Карл перебежал Парк-авеню, увертываясь от автомобилей. По его шее стекал пот. Рубашка промокла насквозь и прилипла к спине. Вслед ему кричали еще громче, и тогда Карл повернулся и бросился прочь.

Постепенно крики затихли.

За много кварталов от «Четырех времен года», на углу Пятьдесят четвертой улицы и Девятой авеню, располагалось небольшое бистро во французском стиле. Карл нашел свободное место у стойки и заказал двойной кальвадос, чувствуя, как его собственный голос эхом отдается в ушах. Грэнвилл сидел, отхлебывая из стакана и пытаясь понять, что происходит. Несколько дней назад Гарри Вагнер спросил, знает ли он, во что ввязался.

Карл понял, что не знает.

Совершенно точно, что Мэгги наняла его. Заплатила ему. Как же могло случиться, что нигде не осталось никаких следов? Кто та странная, полуграмотная женщина, чей дневник он изучал последние две недели? Кто снабжал его другими записями, документами и прочей информацией? Кто тот мальчик, хладнокровно и жестоко убивший своего несчастного младшего брата? Что это за источник в Вашингтоне, Гедеон? Почему Гедеон передал материал Мэгги? Какую цель он преследовал? И кто такой, черт возьми, Гарри Вагнер? Какая ему от всего этого выгода?

Карл допивал уже третий двойной кальвадос, как вдруг ему пришло в голову: что, если убийство Мэгги связано с книгой, которую он пишет? В тот день Гарри так и не пришел. Неужели это он убил Мэгги? Или отсутствие Вагнера и смерть редакторши никак не взаимосвязаны? Может, у него самого начинается паранойя? И Бартоломью прав, считая его сумасшедшим?

Вопросы. Тьма-тьмущая вопросов. И ни одного ответа.

Писатель расплатился и побрел сначала в восточном направлении, затем свернул на север, к Центральному парку. Остановился возле телефона-автомата, чтобы позвонить Тонни. Он подумал, что, возможно, она согласится пойти с ним куда-нибудь, чтобы пропустить по стаканчику, а потом они вернутся домой и три дня не будут вылезать из кровати. Три дня? Нет, три месяца, не меньше. Однако Карлу снова не повезло. Автоответчик Тонни сообщил, что девушка на очередных пробах и что ему следует оставить сообщение после сигнала, а она перезвонит, как только сможет.

Карл сумбурно пробормотал, что очень скучает и жалеет, что они не виделись. А еще больше ему жаль, что вся его жизнь оказалась перевернутой вверх тормашками. Он попросил девушку, чтобы та подождала, если придет домой раньше его. Тогда они смогут пойти пообедать вместе, или просто поболтать, или… Грэнвилл повесил трубку, так и недоговорив. Он понял, что его речь звучит как бред сумасшедшего.

Карл сам не знал, как очутился возле дома Мэгги, там, где ждал ее ровно две недели назад.

Тот день казался лучшим днем в его жизни.

Теперь Карлу хотелось, чтобы этого дня никогда не было.

Домой Грэнвилл вернулся не раньше пяти. Он поднялся по ступенькам на свой этаж и уже хотел отпереть дверь. Только в этом не было необходимости. Совсем.

Увиденное ошеломило Карла, и он в оцепенении замер на пороге. Кто-то уже открыл дверь. Над косяком явно поработали ломом, а замок вырвали с мясом.

Придя в себя, Грэнвилл распахнул дверь и кинулся в комнату.

Квартира представляла собой ужасающее зрелище. Все его пожитки валялись на полу, разодранные в клочья. Одежда. Книги. Содержимое ящиков стола. Постель. Не пощадили даже тяжелую боксерскую грушу. Ни одной целой вещи, словно в эпицентре землетрясения разразился ураган.

Медленно, едва передвигаясь на ставших вдруг ватными ногах, писатель побрел через обломки того, что когда-то было его жизнью, к письменному столу. Что бы ни случилось, он должен это знать.

Блокноты с его записями отсутствовали. Дискеты тоже. А компьютер больше нельзя было назвать компьютером. Кто-то хорошо над ним потрудился, разобрав на составные части и удалив память.

Уничтожив тем самым все, что Карл успел написать.

Не оставив ни малейшего упоминания о Гедеоне.

