Замкомфлота дал команду убрать параваны и увеличить ход до тридцати узлов. Поднимая высокие белые буруны, лидеры и эсминцы рванулись к цели.
Время приближалось к полудню.
В Ботническом заливе было еще тихо, а южнее Ганге уже гремели пушки…
Крейсер «Киров» вышел из Лиепаи в два часа ночи. В сопровождении своей обычной свиты - эскадренных миноносцев «Стремительный» и «Сметливый». И взял курс на север. Соблюдая полное радиомолчание и светомаскировку.
В восемь тридцать начштаба ОЛС капитан второго ранга Нарыков довел до командиров кораблей боевую задачу. На траверзе мыса Дагерорт они поставили параван-тралы и разделились. «Сметливый» остался на прежнем курсе, направляясь к острову Утэ, а «Киров» со «Стремительным» повернули на норд-ост, к Руссарэ.
Навстречу неотвратимой судьбе…
Крейсер «Киров» без сомнения являлся воѓплощением новейших достижений науки и техники, по всем параметрам соответствуя лучшим зарубежным образцам. А кое в чем их даже превосходя. При стандартном водоизмещении в семь тысяч сто семьдесят тонн, он нес девять семидюймовых орудий в трех башнях (вес снаряда девяносто семь с половиной килограмм, дальность стрельбы - двести одиннадцать (!) кабельтовых, боекомплект - сто выстрелов на ствол), имел броневую палубу, борт и траверсы пятидесяти миллиметровой толщины, и развивал скорость в тридцать шесть узлов!
Дальность плавания крейсера (три тысячи семьсот пятьдесят миль экономическим восемнадцати узловым ходом) вполне соответствовала условиям театра военных действий. Зенитная артиллерия состояла из шести ста миллиметровых универсальных орудий, шести сорокапяток и четырех крупнокалиберных пулеметов. Минно-торпедное вооружение включало в себя два трехтрубных торпедных аппарата, сто мин образца двадцать шестого года (или сто шестьдесят четыре образца двенадцатого) и девяносто глубинных бомб. Кроме того, на борту имелось два гидросамолета-разведчика КОР-1 и пневматическая катапульта.
В соответствии с советской классификацией «Киров» являлся легким крейсером, хотя западные военно-морские справочники, опираясь на империалистические вашингтонские соглашения, относили его к разряду тяжелых, поскольку он попал в искусственно созданные для них границы (стандартное водоизмещение - до десяти тысяч тонн, главный калибр - от шести до восьми дюймов).
Но это было совершенно не важно, так как СССР с самого начала бойкотировал эти насквозь лживые антисоветские договоренности. И мог строить корабли любого водоизмещения и вооружать их, чем заблагорассудится.
Впрочем, «Киров» получил столь мощную артиллерию не в качестве «нашего ответа Чемберлену», а потому что других орудий просто не было. Ста тридцати миллиметровые, которыми был вооружен легкий крейсер «Червона Украина», подходили для эсминцев, но были слабоваты для крейсеров. Шестидюймовые морские орудия еще не были разработаны. А ста восьмидесяти миллиметровые к этому времени прошли государственные испытания, были приняты на вооружение и даже установлены в одноорудийных башнях на крейсере «Красный Кавказ».
Так или иначе, семидюймовые советские снаряды летели в полтора раза дальше и были вдвое тяжелее шестидюймовых, которыми стреляли зарубежные легкие крейсера. Поэтому «Киров» мог безнаказанно расстреливать их с большой дистанции.
Восьмидюймовые снаряды тяжелых крейсеров пробивали его броню с любого расстояния. Но это не имело особого значения, так как высокая скорость позволяла «Кирову» избежать боя с более сильным противником.
Но только не в этот раз…
Ознакомившись с приказом комфлота, капитан первого ранга Фельдман скрипнул зубами. Но промолчал. Потому что приказы не обсуждаются, а выполняются.
После окончания Артиллерийского класса Специальных курсов комсостава ВМС РККА Фельдман прошел все ступени служебной лестницы от младшего артиллериста линкора до флагарта штаба флота. И отлично понимал, насколько трудна поставленная перед ними боевая задача.
