-Ну, потерпи секундочку. Мамочка грудь вымоет и покормит тебя. Покормит обязательно. Она знает, что ты голодный. Честное слово, знает. Ты уже доложил обстановку. Она в курсе. Вон, бежит. Чего? Мам? Ори громче, не слышу ни фига. Скамеечку под ногу? Момент.

У мамы уставала спина, она приноровилась кормить сына в кресле, согнув одну ногу в колене. Подставкой служила маленькая синяя скамейка, подаренная соседкой сверху - тетей Дусей. Она благоволила к обеим Полежаевым, а Геночку терпеть не могла. За одно это Маша зачислила ее в категорию мудрых женщин. Редчайший вид - с годами только умнеют, дети их уважают, внуки любят.

Однажды Маша случайно подслушала - поднималась по лестнице в подъезде мамин разговор с тетей Дусей. Родной теплый голос говорил ужасные слова.

-Все равно, это почти предательство. Я ее родила, воспитала. А она - волчонок Летовский, в лес смотрит!

Следом журчание прохладного контральто соседки.

-Я, конечно, видавшая виды перечница, голубушка. Но кое-что в этой жизни понимаю. Машенька у тебя, просто золотая девочка. Не пьет, по мужикам не таскается, не хамит, учится, тебе помогает, а что не может существовать у тебя под боком, так тому есть причина. И это совсем не ты. Отношения у нее, насколько я знаю, не сложились с твоим мужем. С твоим мужем!

Тут же голос внезапно изменился, наполнился медом.

-А кто это у нас пальчик сосет? У-тю-тюшечки. Агу. Агушеньки. Кто это гулять собрался? В кого у нас такие глазки ясные? В мамочку? Да?

Тетя Дуся и мама вместе потащили карету младенца. Маша бесшумно отступила вниз, задумалась на секунду, громко хлопнула дверью подъезда. Затопала вверх по ступеням молодым слоненком. Встретилась с обеими женщинами. Поздоровалась. Перехватила у мамы коляску.

-Я помогу.

В лисьих глазах старушенции обозначился вопрос. Маша предпочла отмолчаться. Наклонила голову. Взгляд упал на мамины руки. Изъеденные бесконечной стиркой пальцы, ожог от утюга на левом запястье. Броня на ожесточившемся сердце девушки треснула, и в тонкую щель устремилась жалость. Бедная мама! Как же она устала! Маша устыдилась своих лапок. Хороший крем, никаких дачных работ, уже почти приличный маникюр, перламутровый французский лак - а у мамы? Нахлынули воспоминания. Как они вместе сажали помидоры, сидели в автобусе - пыльные и уставшие с тяжелыми рюкзаками, полными яблок. Мама смеялась и слушала школьные рассказы, анекдоты и сплетни. Было и прошло? Рывком выволакивая коляску на свет божий, Маша дала себе зарок, не сердиться по мелочам. Простить. Помогать. Быть рядом, насколько это возможно из-за препон чинимых Геночкой. Всеми радостями своего детства она обязана маме. Даже ее коса, как доходчиво растолковал дед - свидетельство заботы и любви. В самом деле, сколько мама возилась с ее волосами? Не завидуя - у самой жидкие тонкие прядки, а гордясь красотой дочери. Подумаешь, поссорились. Даже так сильно. Геночка тот еще фактор. Просто в сторону не отодвинешь. Ну и что? Дед прав. Он всегда прав. Растанцуется со временем. Обязательно! Бедная мамочка.

Старые, застиранные ночные рубашки, с разорванным для удобства воротом, вечно всклокоченные волосы, коричневые пятна на оплывшем лице - мама выглядела пародией на саму себя до замужества. Маша прикусывала язык, чтобы чего дурного искреннего не ляпнуть, и старательно обманывала ее.

-Да ладно тебе. Нормально. Вскакиваешь по пять раз за ночь, замоталась, вот и все.

-Честно?

-А то! Тебе выспаться как следует. Витаминчиков попить.

-Я очень толстая?

-Поправилась, да. Но это же не навсегда. Да и не слишком сильно. Тебе нужно есть. Обязательно. А то молоко пропадает. Сама говорила.

-Да. Конечно. Брошу кормить Артурчика, похудею.

-Само собой.

