А затем ничего.
Со временем Гарри научился преодолевать страх, но не полностью. И тогда он заставил себя записаться в летную школу. Вагнер тогда учился в университете штата Нью-Йорк в городе Бингемтон. Он нашел подработку в круглосуточной закусочной, чтобы платить за летные уроки, — бросал замороженный картофель в котлы с кипящим жиром. Хотя в воздухе Гарри действовал технически безукоризненно, каждый раз, когда он садился за рычаги управления двухмоторной «сессны», его охватывал ужас. Его инструктор, мужчина лет тридцати пяти по имени Ригни, был потрясающе красив. Всегда загорелый, даже среди зимы, с ослепительной белизны зубами, он улыбался дерзко и одновременно чарующе. Гарри благоговел перед летчиком, который во время полетов щедро потчевал юношу рассказами о своей зимней работе. Каждый год в декабре Ригни паковал вещи, отправлялся на Карибы, где занимался чартерными перевозками, доставляя кого угодно и что угодно с острова на остров. Он говорил, что эти четыре месяца полны полетов, солнца и секса, а что может быть лучше этих радостей жизни? Гарри слушал истории инструктора, вцепившись потными ладонями в рычаги управления, отчаянно желая, чтобы Ригни заметил его и сказал, что у него получается. Гарри мечтал понравиться Ригни, но еще больше ему хотелось вернуться вниз, в безопасность, выбраться, к чертовой матери, из проклятых облаков и почувствовать твердую почву под ватными от страха ногами. Ригни уловил боязнь ученика и всегда сопровождал его, даже когда тот налетал положенное число часов. Но Гарри настаивал, а у инструктора не было других причин запрещать Вагнеру одиночные полеты, кроме собственного чутья.
Гарри считал, что Ригни уловил не только его страх. Он полагал, что в глубине души, под маской дерзкой улыбки и циничного взгляда, инструктор знает про него все. Гарри думал, что Ригни обладает способностью проникать взглядом в его душу и видеть его насквозь. Понимать, что на самом деле нужно Гарри. Знать, кто он такой.
Гарри начал следить за инструктором в свободные от работы дни. Осторожно, наблюдая за Ригни только издали. Будучи уверенным, что инструктор ничего не заподозрит, Гарри наловчился ходить за ним почти незаметно. Он следовал за Ригни квартал за кварталом, ныряя в подъезды и прячась за прохожими, когда тот оборачивался. Вагнер сумел узнать даже адрес инструктора и иногда приходил к его дому по ночам. Он сидел, затаившись, в кустах и глядел в освещенные окна. Иногда Гарри влезал на огромный клен, росший перед домом, и прятался в ветвях, подсматривая. В квартире всегда были женщины, молодые и красивые, которые с готовностью смеялись над каждой репликой Ригни и стонали от удовольствия, когда тот их целовал. Иногда инструктор подходил к окну, и тогда очередная подружка просила его вернуться в постель. Но Ригни стоял, пристально всматриваясь во двор, и Гарри замирал от страха, что инструктор вот-вот его заметит. Однажды Ригни простоял так целых пятнадцать минут, его обнаженное тело четко вырисовывалось в свете ночной лампы. Юноша съежился за ветками дерева, взмокнув от страха и мечтая исчезнуть, слиться с камуфляжем листвы. Потом Ригни, рассмеявшись, отошел от окна и прыгнул обратно в постель к обиженно надувшей губы партнерше.
За день до первого самостоятельного полета Гарри инструктор решил в последний раз подняться вместе с ним в небо. Гарри неделю не спал и почти столько же не ел. Уже больше месяца перед каждым занятием Вагнер шел в мужской туалет в маленьком аэропорту, и там его тело сотрясали позывы рвоты, такие сильные, что казалось, еще немного, и из горла в проржавевшую раковину хлынет кровь.
Когда они поднялись вместе в последний раз, Ригни вел себя непривычно тихо. Ни скабрезной болтовни о красотках в бикини, ни веселых историй про полеты после трех мартини и про отсосы прямо в пилотском кресле. Он сказал ученику, что хочет сымитировать завтрашний одиночный полет, хочет, чтобы Гарри почувствовал себя так, словно в кабине никого больше нет. Совсем немного, и самолет набрал высоту, внутри был слышен только ровный, успокаивающий гул двигателей. Как обычно, мысли Гарри вернулись в прошлое, картина горящего лайнера вновь предстала перед его мысленным взором. Пробираясь между пушистых облаков, глядя вниз на дома, дороги и мосты, такие неправдоподобно крошечные, Гарри стискивал рычаги управления и мечтал о том, чтобы пытка закончилась и он снова ступил на твердую почву.