Грэнвилл застыл, не отводя глаз от письменного стола. На нем лежала дурацкая сигара, подарок Вагнера, как и прежде — в обертке. Единственная вещь, которую не тронули. Сигара, да еще спички, тоже оставленные Вагнером. Грэнвилл взял и то и другое, засунув оба предмета во внутренний карман спортивной куртки, движимый инстинктивным желанием спасти хоть что-нибудь из своего имущества.

«Ты хоть понимаешь, во что ввязался?» — спросил его Гарри.

Карл не знал.

Он понимал только то, что страшно напуган и что пора вызвать полицию.

Он набрал 911. Его соединили с ближайшим участком. Дежурный ответил довольно грубо и равнодушно, но все-таки переключил Карла на другого полицейского, сержанта Джуди О'Рурк, голос которой звучал профессионально и любезно.

— Чем могу помочь? — осведомилась она.

— Точно не знаю, — медленно произнес Карл, — но, думаю, я могу кое-что сообщить об убийстве.

— Назовите свое имя, пожалуйста, — попросила женщина.

— Карл Грэнвилл, — ответил писатель и начал рассказывать, сбивчиво и торопливо. Он чувствовал, что не сможет остановиться, даже если захочет. — Происходит нечто странное. Я писатель. Вначале убили моего редактора. А потом мой издатель заявил, что вообще не знает, кто я такой. А, как теперь оказалось, в мою квартиру влезли и перевернули здесь все вверх дном. Унесли все диски и дискеты. Компьютер разобрали. Мою…

— Помедленнее, мистер Грэнвилл, — успокаивающим тоном произнесла сержант О'Рурк. — Пожалуйста, не волнуйтесь. Расскажите все по порядку и не торопитесь. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Карл, делая глубокий вдох. — Давайте по порядку.

— Так вы говорите, вашего редактора убили?

— Вчера ночью. В собственной квартире. Ее звали Мэгги Петерсон.

На какое-то мгновение сержант замолчала, затем проговорила:

— Ах, да. Конечно. И вы утверждаете, что знаете об этом убийстве?

— Нет. Да. Я не знаю, что я знаю. Я работал над заказом Мэгги. Над книгой. А сейчас я вернулся домой и увидел, что мою квартиру взломали. И не для того, чтобы ограбить. Ничего из вещей не взяли — ни телевизора, ни стерео, ничего. Они забрали только то, что имеет отношение к книге.

— Где вы живете, мистер Грэнвилл?

Карл назвал свой адрес.

— Отлично. Теперь слушайте, что вам нужно сделать. Я хочу, чтобы вы заперли дверь…

— Не могу. Замок сломан.

— Тогда просто оставайтесь на месте. Никуда не уходите. Я приеду через пятнадцать минут. Хорошо?

— Хорошо. Спасибо.

— Не за что. Просто ждите меня там.

Пэйтон добрался до места за пять минут. Его мучила вонючая кислая отрыжка от сэндвича из соленой говядины и ржаного хлеба, который он жадно поглощал в закусочной на углу Бродвея и Девяносто пятой улицы как раз, когда ему позвонили. Ошибка, что и говорить. Нужно было взять тунца. Только вот Пэйтон терпеть не мог рыбу. Он, в конце концов, мужик, а не кошка. И потому Пэйтон заказал сэндвич с говядиной, который теперь лежал в его желудке комом непросохшего цемента.

Подойдя к дому из коричневого песчаника на Сто третьей улице, Пэйтон выкинул окурок сигареты в сточную канаву и сунул в рот две таблетки от изжоги, из тех, которые, как утверждает реклама, действуют мгновенно. Ни хрена! Наверное, это язва, но Пэйтон не обращался к врачу. Он не хотел ничего знать. Его не интересовало, скачет ли у него давление, повышен ли уровень холестерина в крови и есть ли у него все шансы загнуться от сердечного приступа посреди ночи. Пэйтон не нуждался в напоминании о том, что у него одышка, избыточный вес и отвратительная физическая форма, а движется он медленно и неуклюже. И сообщать, что женщины сразу отворачиваются в другую сторону, едва заметив его, тоже не стоило. Пэйтон и так все знал. Впрочем, он никогда и не был одним из тех высоких, статных и шикарных парней. Пэйтон отличался приземистым, плотным телосложением, копной курчавых черных волос и лоснящейся рябой физиономией. Его левое колено, пораженное артритом, почти всегда болело, впрочем, поясница тоже, а плоскостопные ноги едва держали грузное тело.