Карл не стал терять ни секунды и выскочил из квартиры, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Грэнвилл мчался сломя голову, но не вниз по ступеням. Несомненно, враг, когда очнется, решит, что он побежал вниз, и бросится за ним. К тому же его там наверняка поджидает сообщник толстяка. И потому Карл устремился наверх. Ключ от квартиры Тонни до сих пор лежал у него в кармане. Можно будет пересидеть у нее в квартире, выгадать немного времени. Попытаться понять, что, черт подери, происходит.

Трясущимися руками писатель отомкнул замок и нырнул внутрь, поспешно закрыв за собой дверь.

В квартире было темно и тихо, шторы задернуты. Ее нет дома. Отлично.

Карл запер дверь на задвижку, облегченно вздохнул и какое-то время постоял, переводя дух. Затем включил свет и повернулся.

Тонни была дома.

Невероятно. Она лежала в постели и спала. Карл шагнул к ней. Неужели можно спать, когда…

И тут он едва успел зажать рот руками, чтобы сдержать рвущийся наружу вопль. Нельзя кричать. Нельзя шуметь. Нужно сохранять спокойствие. Карл давился собственным криком, откинув голову назад и хватая ртом воздух. Шатаясь, он шагнул в небольшую кухоньку, согнулся пополам, и его вырвало.

Его выворачивало наизнанку, и это был единственный звук, который раздавался в квартире. Карл стоял, уткнувшись лицом в угол, оттягивая миг, когда придется повернуться. Затем он заставил себя повернуться. И посмотреть.

Тонни лежала на кровати, обнаженная. С головой, разнесенной выстрелом. То, что когда-то было лицом, мозгом, прекрасными белокурыми волосами, кровавыми ошметками разметало по всей стене, забрызгав пол и постель.

Карл никогда в жизни не видел зрелища страшнее. Он не мог на это смотреть. И не смотреть тоже не мог.

Потрясенный, не в силах отвести взгляда от кровати, Грэнвилл стоял и глядел на то, что когда-то было Тонни с двумя «н», девушкой, которая смеялась над его шутками, крепко обнимала его, впиваясь в спину ногтями и крича от наслаждения. Почему она? За что ее убили? Она ведь ничего не знала. Неужели Тонни убили только из-за того, что Карл с ней переспал? Кто это сделал? Что вообще происходит вокруг?

Не иначе как страшный сон. Кошмар, вот что.

Карл услышал на лестнице тяжелые шаги. Пэйтон. Идет вниз. Один пролет. Потом другой. Затем тишина. Хорошо. Ушел.

Черт, не ушел!

До Грэнвилла вновь донесся звук шагов. Пэйтон идет назад. Твою мать, он уже поднимается на пятый этаж! Такого не проведешь! Этот ублюдок уверен, что Карл все еще в здании. Знает ли он, что Карл здесь наедине с мертвой женщиной? Или он сам ее убил?

Вопросы, вопросы. Никаких ответов. Только хаос. И смерть.

Карл увидел, как поворачивается дверная ручка, и затаил дыхание, едва сдерживаясь. Он знал, что дверь заперта, но почему-то ему казалось, что Пэйтон каким-то волшебным способом сумеет ее открыть. Нет, не смог. Мир словно сошел с ума, но запертая дверь есть запертая дверь.

Надолго ли?

Грэнвилл подошел к окну и выглянул на улицу. Перед подъездом он увидел машину без номеров. Рядом с ней стоял еще один коп и смотрел на дом, держа в руке пистолет.

Значит, вниз нельзя. Там его в два счета поймают. Единственный путь — наверх. До крыши всего один пролет. То, что нужно. Подняться на один пролет и не угодить под выстрел.

Карл услышал, как что-то тяжелое стукнуло о входную дверь. Пэйтон, пытается выбить ее ногой. Дверной косяк затрещал. Один удар… второй… третий…

Выбора не осталось.

Грэнвилл вылез из окна на пожарную лестницу. Стоявший внизу полицейский сразу его заметил, поднял пистолет и выстрелил как раз в тот миг, когда Карл начал подниматься на крышу. Пуля просвистела над головой Карла и отскочила от железной перекладины над его головой.

«Не смотри вниз! Не останавливайся! Двигайся вперед! Беги!»

Вторая пуля угодила в кирпичную облицовку здания, но к тому времени Карл уже поднялся на самый верх. Раздался громкий треск, дверь, в которую ломился Пэйтон, распахнулась настежь. Еще одна пуля просвистела мимо, и все-таки Карлу повезло добраться до крыши невредимым.

