- По танкам тридцать к одному, товарищ командующий…
- Молчать!!.. Причем тут танки! Тут вам не Европа! Леса, озера и болота! Дорог раз-два и обчелся! На марше бригада растянется! И режь ее на части, где хочешь! - орал Жуков. - Кто разрабатывал этот план? Прежний начальник штаба?! Арестовать! А ты куда смотрел?!.. Молчать!!
Мерецков молчал. Потому что этот самый план разрабатывался под его личным руководством. Да, он выполнял указания товарища Сталина. Но ссылаться на это было категорически нельзя!
Во-первых, потому, что товарищ Сталин, несмотря на свой гигантский опыт и энциклопедические знания во всех областях народного хозяйства, все-таки кадровым военным не был. Кадровым военным был командарм второго ранга Мерецков. И по долгу службы, не говоря уже о партийном долге, обязан был указать на нереальность сталинских требований. Но сделать этого не посмел.
А во-вторых, если Жуков считает переработанный план «филькиной грамотой», значит, так считает сам товарищ Сталин, который его сюда и назначил! А это значит, что там, наверху, все опять переиграли. И начались поиски козлов отпущения.
В старинную русскую игру, кто начальник, а кто дурак, Кирилл Афанасьевич играть умел не хуже других. Иначе вовек до своих ромбов не дослужился бы. Поэтому и молчал. В тряпочку.
- Начальника оперативного отдела арестовать и под трибунал! Начальника разведотдела арестовать немедленно! Врагов пригрел!!
- Мы сейчас же устраним все ошибки, товарищ командующий Герой Советского Союза, - запинаясь, пробормотал Мерецков.
- Это не ошибки, товарищ командарм, - вдруг понизил голос до ледяного шепота Жуков. - Это сознательное вредительство, - он прищурился. - Приказываю! Арестовать! Всех причастных! И под трибунал!
- Слушаюсь, товарищ командующий Герой Советского Союза!
- Даю тебе сутки на предварительный расчет людских и материальных ресурсов, необходимых для проведения операции, - сквозь зубы процедил Жуков, а потом рявкнул. - Все!.. Кругом!.. Марш!!
Мерецков четко, по уставу, повернулся налево-кругом и строевым шагом вышел из кабинета. Который еще час назад был его собственным…
Хуже всего было то, что в глубине души он понимал, что Жуков, в общем-то, прав.
Командарм первого ранга Шапошников предложил очень хороший план. И остался при своем мнении, даже когда Сталин его раскритиковал.
Командарм второго ранга Мерецков предложил план немногим хуже. Но отстоять в Кремле свою точку зрения не смог. И даже не пытался…
Потому что Шапошникова, в отличие от Мерецкова и остальных военных, Сталин глубоко уважал и очень высоко ценил! Настолько, что даже обращался к нему не по фамилии, а по имени-отчеству. Так что такую роскошь, как собственное мнение, Борис Михайлович себе позволить мог. В отличие от остальных.
Мерецков снова вздохнул и прислонился лбом к оконному стеклу.
Штабное дело Кирилл Афанасьевич знал и любил…
До назначения на должность командующего военным округом в прошлом году, всю свою службу, девятнадцать лет из двадцати одного, он провел на штабных должностях.
Летом восемнадцатого года, под Казанью, комиссар красногвардейского отряда Мерецков был тяжело ранен. Когда заменил погибшего командира и поднял бойцов в новую атаку. А после излечения, несмотря на рапорт с просьбой отправить на фронт, был зачислен слушателем в Военную академию Генштаба.
Впрочем, повоевать ему еще довелось. Во время летних стажировок. В качестве начальника штаба кавалерийской дивизии. Сначала четвертой Петроградской Краснознаменной, а затем шестой Чонгарской Красной. В штабе Мерецков не отсиживался и еще два раза был ранен.
В феврале двадцать восьмого, в честь десятилетия РККА, за отличия в годы Гражданской войны его наградили орденом Красного Знамени.
После войны он продолжал служить в штабах. Был помначштаба стрелкового корпуса, начштаба кавдивизии, заместителем начальника, а затем начальником штаба Московского и Белорусского военных округов, начальником штаба Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии. И, наконец, заместителем начальника Генштаба. После девятимесячной спецкомандировки в Испанию.