Только в этот раз все оказалось не так просто.
На высоте три тысячи метров, когда до конца двухчасового полета оставалось не более получаса, Ригни протянул руку и стал уменьшать обороты правого двигателя.
— Что вы делаете? — выдавил Гарри сквозь стиснутые зубы.
— Хочу, чтобы ты показал, как нужно действовать при аварийной ситуации, когда один из двигателей вышел из строя.
— Мы уже это делали, — возразил Гарри.
— Точно. А сейчас повторим.
Самолет неожиданно нырнул вниз, потеряв метров тридцать высоты, и Гарри почувствовал, как сердце чуть было не выпрыгнуло у него из груди. По лицу Гарри текли струйки пота, он в недоумении повернулся к инструктору, хватая ртом воздух. Но Ригни только взглянул на него и тихо произнес:
— Посмотрим, что ты будешь делать в случае опасности.
Гарри с трудом сдержал приступ паники. Он ощутил, как желчь поднимается к горлу, но подавил приступ рвоты и попытался сосредоточиться. Это всего лишь проверка, сказал он сам себе. Ригни только чуть убавил мощность, а не отключил двигатель полностью.
«Выровняй самолет, поднимись на нужную высоту, покажи, что знаешь, как поступить, и он снова включит двигатель».
Вагнер посмотрел вправо. Ригни сидел не шевелясь.
— Вы зашли слишком далеко, — сказал Гарри.
— Возможно, — ответил инструктор. — В этой жизни дерьма не избежать.
Вагнер услышал, как чихает карбюратор. «Господи, мотор не работает!»
— Включите двигатель! — закричал Гарри. — Немедленно включите чертов двигатель!
— Я бы и рад, сынок, — сообщил Ригни, его тихий, ровный голос взбесил Гарри еще больше. — Но если бы ты слушал хоть что-нибудь из той дребедени, что я пытался запихнуть в твою башку, то вспомнил бы, что тепло в карбюратор поступает через коллектор. А что произойдет, если остановить двигатель?
— Не будет искры, — выдохнул Гарри. — Ах ты сукин сын! Ты заморозил карбюратор! Дебильный ублюдок!
— Можешь ругаться, сколько влезет, — заметил инструктор. — Вот только попасть домой нам это не поможет.
— Ах ты кусок дерьма! — заорал Вагнер. — Мы ведь погибнем!
— Нет, если ты сделаешь все как надо.
«Думай, — сказал себе Гарри. — Этот ненормальный готов разбиться вместе с тобой, так что думай, думай, думай!» Но у него не получалось. Он был не в силах даже шелохнуться. Гарри только видел, как он падает, падает с огромной высоты на землю, как пылающий огненный шар несется навстречу гибели…
— Мы теряем скорость, — пролепетал Гарри. — Если она будет меньше шестидесяти пяти узлов, нам крышка. Откажет второй двигатель.
Ригни ничего не ответил.
— Помогите, — взмолился Гарри. — Пожалуйста, помогите!
Ригни спокойно сложил руки на груди.
— Меня здесь нет, — сказал он.
Гарри парализовало от ужаса. За те несколько мгновений, пока он медлил, самолет почти потерял управление и завертелся.
И тогда Гарри обделался.
Раздался громкий звук, вонь наполнила маленькую кабину, и Гарри заметил, что Ригни презрительно усмехнулся. Гарри не знал, куда деваться от стыда и унижения. Но странным образом, унижение помогло преодолеть страх, Гарри смог сосредоточиться и начал действовать.
«Хорошо, — словно говорил внутренний голос. — Полет на одном двигателе. Для начала нужно опустить нос самолета, чтобы набрать скорость. Нельзя, чтобы она была меньше шестидесяти пяти узлов».
Скорость уже упала до восьмидесяти узлов. Семидесяти пяти…
Гарри схватил рычаги управления и опустил нос воздушного судна. Они, должно быть, снизились на тысячу метров, может, и на все тысячу восемьсот. Теперь скорость была всего семьдесят два узла.