправляют в штаб. Там его подвергают нескончаемым допросам, сопровождаемым ударами и угрозами:

— Вы же француз! Почему вы сражаетесь в России? Значит, за деньги? Вас сейчас расстреляют на месте! Где находится ваш полк гнусных изменников?..

И удары опять сыплются на распухшее лицо Фельдзера. Но мужество и сила воли его таковы, что немцы, так и не сумев сломить его дух, отказываются от дальнейших допросов.

Однако приключения Фельдзера на этом не заканчиваются. Его бросают в лагерь военнопленных. Он бежит оттуда, пересекает всю Германию, пробирается во Францию и хочет немедленно вернуться в Россию. Но на это у него не хватает времени. Конец войны застает Фельдзера в одной из столиц балканских государств, откуда он самолетом намеревался добраться до Москвы.

Несколько часов спустя после печального случая с Фельдзером аспирант Пинон, выпрыгнув с парашютом из машины, подбитой огнем зениток, также попадает в плен. Все говорит о том, что он был зверски убит, как и большинство наших летчиков, захваченных в плен.

В этот же день Лорийон утрачивает «невинность»: вместе с Ле Мартело он сбивает свой первый Юнкерс-87. Я даже немного завидовал ему. Заметив мое хмурое лицо, Лорийон, похлопав меня по плечу, сказал:

— Барон, это не так уж трудно. Ты пристраиваешься в хвост фрицу и, когда видишь, что черные кресты начинают лезть тебе в глаза и ты вот-вот дотянешься рукой до свастики на хвосте самолета, нажимай на гашетку, и он хорош для гроба. Не вешай носа! Скоро придет и твоя очередь.

Лорийон, любитель стрельбы с близкой дистанции, через месяц таранит истребителя «фокке-вульф». Он настолько прижался к нему, что срезал своим крылом киль вражеского самолета.

Ночью мы подвергаемся первой бомбежке. Звено «хейнкелей» забрасывает нас небольшими бомбами. Загорелись три самолета. Я не двигаюсь. Бежать все равно некуда. Укрытия пока еще не вырыты. Кроме того, я страшно устал. Зенитки вступают в игру и присоединяются к концерту. Взрывы бомб сотрясают землю, и наши деревянные бараки качаются, как корабли во время шторма. Микель тормошит меня:

— Слушай, барон! Может быть, лучше все-таки укрыться?..

Я сонно бормочу:

— Негодяи! Мешают нам дрыхнуть… И еще такое освещение от зажигательных бомб! За все это они дорого заплатят!

Несмотря на непрерывную работу, несмотря на усталость, мы находим время «приземлиться», то есть найти понимающую, сострадательную душу, которая помогла бы нам забыть всю суровость нашей жизни. Конкуренция жестокая! Перевернув вверх дном весь Алитус, куда начинают возвращаться жители, мы все же отыскиваем какую-нибудь подругу, соглашающуюся погулять с нами по берегу Немана, по лесу, где мы собираем фиалки, цветущие иногда рядом с трупами немцев. С Андре и Пенверном мы организуем на реке необычную рыбную ловлю с помощью гранат или просто взрывчатки. Оглушенная рыба сотнями всплывает на поверхность. Вот тогда и начинается спорт! Приходится бороться с быстрым течением, чтобы собрать рыбу. Но зато вечером вся эскадрилья угощается довольно изысканным блюдом, приготовленным из неманского палтуса.

От нас уезжают прикомандированные к полку два советских офицера: капитан Шурахов и офицер связи Кунин. Короткая прощальная церемония. Пуйяд вручает им ордена Военного креста. Бриэ доставляет их в Москву. В этот же день их заменяет майор Вдовин, вместе с которым мы воюем до самой победы.

На фронте опять все спокойно. Наши действия в основном ограничиваются прикрытием самолетов Пе-2, которые производят аэрофотосъемку линии фронта.

Наступило 8 августа — день моего рождения. Я был озабочен с утра. Мне хотелось достать несколько литров самогона и водки, чтобы достойно отметить с друзьями из 3-й эскадрильи мои 24 года. Господь бог меня не оставил. В этот день прилетел самолет с почтой, сигаретами, новыми званиями… Правда, на меня приказа не было, я по-прежнему остался аспирантом. Зато повышения в чине других, как по волшебству, заставили появиться на свет тщательно запрятанные бутылки, и моя годовщина слилась с радостным событием в жизни тех, кто поднялся выше по служебной лестнице. Всю ночь стоял страшный галдеж.