Во-первых, точного расположения вражеских орудий он не знает. Это в морском бою видно, откуда в тебя летят снаряды. И насколько далеко от цели падают твои собственные. А береговые батареи всегда тщательно замаскированы. Во-вторых, во время морского боя в само орудие попадать не обязательно. Достаточно повредить корабль, на котором оно установлено. А это сделать значительно легче, потому что корабль является более крупным и уязвимым объектом. В-третьих, попав в корабль даже одним снарядом, можно вместе с ним вывести из строя всю его артиллерию. А береговую батарею одним снарядом к молчанию не приведешь. Потому что ее орудия обычно находятся на таком удалении друг от друга, чтобы этого не допустить.
А если к этому добавить неопытность орудийных расчетов «Кирова», даже полному идиоту станет ясно, что шансов нанести врагу сколько-нибудь значимый урон, у него нет! Тогда как у противника шансов утопить крейсер хоть отбавляй!
Капитан первого ранга Птохов прекрасно видел, что творится у Фельдмана на душе. Но выбор у него был невелик. Или выполнение боевого приказа, или военный трибунал! С немедленным приведением в исполнение. Перед строем.
- Приказ командования надо выполнить, Николай Эдуардович! - сказал Птохов, когда они остались наедине. - И батарею обстрелять! Любой ценой!
- Выполним, Борис Павлович, - ответил Фельдман. - Любой ценой, - он вздохнул. - Лишь бы цена слишком высокой не оказалась…
- Под обстрелом находиться запрещаю! - нахмурился Птохов. - В случае обстрела приказываю немедленно выходить из-под огня!
- Есть, немедленно выходить из-под огня, товарищ капитан первого ранга! - заметно повеселел Фельдман.
Ровно в полдень крейсер «Киров» встал на боевой курс и, развернув башни в сторону берега, дал первый залп.
Финская батарея молчала.
»Стремительный» шел рядом. До последнего мгновения. Пока не раздался взрыв…
В тринадцать тридцать эскадренный миноносец «Гордый» вышел в район стрельбы, снизил скорость до четырнадцати узлов, и с дистанции пятьдесят кабельтовых открыл огонь по причалам, крановому хозяйству, складам и прочим портовым сооружениям Раумо.
БэЧе-два (артиллерийская боевая часть) эсминца по итогам летнего периода боевой подготовки была оценена на «хорошо», хотя ни одной задачи с применением центрального автомата стрельбы отработать «Гордый» не успел. Ну, и ладно, подумал капитан третьего ранга Ревякин, прямо сейчас и отработаем! В боевых условиях!
Хотя, если честно, условия сегодняшней стрельбы мало, чем отличались от учебных. Поскольку никакого противодействия противник не оказывал.
Сигнальщики старательно шарили биноклями по горизонту, но дымов вражеской эскадры не наблюдалось. За полным отсутствием наличия таковой. Впрочем, они искали не дымы. А перископы. Потому что у белофиннов имелось целых пять подводных лодок. И хотя последняя разведсводка настаивала на том, что все они находятся в Финском заливе, сильно полагаться на это не стоило. Кроме того, пустить торпеду в зазевавшийся советский эсминец, не удержавшись от соблазна, могла и белошведская подлодка. Из чувства капиталистической солидарности.
В небе противник тоже не появлялся. Во-первых, из-за погоды, которая понемногу портилась. А во-вторых, из-за отсутствия у белофиннов морской авиации.
И свои не летали. Хотя начальник походного штаба флота вчера во время совещания и обещал надежное воздушное прикрытие. Аж три эскадрильи!
Вскоре после рассвета над отрядом и, правда, покружила одна «эмбэруха». Покачала крыльями, дескать, все в порядке, и улетела. Только ее и видели. И с тех пор ни одного самолета в воздухе замечено не было. Впрочем, никто из-за этого особо не расстраивался. За исключением расчетов зенитных орудий и пулеметов.
Тем временем, главный калибр «Гордого» перешел на беглый огонь, каждые десять секунд посылая в сторону вражеского берега сто тридцать четыре килограмма начиненной взрывчаткой стали.
Стрелять Шурка любил. И с удовольствием наблюдал в бинокль, как его снаряды крушат противника, как взлетают вверх обломки портовых построек, как разгораются пожары и смолистый черный дым пронизывают оранжевые всполохи огня.