В Испании «генерал Петрович» был советником начальника Генерального штаба республиканской армии. Оборона Мадрида, битва на Хараме, Гвадалахарское сражение, наступление на Теруэль, Уэску и Сарагосу были спланированы и проведены под его непосредственным руководством.
В конце мая тридцать седьмого года комдив Мерецков вернулся на Родину. Получил очередное воинское звание «комкор», ордена Ленина и Красного Знамени.
И жестокий шок.
В Гражданскую он сражался в рядах Первой Конной армии. И навсегда остался первоконником. Поэтому держал сторону Буденного и Ворошилова в многолетней подковерной борьбе конармейцев с представителями кавкорпуса червонного казачества. Разгром «червонцев» и арест их лидера, комкора Виталия Примакова, Кирилл Афанасьевич воспринял как победу. Потому что даже представить себе не мог, что за этим последует.
А последовало много чего…
Примаков дал исчерпывающие показания. И начались аресты высшего комсостава.
Масла в огонь подлил меморандум президента Чехословацкой республики Бенеша, вскрывший разветвленный военно-фашистский заговор в Красной Армии.
Начальник Политуправления РККА Гамарник застрелился. Были арестованы маршал Тухачевский, командармы первого ранга Уборевич и Якир. И многие другие. Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР приговорило всех подсудимых к расстрелу. Их близкие родственники, включая родителей, братьев и сестер были репрессированы, жены и совершеннолетние дети расстреляны, а несовершеннолетние сданы в детдом. Как члены семьи изменника Родины.
Расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны, состоявшееся сразу же после суда над Тухачевским и его подельниками, произвело на Мерецкова очень тягостное впечатление. Выступающие клялись в верности партии и яростно обвиняли своих расстрелянных сослуживцев во всех смертных грехах. Однако это никому не помогло. И за два минувших года большая часть присутствовавших на том заседании командиров и комиссаров сами были арестованы. И осуждены.
Кирилл Афанасьевич хорошо знал и поддерживал деловые и дружеские связи с большинством из них. Не говоря уже о многолетней службе под командованием ныне разоблаченных врагов народа Уборевича и Блюхера.
До сих пор принадлежность к первоконникам и давнее знакомство с Буденным, Ворошиловым и Сталиным спасало его от ареста. Однако никаких иллюзий по этому поводу Мерецков не питал. Понимая, что за ним могут придти в любой момент.
Жить под дамокловым мечом было очень тяжело. Но страшила его не собственная гибель. Пули Кирилл Афанасьевич не боялся. Три войны прошел как-никак. Его мучили мысли о судьбе жены и сына.
Если его расстреляют, Дусю тоже не пожалеют. А Володьку отправят в детдом. В лучшем случае. Потому что ему уже пятнадцать.
Лучше не думать об этом!
Усилием воли командарм выбросил из головы тяжкие мысли и вернулся к столу…
План наступательной операции, само собой, был переделан. В кратчайший срок. Генштабистами, прибывшими из Москвы для пополнения разгромленного Жуковым оперативного отдела штаба округа.
Обескровленный арестами разведотдел также был срочно укреплен опытными работниками пятого (разведывательного) управления Генштаба и резко активизировал деятельность по сбору данных о вооруженных силах Финляндии и фортификационных сооружениях на Карельском перешейке.
Были задействованы в полном объеме и агентурная, и войсковая разведка.
Самолеты-разведчики, не взирая на протесты финской стороны, провели тщательную аэрофотосъемку долговременных укреплений в полосе предстоящего наступления от Финского залива до Ладожского озера.
От Териоки до Виипури. От Виипури до Тайпале.
Кроме этого, по просьбе Жукова, к сбору разведывательной информации была подключена резидентура Разведупра не только в Скандинавии, но и по всей Европе. А также резиденты иностранного отдела НКВД, агентура Коминтерна и наркоминдела. И даже советская внешнеторговая компания «Амторг Трейдинг Корпорейшн». Времени у них было немного. Но приложенные усилия принесли свои плоды, а жертвы, неизбежные в ходе такого аврала, были оправданными…