Вскоре до нас доходят слухи, будто немцы сосредоточили на нашем участке фронта более семисот истребителей и бомбардировщиков и подготавливают серьезный массированный удар.

Однако нас еще больше ошеломили сообщение переводчика Эйхенбаума о том, что к нам со дня на день должен, поступить новый истребитель — Як-3, И пока мы его ожидаем, Альбер подводит итоги боевой деятельности полка на Восточном фронте за период второй кампании, то есть за три последних месяца.

— Тысяча пятнадцать боевых вылетов, двенадцать безусловных побед, три вероятных. Погибло шесть наших летчиков.

Чудесным утром 13 августа полк, по-прежнему базирующийся на аэродроме в Алитусе, «отхватил» знаменитые истребители Як-3. Советские летчики-перегонщики, прилетевшие на них из Саратова, выстроили машины около КП. Весь личный состав полка устремился к ним! Всех охватило необычайное возбуждение. Я одним из первых подбегаю и начинаю поглаживать самолет, которому отныне будет вверена моя жизнь.

Славный Лохин стоит рядом со мной.

— С такими машинами, — восклицает, он, — войне скоро конец!

Распределение новой техники между четырьмя эскадрильями не проходит без споров и взаимных упреков. Каждый, выбрав себе определенный самолет, который по неизвестным причинам кажется ему лучше всех остальных, с ожесточением защищает то, что рассматривает уже как свою собственность. Истребитель Як-3 — очень легкий по весу самолет, имеющий, безусловно, много общего с истребителем Як-9, но отличается от него более высокими летными качествами, более совершенной формой и тщательностью отделки. Русские инженеры, работавшие под руководством конструктора генерала Яковлева, изменили очертания фюзеляжа, заметно усовершенствовали мотор и улучшили оборудование кабины. Обзор изумительный, особенно вперед. Самолет обладает отличной маневренностью. При выполнении «свечи» создается впечатление, что машина никогда не остановится. На пикировании самолет развивает большие скорости. Не успеешь отдать ручку, как стрелка уже показывает скорость свыше шестисот километров в час. Это, безусловно, достоинство, которым, однако, нужно уметь пользоваться. Вооружение прежнее: 20-миллиметровая пушка во втулке винта и два синхронных крупнокалиберных пулемета.

Единственный недостаток — на первых машинах не особенно надежно выпускались шасси. Но это не в состоянии уменьшить нашего энтузиазма. Мы с горящими от восхищения глазами вертимся около новых машин.

— Ну, как? Нравится?

— Спрашиваешь! Теперь попадись нам «фокке-вульфы» и «мессершмитты»…

Звуки гонга приглашают нас на сбор: предстоит экскурсия в Каунас. Едем в удобном немецком автобусе, взятом в числе других военных трофеев под Сталинградом. Шоссе тянется вдоль Немана через живописные деревушки, почти не пострадавшие от войны. Разбитые немецкие танки, валяющиеся в придорожных канавах, словно вехи, отмечают путь победы.

Каунас раскинулся на обоих берегах Немана, но большая часть города — на правом. Советские саперы строят деревянный мост вместо каменного, взорванного немцами во время отступления.

Перед войной Каунас насчитывал 150000 жителей, преимущественно литовцев и евреев. Последние занимали особый квартал на окраине города, отделенной небольшим холмом. Они жили в деревянных и кирпичных домиках, построенных для них русскими в 1940 году после вступления в Польшу и Литву. Немцы превратили еврейский квартал в концентрационный лагерь. Они опоясали его колючей проволокой, выйти за которую можно было только через сторожевой пост, охраняемый часовыми. Ежедневно на рассвете собирали мужчин и производили проверку. Затем их отправляли на строительство укреплений, и если вечером обнаруживали, что кто-либо сбежал, то его семью, даже детей, тут же расстреливали. Евреи умирали от голода, и литовцы всячески старались передать им что-нибудь из продуктов. Мучения евреев продолжались три года и трагически закончились 14 июля, за несколько дней до прихода советских войск. В этот день немцы зверски уничтожили всех евреев. Войска СС заставили хозяев заминировать собственные дома, в которых были заперты семьи. Затем эсэсовцы приказали несчастным самим подорвать свои жилища. Страшный взрыв потряс город. Чудом уцелевшие при взрыве обезумевшие от ужаса люди были безжалостно расстреляны эсесовцами все до последнего человека.