— Основная реакция — потрясение, а от одного или двух источников даже враждебность. А что слышно с твоей стороны?
— Большинство людей взволновано. И конечно, удивлено. Я только что подготовила заявление — уверена, оно станет главной новостью дня — о том, что, хотя моя скорбь слишком велика для того, чтобы даже думать о президентской гонке, статья не просто польстила самолюбию, а вдохновила меня. И если американский народ хочет, чтобы я продолжила дело мужа, мне придется пойти на это.
— Значит, никаких возражений?
— Почти нет. Необыкновенная поддержка. Хотя был один странный звонок от Бикфорда.
— И что он сказал?
— Да ничего особенного. Просто вел себя как-то необычно. Словно почувствовал, что им манипулируют.
— Вполне возможно.
— Знаешь, он ведь не дурак.
— Но не представляет никакой опасности.
— Да, наверное, — произнесла Элизабет и замолкла.
Уловив некоторое замешательство, лорд Огмон осведомился:
— Что-то случилось? Говори, не бойся, ты ведь знаешь, мы можем обсуждать абсолютно любые темы.
— Просто я хочу быть уверена, что все под контролем. И не возникнет никаких неожиданностей.
— С минуты на минуту мне должен позвонить один из моих сотрудников. После его звонка можно будет ничего не бояться.
— Сообщишь, когда он позвонит?
— Разумеется.
Элизабет снова погрузилась в молчание. На сей раз Огмон не стал его прерывать. Когда она заговорила, ее голос был тоскливым и далеким.
— Я и представить не могла, что он способен на такое. Думала, что он поступит логично. Уйдет в отставку.
— Да, конечно, — ответил Огмон. — Его смерть не входила в наши намерения.
— Мы могли бы жить дальше. Вполне благополучно. Со временем он бы понял, что все это… наше предложение… только к лучшему.
— Все к лучшему, Элизабет. Даже не сомневайся.
— Он покончил с собой потому, что знал. Я заметила, как он смотрел на меня тем утром. Он знал.
— Он был слабым. И проявил слабость. А ты докажешь свою силу.
— Спасибо тебе, Линдсей, — сказала она и, чуть помешкав, добавила: — За все.
— Нет, моя дорогая, — ответил он без промедления. — Вернее, пусть я первым произнесу это, госпожа президент. Спасибо вам.
35
Из репортажа Эй-эн-эн с правительственных похорон президента Томаса Адамсона:
Джон Барроуз, телекомментатор: Величественное и печальное зрелище. Всплеск любви и стон всеобщего отчаяния. Это не только возможность произнести слова прощания и попытка смириться с почти невосполнимой утратой, но и утверждение того, что жизнь продолжается, а человечество, общественные институты и правительства должны развиваться и процветать. Здесь, возле собора Святого Стефана в Вашингтоне, смешались почти все эмоции; редкие улыбки сверкают сквозь слезы. В этот печальный день можно говорить всего лишь о двух неопровержимых фактах. Первый из них: три четверти миллиона людей — некоторые утверждают, что миллион, — уже собрались, наводнив улицы от ступеней храма до Арлингтонского кладбища, чтобы отдать дань уважения одному из самых популярных президентов столетия и попрощаться с ним. Второй факт: на наших глазах рождается новая, необычная политическая история, больше похожая на сюжет мелодрамы, чем на какой-либо реальный политический сценарий из прошлого.
Элизабет Адамсон, мужественная, даже, лучше сказать, героическая вдова покойного президента, стала объектом беспрецедентного народного обожания. Из-за того, что смерть главы государства произошла всего лишь за считанные дни до внутрипартийных выборов кандидата в президенты, похоже, что любовь выразится в голосовании. Вначале Элизабет Адамсон категорически отказывалась принять участие в президентской гонке и, судя по информации, исходящей из внутренних источников, до сих пор не дала своего согласия. Тем не менее ожидают, что она не только объявит о выдвижении своей кандидатуры на президентский пост в течение двадцати четырех часов, но и получит поддержку большинства делегатов на съезде Демократической партии, который состоится через два дня.
Согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного Эй-эн-эн… Извините, дамы и господа, к собору, где будет происходить заупокойная служба по президенту, приближаются машины. Для тех, кто только что к нам присоединился, я еще раз расскажу о том, как пройдет церемония прощания. Панихида, которая начнется примерно через два часа, будет закрытой. Позволено вести телесъемку, но публику внутрь не пустят. Таково было желание миссис Адамсон, и к нему отнеслись с уважением. После отпевания закрытый гроб с телом президента провезут по улицам Вашингтона, чтобы народ попрощался со своим лидером. Когда печальное шествие завершится, президента Адамсона похоронят на Арлингтонском кладбище. Церемония погребения тоже будет закрытой — на кладбище разрешат пройти только тем, кто присутствовал на заупокойной службе.
Вчера вечером в Вашингтон стали съезжаться руководители всех государств. Они уже встретились с президентом Бикфордом и с бывшей первой леди и принесли им свои соболезнования. Нам подтвердили, что на похоронах будут присутствовать и выступят с речью президент России, а также глава КНР, премьер-министр Израиля и председатель исполкома Организации Освобождения Палестины. Президент Бикфорд тоже скажет несколько слов. Пока неизвестно, обратится ли к народу миссис Адамсон. Нам сообщили, что Нора Адамсон, мать покойного президента, прибыла в церковь заранее, чтобы встретиться с епископом Молони, который проведет панихиду. С минуты на минуту ожидается появление Элизабет Адамсон, которую будут сопровождать президент Бикфорд и его жена, новая первая леди, Мелисса Дюрант Бикфорд.
Конечно, на похороны приехали главы почти всех европейских наций. Среди африканских стран, которые прислали своих представителей…
Когда Вильгельмину Нору Адамсон повели в уютный кабинет епископа, она, чтобы не потерять равновесие, положила ладонь на твердую, как камень, руку сопровождающего ее офицера секретной службы. Пожилая женщина ничего не могла с собой поделать — тонкие, морщинистые губы изогнулись, чуть приоткрыв желтые зубы, когда она кокетливо улыбнулась молодому человеку, прикасаясь пальцами к его мощным бицепсам. Несмотря на свой преклонный возраст, мучительный артрит и самое большое горе за всю долгую жизнь, Нора не могла не флиртовать. Это было в ее крови, еще со времен цветущей юности. Она почувствовала знакомое приятное волнение, теплую волну удовольствия, когда симпатичный агент вежливо улыбнулся в ответ и похлопал ее по руке — большущая ладонь закрыла костлявую лапку старухи почти до локтя. Но когда офицер усаживал женщину в обтянутое растрескавшейся кожей епископское кресло, она снова не смогла сдержать слез. Нора горевала не только о своем горячо любимом покойном сыне — она оплакивала его смерть уже целых два дня, — но и о своей ушедшей молодости. Об ошибках, которые совершила и о которых не жалела. Она плакала, понимая, что никогда у нее не будет мускулистого молодого мужчины или хотя бы мига без мучительной боли во всем теле. Жить больше незачем.
И все-таки годы, пока ее сын Томми был на виду, многому ее научили. Главное, тому, что надо держать людей на расстоянии, не давая никому понять, что ты думаешь или чувствуешь. Как только узнают, что ты хранишь в душе, тебя могут уничтожить. Как они уничтожили Томми.
Поэтому Нора Адамсон выпрямилась, села удобнее в кожаном кресле, вытерла слезы, струящиеся по изборожденным морщинами щекам, и посмотрела на епископа, который сидел перед ней. И только тогда заметила двух других священников, стоявших справа от епископа. Оба были очень молоды, особенно один. Похожий на мальчишку, но в то же время измученный и осунувшийся. «Смерть Томми сильно повлияла на всех граждан страны», — подумала Нора. По выражению лиц этих двух служителей Господа видно, что она не одна в своем горе.
Немного успокоившись, Нора Адамсон кивнула агенту секретной службы, разрешая покинуть кабинет. Она здесь для того, чтобы обрести утешение. Защита ей не нужна.