Так что тема лишнего веса была второй по популярности, после сынулиных какашек. Артурчика угораздило подцепить в роддоме стафилококк. Со всеми вытекающими, вернее выплескивающимися жидкой пеной, дурно пахнущими последствиями. С микробом велась война. Со дня на день ждали победы. И каждая почти нормальная какашка удостаивалась бурных аплодисментов.

Редкие встречи с Геночкой Машу уже не травмировали, хотя по-прежнему выбивали из колеи. Надолго? Теперь уже нет. До первого звонка Макса или Мишки. Каждый из них мгновенно поднимал ее рухнувшую самооценку до заоблачных высот. Следом устремлялось настроение. И жизнь вновь наполнялась светом.

Только одно отравляло радость бытия. Горькая истина, что парней так много холостых на улицах Заранска. А она ухитрилась придумать себе безнадежную любовь к женатику. Увы.

Обожающий Леночку и ее дочку сосед - ветеран незаметно и тихо умер. Был похоронен дальними родственниками, которые шустро завладели двухкомнатной квартирой, а старых облезлых кошек - любимцев покойника, просто выкинули на лестничную площадку. Полосатые, обыкновенной дворовой раскраски, с грустными седыми мордами, четырехлапые бомжи, прикорнули на коврике у Полежаевской двери.

-Мам, безобразие какое. Жаль их.

-Да.

Равнодушно уронила Леночка. По тону голоса было понятно, что на судьбу несчастных кошки и кота ей абсолютно наплевать. Маша вспомнила, сколько хорошего для них с мамой делал сосед. Но укорять, напоминать не стала. Леночке было хреново. Душа у нее покрылась ржавчиной. До чужой ли, тем более не человеческой, а кошачьей ей сейчас беды? Три дня Маша, стесняясь, не решалась попросить о помощи деда. Потом выпалила, вечером.

-Можешь мне пообещать.

-Что именно, золотце?

-Что выполнишь одну просьбу. Она двойная, неприятная, но для меня это важно.

-Так...

Илья Ильич отложил карандаш. Нахмурился. Сказал строго.

-Не люблю покупать котов в мешке!

Маша, не удержавшись, хихикнула.

-Что такое, золотце? А?

Маша засмеялась. Дед настаивал.

-Я заинтригован. Давайте, колитесь, юная леди. Что вас так развеселило в моих словах?

-Дед, ты попал пальцем в глаз.

-Кому?

-Нам обоим. Я как раз хотела выманить у тебя обманом, разрешение на то, чтобы взять Семенычевских питомцев.

-Стоп. Какой Семеныч? Какие питомцы. И насколько? И почему?

Маша пустилась в пространные объяснения: чем ей так был близок сосед, почему она считает своим долгом позаботиться о его любимцах. Упомянула, как сейчас хреново ни в чем не виноватым кошкам.

-Это свинство с моей стороны, я понимаю. Ты пустил меня, а я начинаю тащить в дом живность. Но я, я не могу не попросить тебя об этом. Они сидят там, голодные. А мне Семеныч мерещится. Такой обиженный и строгий. Просто кошмар.

-Два кота.

Произнес дед задумчиво.

-Кот и кошка.

-Только их нам и не хватало.

Маша скисла. Но голос деда был добрым.

-Ладно. Если это настолько важно для тебя. Но пусть только эти два кота. Не нужно подбирать на улице других мучеников. Идет? К роли владельца приюта для беспризорных животных я не готов. Ты меня понимаешь?

Маша торопливо и неловко чмокнула деда. Целилась в коричневую щеку, предок отвернулся, вышло целование уха.

-Спасибо тебе, спасибо огромное.

Метнулась в прихожую. Одеваться, обуваться.

-Уже бежишь за ними?

Поразился дед, выделяя в вопросе голосом слово - "уже".

-Угу.

-Гм.

-А вдруг ты передумаешь?

Прихватила старую спортивную сумку. Для транспортировки кошек. Не в руках же тащить облезлых питомцев Семеныча через весь город. Пожалуй, что в троллейбус с ними не пустят, начнут кричать о заразе, шарахаться. В сумке же, покрытых проплешинами, седых "красавцев" никто не разглядит. Да и сами не вырвутся, чего-нибудь, испугавшись, не убегут. Маше было известно несколько печальных историй о людях, потерявших своих любимцев в подобных ситуациях. Самого дисциплинированного кота лучше перевозить в сумке или корзинке. Во избежание...

С торопливой радостью ворвалась в бывший родной подъезд. Влетела на этаж. Огляделась.