Он вновь бросился со всех ног, перебегая с крыши на крышу, перескакивая через чердачные люки и петляя между печных труб. Почти у самого конца квартала Грэнвилл заметил еще одну пожарную лестницу. Торопливо спустился по ней на тротуар, рванул за угол и опять побежал.

Несколько мгновений спустя он уже был на Бродвее. Начинался час пик. Тысячи людей шли по улице, заходили в метро, выходили, делали покупки, торопились домой. Тысячи обычных людей.

Карл бежал, протискиваясь через толпу, по самой известной улице Нью-Йорка. Бежал от жестокости и безумия, мечтая стать маленьким и незаметным.

Бежал навстречу кошмару, в который отныне превратилась его жизнь.

Марсель Руссо не любил эту страну, Французскую Гвиану. Терпеть не мог этот город. А больше всего он ненавидел эту занюханную дыру, где всего за тридцать французских франков в сутки ему выделили гамак в комнате, где жили еще двадцать пять индейцев и негров, а вдобавок несколько тысяч москитов. Ничего, скоро он переедет к кузену Саймону, только пусть сперва громогласная и вонючая теща Саймона уберется обратно к своему мужу. Она застукала его на какой-то шлюхе, потому и перебралась на какое-то время к дочери и зятю, ждать, пока супруг не приползет умолять о прощении. Хотя, честно говоря, Марсель не представлял себе, как можно просить прощения у женщины, от которой так несет.

Вот дерьмо!

Едва ступив с парома на землю Кайенны — подходящее название для жаркого, душного, жестокого города! — Марсель понял, что обманулся в своих надеждах, попав вместо рая в выгребную яму.

Вся беда в том, что заработать на хлеб дома, на Гаити, у него не получалось. Правда, он мог бы пресмыкаться перед немецкими туристами в отеле, вкалывая от зари до зари, и получать двадцать пять гурдов в час. Плюс чаевые.

Они так произносили фразу — «плюс чаевые», — будто это большая честь. Словно Марсель всю жизнь мечтал о чаевых от дебелых колбасников!

«Да мне плевать на ваши чаевые!»

Это Саймон уговорил его приехать сюда: «Тут есть работа, Марсель. Можно зашибить неплохие деньги. Здесь, в Куру,[5] очень много строят, Марсель. И платят наличными!»

Вот Марсель и приехал, проделав длинный путь. Сначала на пароходе от Гаити до Суринама. Затем на пароме от города Сен-Лоран-дю-Марони до Кайенны. И не успел он туда добраться, как Саймон посадил его на другой корабль и повез прямиком на остров Дьявола, двадцать девять километров морем, где кишмя кишели акулы. Саймон с упоением рассказывал, что здесь когда-то была самая страшная в мире тюрьма. В отличие от кузена Марсель вовсе не горел желанием увидеть тюрьму. Эта планета уже создана тюрьмой, считал Марсель, кому придет в голову любоваться тем, что построил человек?

После этого Саймон отвез его на Куру, где Марсель повесил гамак среди тысяч москитов и нашел работу на стройке.

Неплохая работенка, поднимать сооружение вверх. Правда, Марсель не понимал, зачем это нужно, ведь оно и так было огромным и располагалось прямо на воде. Но Руссо делал все, что от него требовали. Саймон был прав — платили наличными, и много! Это, по-видимому, означало, что стройка не совсем законна, но Марселю-то какое дело, легальная она или нет? Особо привередничать не приходится.

Марсель не умел читать.

Он не смог бы прочесть ни единого слова, даже собственного имени.

Зато он был рослым, сильным и вкалывал за четверых. Он таскал тяжести, орудовал молотком и забирался высоко-высоко, туда, куда остальные подниматься боялись.

А что еще делать, если ты неграмотен?

От места, где висел гамак Марселя, и до строительной площадки было километров семь. Иногда Марселя подвозил Саймон, иногда приходилось шагать на своих двоих. Сегодня Руссо шел туда пешком, хотя пять дней назад ему сказали, что пока в нем не нуждаются. До этого он пахал три недели подряд без выходных, иногда даже по ночам. Подожди немного, а потом снова за работу, предупредили его. Но Марсель изнывал от нетерпения: пять дней без заработка — слишком долгий срок! Может, если он сегодня придет на стройку, там понадобится кто-нибудь, чтобы влезть на самый верх.