— Довольно! Ни слова более!

— Этот монарх просит залог у своей супруги, желая переломить в ее честь копье. Она посылает ему шарф. Тогда король велит графу Монтгомери приготовиться для встречи с ним. Граф ему повинуется. Противники бросаются друг на друга, копье Монтгомери сломано…

— Молчите! Мы приказываем вам!

— Но осколок древка пробивает череп короля, — продолжал Кричтон, не обращая внимания на угрожающий взгляд Екатерины. — Несчастный монарх падает, смертельно раненный. Вы были свидетельницей этой страшной катастрофы. Вы видели, как ваш супруг упал окровавленным на арену, и готовите подобную же участь вашему сыну, его сыну!

— Вы закончили, наконец!

— Неужели вы думаете, что я возьмусь за дело, от которого содрогнулся бы последний бродяга вашей Италии.

— Если мы предлагаем вам черное и страшное дело, то ведь мы даем вам и соответствующую награду, — отвечала Екатерина. — Смотрите, — продолжала она, показывая кусок пергамента с большой печатью, — вот ваше назначение маршалом Франции.

— Оно помечено завтрашним числом.

— Оно будет утверждено сегодня вечером, — отвечала королева, кладя пергамент на стоявший рядом стол. — Каков же ваш ответ?

— Вот он! — вскричал Кричтон, вонзив кинжал в то место пергамента, где было выписано его имя.

— Довольно, — сказала Екатерина, разрывая на куски дырявый пергамент. — Вы скоро узнаете, чей гнев вы так бездумно вызвали.

— Угроза за угрозу, — гордо отвечал шотландец. — Вы можете обрести во мне страшного врага.

— Но вы не сможете выдать нас! — вскричала королева. — Вы дали нам слово молчать о том, что вы от нас услышите.

— Да, но ваше величество забывает, что Руджиери в моей власти.

— Руджиери ничего не скажет.

— Он поклялся все сказать, если его жизнь будет сохранена, — отвечал Кричтон.

Лоб Екатерины на мгновение омрачился, но зловещая улыбка по-прежнему скользила по ее губам.

— Если наш астролог ваше единственное орудие мести, — сказала она, — то нам нечего вас опасаться.

— Вы слишком самоуверенны, ваше величество, — заметил Кричтон. — Что вы скажете, если я вам открою, что пакет, содержащий доказательства высокого происхождения принцессы Эклермонды, найден? Если я прибавлю к этому, что ваши собственные письма к герцогу Анжуйскому и Винченцо Гонзаго скоро будут переданы в руки короля?

— А что вы скажете, если я отвечу, что все это ложь, так же как и то, что Руджиери нам изменит? Этот пакет никогда не дойдет до короля, он уже в наших руках. Гугенотский проповедник, который должен был передать его королю, захвачен нами.

— Я вижу, что силы ада еще не оставили вас, — сказал Кричтон с изумлением.

— Так же как и силы земли, — отвечала Екатерина, хлопнув руками. — Пусть приведут сюда Руджиери, — сказала она вошедшим по этому знаку людям.

Те откровенно смутились, и один из них пробормотал что-то похожее на извинения.

— Что это значит? — спросил Кричтон. — Вы осмелились нарушить приказ короля? Вы дали убежать пленнику?

— Мы не знаем, как это могло случиться, монсеньор. Едва мы привели его сюда, как он исчез, и его нигде нельзя было найти.

— Я узнаю в этом вашу руку, — сказал Кричтон, обращаясь к Екатерине.

— Вы видите, шевалье, что силы ада нас еще не оставили, — отвечала королева с улыбкой.

— Но зато другого пленника мы караулим надежно, — сказал один из стражников.

— Какого пленника? — с живостью спросил Кричтон.

— Еретического проповедника. Он здесь, и если вы хотите его видеть…

И, не дождавшись ответа шотландца, он сделал знак своему товарищу, стоявшему близ входа в павильон. Занавес, закрывавший вход, распахнулся, и стража втащила связанного Флорана Кретьена.

— Его спутник, англичанин, от нас ушел, — заметил караульный, — благодаря помощи демона в виде собаки с волчьими зубами, который не позволил никому коснуться его. Но он не мог выйти из Лувра, и мы еще сможем его схватить.

Кричтон хотел было броситься на помощь несчастному и освободить его, но был остановлен взглядом проповедника.

