Мишель открыл ключом висячий замок, но дверь оказалась запертой на задвижку. Он оценил такую осторожность и постучал. В смотровой щели появился испуганный глаз Кристины. Потом задвижку открыли, и они вошли.
— Что новенького, Кристина? — спросил Мишель намеренно небрежным тоном.
В эти тяжелые дни он как хозяин дома старался, как мог, успокаивать живущих в доме женщин.
— Ничего, сударь. У госпожи гости.
— Гости? — удивленно воскликнул Мишель. — Я же приказал никого не впускать!
— Но это ваши друзья.
Кристина, которая с годами превратилась в бледную, костлявую девицу, была явно смущена.
— Так, по крайней мере, мне сказала хозяйка.
— Сейчас посмотрим, — сказал Мишель. — Входите, Шевиньи.
От того, что он увидел в гостиной, у него перехватило дыхание. В кресле у окна восседала усталая, с большим животом, но по-прежнему прекрасная Жюмель. Вокруг нее на стульях и диванах сидели люди, имена которых он хорошо знал. Двое в черных бархатных костюмах, с серебряными цепочками на шее и поясе, были Амальрик де Мован-старший и Бартале-младший. В Салоне их считали бесспорными главами гугенотской партии, и их давно уже повсюду искали ополченцы. Месяц назад был убит старший брат Бартале, Антуан, и у реформатов Кро появился первый мученик.
Еще более компрометирующим оказался другой гость, одетый в элегантный парчовый камзол, порванный во многих местах и весь покрытый пылью. Это был второй консул Луи Поль собственной персоной: богатый негоциант, успешно занимавшийся делами, пока не разграбили его имущество.
— Мишель, я приняла наших друзей, не дожидаясь твоего прихода, потому что их жизни угрожает опасность, — объяснила Жюмель, словно стремясь предупредить возможные возражения мужа. — Они знают, что у тебя доброе сердце, и попросили у нас убежища. Я считаю, они поступили правильно.
Мишель ничего не ответил, потому что вид четвертого гостя его просто уничтожил. Перед ним сидела Бланш, девушка из борделя, его любимица в те времена, когда он еще наведывался к Когосским воротам. Он так смутился, что не знал, что сказать. Бланш тоже чувствовала себя неловко. На ней было очень скромное платье с высоким воротничком, волосы спрятаны под белый шелковый чепец. Но то, как она, по-кошачьи изящно, устроилась в кресле, выдавало естественную чувственность, которую не спрячешь.
Жюмель снова прервала молчание.
— Мишель, я полагаю, ты знаком с Бланш, — произнесла она с тонким лукавством. — Ей и всем девушкам пришлось бежать. Ополченцы восприняли их как приз за доблесть и измывались над ними, как хотели. Прекратить безобразие была бессильна даже хозяйка заведения, Катрин Галин, несмотря на то что она замужем за этой мерзкой рожей, Кюрнье. Бланш было некуда идти, и они пришла сюда.
Луи Поль, угрюмый, совершенно лысый человек, приподнял бровь:
— Присутствие здесь некоторых личностей не кажется мне моральным в такой трагический момент. Господь подвергается одному оскорблению за другим. Мне бы не хотелось, чтобы еще одна капля греха, нарушив небесное равновесие, обрушила на нас Его гнев.
Жюмель широко улыбнулась.
— Вы совершенно правы, господин второй консул. Если вы опасаетесь божественного гнева, отчего же вы не вернетесь домой?
— Нет-нет, — поспешил вмешаться Мишель. — Наш христианский долг — принимать всех, чья жизнь в опасности. Господа, и вы, мадемуазель Бланш, прекрасно поступили, придя сюда. Не знаю, насколько безопасен этот дом, но на сей момент, конечно, безопаснее улицы. Анна, ты уверена, что мельник ничего не заметил?
— Я думаю, он шатается с ополченцами.
— Ты накормила наших гостей?
— Кристина сейчас что-нибудь приготовит.
— Где дети?
— Играют у тебя в кабинете.
Шевиньи, до этой минуты пожиравший глазами Бланш, вдруг встрепенулся.
