Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мишель сжал переносицу большим и указательным пальцами, закрыл глаза и прочел:

Là ou la foy estoit sera rompue:
Les ennemis les ennemis paistront,
Feu ciel pleura, ardra, interrompue
Nuit enterprise. Chefs querelles mettront.
Там, где сокрушена вера,
Враги пожирают друг друга,
Небо плачет огнем, пылает, мешает
И вредит бою. Командиры затевают ссору[11].

Открыв глаза, он сказал:

— Вот что вижу я в году тысяча девятьсот девяносто девятом, когда на землю спустится Владыка Ужаса. Противоречия с народами иной веры, с которыми ранее жили вместе, вражда порождает вражду. Потоки огня с небес, горящие брошенные предприятия. И все это — в угоду агрессивности нескольких важных персон. Хотите, прочту пророчество на этот год? Надо его найти среди бумаг…

— Нет, мне скоро надо идти. Да и тысяча девятьсот девяносто девятый год еще, слава богу, очень далеко.

Симеони положил руки на колени и подался вперед.

— Вот что еще хотелось бы узнать: каким типом магии вы пользуетесь? Амулетами и воскурениями? Магией зеркал? Гидромантией? Геомантией?

Мишель противился такого рода разъяснениям, но Симеони внушал ему безотчетное доверие.

— Всем понемногу, но прежде всего — магией кольца, — признался он. — Я знаю, что и вы в ней сведущи. Я читал вашу книгу под названием «Предсказание», где вы предсказываете победу нашего короля в Пьемонте благодаря магическому кольцу, обнаруженному в Лионе.

Симеони опечалился.

— Моя магия слаба. Мы победили в Пьемонте, но Италия в руках испанцев. Когда я поступал на воинскую службу, я предсказывал все наоборот.

Он тряхнул головой, словно отгоняя эту мысль.

— В Пьемонте я разыскивал одну гробницу. Она должна находиться между Турином и Вольпиано либо где-то поблизости. Но мне не удалось разыскать ни места, ни гробницы.

— И кто похоронен в этой гробнице?

— Полагаю, один из сановников Древнего Рима. Триумвир. На входе в гробницу должна быть надпись «D. М.», то есть Dei Mani — предается манам.

Мишель изумленно заморгал глазами, с трудом сглотнул и прошептал:

— Может быть, я смогу вам помочь. Но сначала скажите, что вы рассчитывали найти в этой гробнице. Уж не клад ли?

— В определенном смысле — да, — ответил Симеони. — Жан Фернель видел во сне римскую часовню, где было спрятано такое же кольцо, как то, что Гийом де Шуль, тоже бывший иллюминат, нашел в Лионе. Потому я вас и спрашивал, какую магию вы практикуете, надеясь, что это магия кольца.

— Да, но каждое обращение к магии должно иметь цель. Для чего вам нужно второе кольцо?

— Если вы читали мою книгу «Итальянский монстр», то знаете, для чего. Я хочу объединить Италию, которая сейчас представляет собой чудовище о семи головах, в единое королевство, подчиненное королю Франции. Одного кольца недостаточно, нужно дополнительное. Я двинусь с герцогом Гизом осаждать Кале, а потом вернусь в Турин.

Мишель улыбнулся.

— Думаю, вы наивны. Я ценю ваш патриотизм, но сомневаюсь, что магическое воздействие сможет изменить политическую судьбу вашей родины. Может, два кольца сразу и имеют большую силу, но судьбы наций записаны в другом месте.

С порога комнаты раздался голос, которого никто не ожидал:

— «Итальянский монстр»! Какое красивое название! Оно мне кое-что напоминает — «Монстрадамус». Не вы ли, случаем, автор и этой книги, Габриэле?

Это была Жюмель. Она стояла на пороге в своей характерной позе: руки в боки, роскошные груди вперед, как оружие защиты, и насмешливая улыбка на губах.

Симеони в замешательстве на нее посмотрел.

— «Монстрадамус»… Мадам, я не знаю, о чем вы… — пробормотал он.

— Я вам объясню, — вмешался Мишель. — «Монстрадамус» — книжонка, написанная против меня неким Эркюлем Французом. Пасквили в мой адрес множатся. Подозреваю за всем этим руку Ульриха или Пентадиуса.