— Напрасно вы будете стараться помочь мне, сын мой, — сказал проповедник, — я не хочу, чтобы ваша кровь пала на мою голову.

— Пакет! — вскричал Кричтон с неистовой энергией, — скажите мне, что он не попал в руки этой преступной королевы, что вы передали его Блунту. Ведь он спешит теперь к королю? Ведь есть еще надежда?

— Увы, сын мой! К чему стану я вас обманывать! Наши враги торжествуют. Они преследовали меня с ожесточением, и я не смог избегнуть их рук. Драгоценный пакет у меня отнят, остается одна надежда на помощь свыше.

— Небо не сотворит чуда для презренного еретика, — сказала Екатерина. — Чернь, лишенная зрелища казни Руджиери, потребует новой жертвы, и она уже найдена. Костер не напрасно был приготовлен. Отрекись от своей ереси, старик. Примирись с небом, твоя участь решена.

— Я не желаю лучшего конца, — отвечал Кретьен. — Моя смерть послужит прославлению моей веры.

— Ваше фанатичное увлечение ослепило вас, отец мой, — сказал Кричтон. — Откажитесь от ваших заблуждений, пока есть время.

— Отказаться? — вскричал с воодушевлением проповедник. — Никогда! Пусть пламя испепелит мое тело, пусть орудия пытки разорвут мои конечности — мой язык не станет говорить против моего сердца. Вся моя жизнь была приготовлением к такой смерти, и я не захвачен врасплох. Я заранее радуюсь, что буду в числе праведных, погибших во имя Господне. Ты, сын мой, заблуждаешься, но не я. Тебе грозит вечное пламя. О! Если бы мои слова могли проникнуть в твою душу! Ты назвал меня отцом, и я как отец хочу благословить тебя.

— Как отец! Боже мой! — вскричал Кричтон, глаза которого наполнились слезами.

— На колени, сын мой! Благословение старика, какова бы ни была его вера, не может быть для тебя пагубно.

Кричтон бросился на колени перед проповедником.

— Пусть милость неба снизойдет на вашу голову, сын мой, — сказал старик. — Пусть заря нового света загорится в вашей душе.

— Моя душа никогда не отклонится от своего пути, — отвечал Кричтон. — Я восхищаюсь вашей твердостью, но мои убеждения так же непоколебимы, как и ваши. Я не буду отступником!

— Ах! Сын мой! Вы упорствуете в вашем заблуждении, — сказал печально старик. — Но Господь не забудет мои молитвы, ваше имя и имя одной дорогой вам особы будет на моих устах, когда я испущу последний вздох. Я умру в надежде на ваше душевное возрождение. Что же до тебя, вероломная и кровожадная женщина, — продолжал он, обращаясь к королеве и бросая на нее страшный взгляд, — день страшного возмездия близок. Тебя постигнет участь презренной Иудеи. Несчастья и позор обрушатся на тебя! Твое потомство исчезнет бесследно. Ты запятнала кровью этот город, он будет омыт твоей кровью. "Я воздам каждому по делам его", — сказал Господь.

— Молчи! Не кощунствуй, несчастный! — вскричала королева. — До сих пор рука Божья поддерживала религию, которую ты оскорбляешь. Знай же, что тот, на кого твоя презренная секта возлагает все надежды, теперь в наших руках. А! Ты дрожишь! Мы нашли средство поколебать твою твердость.

— Это невозможно! — вскричал в отчаянии Кретьен.

— Однако это верно, — отвечала Екатерина. — Глава твоих сообщников попал в наши сети.

— О! Роковое безрассудство! — вскричал с горечью Кретьен. — Но я не буду роптать на волю Провидения!..

— Уведите его отсюда, — сказала Екатерина страже, — и пусть объявят под звуки труб по всему Парижу, что гугенотский проповедник будет сожжен сегодня в полночь на Пре-о-Клерк. Вот наш приказ.

— Ваше величество ошиблись, — заметил караульный, взглянув на данную ему бумагу. — Это повеление о казни Козьмы Руджиери, аббата Сен-Маге, обвиненного в оскорблении его величества и колдовстве.

— Этого будет достаточно, — отвечала повелительно королева, — уведите вашего пленника.

Кретьен упал на колени.

— Долго ли еще, праведный Боже, — вскричал он, — будешь Ты медлить с возмездием за нашу кровь, долго ли будут проливать ее наши враги?