— Ах, легендарный кабинет доктора Нострадамуса! Храм открывшихся истин и ошеломительной магии! — воскликнул он и повернулся к группе гугенотов. — Господа, должен предупредить вас, что я ревностный католик, преданный Папе Пию Четвертому. Но прежде всего я предан маэстро Мишелю де Нотрдаму и с почтением отнесусь к его гостям, кто бы они ни были. Более того, я пользуюсь случаем, чтобы посвятить доктору Нострадамусу всю мою жизнь, и объявляю себя его рабом!
Произнеся все это, Шевиньи бросился перед Мишелем на колени.
Ошеломленная Жюмель пристально посмотрела на мужа.
— Где ты нашел этого придурка?
Мишель пожал плечами.
— Это он меня нашел, — буркнул он.
Потом повернулся к юноше:
— Друг мой, мне сейчас не до вас. Как-нибудь в другой раз решите, кому посвятить жизнь.
Шевиньи поднялся, опираясь о колено Бланш, которая не выказала неудовольствия.
Тут Амальрик де Мован вскочил на ноги.
— Мне кажется, я слышу лошадиный топот. Может, это наконец наши?
Бартале тоже поднялся и покачал головой.
— Сильно сомневаюсь. Триполи был в Амбуазе, но скрылся после того, как обнаружился план штурма королевской резиденции. Других руководителей нашей партии в этих местах нет.
Луи Поль помрачнел.
— Это может быть и подкрепление ополченцам. Известно, что здесь объявился Ришелье, Монах.
Он поглядел на Мишеля, который стоял у окна и вглядывался в улицу, ничего не замечая.
— Вы говорили о нем в одном из катренов, помните, доктор Нострадамус? В том неизданном, что вы давали мне прочесть.
Мишель убедился, что цокот копыт затих вдали, обернулся и кивнул:
— Да, я помню.
И прочел наизусть:
De nuict viendra par la forest de Reines,
Deux pars valtorte Herne la pierre blanche.
Le moine noir en gris dedans Varennes,
Esleu cap, cause tempeste, feu sang tranche.
В ночи они проникнут в Рейнский лес.
Две пары окружным путем придут
К белому камню королевы.
Монах увидит серого в Варенне,
Избранный муж поднимет шум, горит кровавая пластина
[23].
— Действительно, — объяснил он. — Думаю, что черный монах, ставший серым, то есть лишившийся сана и назначенный капитаном, — это Ришелье. Из-за него будет пожар и кровь и полетят головы.
— Но я не понимаю, о каких местах вы говорите. Вареннов во Франции по меньшей мере тридцать, включая реку.
— Варенн, лес в Ренн-ан-Гренуйе, Воторт, Эрне, Пьер Бланш — все это названия мест в провинции Майны, к северу от Луары.
— Но там пока не идут бои.
— Да, но если мои предсказания точны, то скоро будут сражаться и там.
Шевиньи, который гладил плечи Бланш, наверное, чтобы ее утешить, оторвался от своего занятия и воздел руки к небу.
— Пророк! — крикнул он. — Величайший пророк всех времен! Как чудесно находиться с ним в одной комнате и дышать одним воздухом!
Жюмель бросила на него саркастический взгляд. Она уже приготовилась сказать какую-нибудь колкость, но тут на пороге появилась Кристина.
— Обед готов? — спросила Жюмель.
Кристина была еще бледнее, чем обычно.
— Нет, мадам… Случилось нечто ужасное… Бульон кипел, и вдруг из кастрюли полезли скарабеи… Десятки — что я говорю? — сотни! Вся кухня в этих мерзких тварях!
Мишель вскрикнул:
— Как при дворе Екатерины! Значит…
Закончить мысль он не смог: с улицы снова донесся конский топот, на этот раз совсем близко. Цокот и ржание слышались уже под окнами. В следующий миг в дверь с силой постучали.
— Откройте! Именем короля!
Владетели Мована выхватили шпаги. Жюмель тоже решительно поднялась, несмотря на живот.
— Пойду за арбалетом. Пригодился однажды, пригодится и сейчас.
На лбу у Мишеля выступил пот. Он сделал отрицательный жест:
— Сопротивляться бесполезно. Открывать пойду я. Постараюсь их задержать.