Симеони нахмурился.

— Да, в посвящениях ваших книг я заметил полемику с загадочными клеветниками. Но мне ни разу не попадались их писания.

Он быстро обернулся к Жюмель.

— Мадам, клянусь вам самым дорогим, что Эркюль Француз — это не я.

Жюмель приподняла бровь.

— Предположим.

Симеони вскочил.

— Я вижу, что вы мне не верите. Расцениваю это как оскорбление.

Он бросился к выходу.

— Прощайте, оба.

И, сухо поклонившись, вышел.

Мишель тоже поднялся и бросил на жену укоризненный взгляд.

— Жюмель, да что на тебя нашло? Ясно, что не он на меня нападал!

Она слегка улыбнулась.

— Да, но он такой нудный. Все никак не мог уйти. Я искала какой-нибудь предлог, чтобы его выставить.

Мишель задохнулся от гнева.

— Ты… Ты нарочно оскорбила…

— Зануду. Да, оскорбила, надо будет — оскорблю еще раз. У меня к тебе серьезный разговор.

Мишель почувствовал, что весь его гнев испарился. Он понял, что речь сейчас пойдет о Когосских воротах. Видимо, она совсем недавно об этом узнала.

— Жюмель, — начал он решительно, — у нас, мужчин, есть определенные потребности…

— Сядь, и поговорим, — ответила она, грациозно устроившись в кресле, где только что сидел Симеони.

И, увидев, что Мишель в нерешительности, прибавила насмешливо:

— Давай, давай, фибионит мой ненаглядный.

ПАРИЖ В ОПАСНОСТИ

Падре Михаэлис чувствовал себя не в своей тарелке в светском платье, которое решил носить. Теперь на его голове красовался высокий берет с пером, а из-под черного плаща выглядывал простеганный камзол. Распятие, всегда висевшее на шее, он спрятал под рубашку, и там оно противно цеплялось за светлые волосы, пышно растущие на груди. Но более всего его раздражали узкие, по моде того времени, бархатные штаны с непристойной сборкой на гульфике.

Не он выбирал себе такой наряд. Администрация парижской провинции приписала его к братьям-иезуитам, которых посылали в уголки, где у ордена не было своих представителей. Опасались или делали вид, что опасаются, мести гугенотов за события на площади Мобер. Кроме того, осадное положение Парижа отвлекало силы Шатле от их прямого назначения, и всякая шушера распустила хвосты. Одного священника и парочку монахов уже раздели среди бела дня и оставили на улице в чем мать родила. Такой участи иезуиты предпочитали избегать.

Падре Михаэлис подошел к винной лавке возле отеля «Клюни», где у него была назначена встреча с Симеони. Он осторожно заглянул внутрь, хотя и знал, что хозяин, записавшийся в вооруженный добровольческий отряд для борьбы с гугенотами, сегодня получил указание других клиентов не принимать. И действительно, за одним из столов, расставленных среди бочонков с вином, сидел только Симеони. Перед ним стоял графин красного вина. Хозяин расставлял в шкафу огромные запыленные бутыли и только кивнул в знак приветствия.

Лицо Симеони выражало скрытую муку, что и было замечено падре Михаэлисом с чувством удовлетворения. Он уселся напротив, под круглым светильником, положил перед собой книгу и начал без обиняков:

— Ваш «Монстрадамус» наделал шуму и продается, как хлеб. Я вам принес экземпляр нового издания. Вслед за Пьером Ру в Лионе его хотят напечатать многие издатели.

Симеони опустил голову.

— Вы же понимаете, что я никак не могу гордиться подобным успехом.

— И совершенно напрасно, — отпарировал Михаэлис.

Он снял со стены один из висевших там бокалов, обтер его изнутри указательным пальцем и протянул руку к графину. Налив себе на два пальца вина, он сказал:

— Борясь с Нострадамусом, вы служите церкви. Этим следовало бы гордиться, господин Симеони. Или прикажете называть вас Эркюль Француз?

Симеони еще больше погрустнел.

вернуться

11

Перевод О. Егоровой.

16
{"b":"139575","o":1}