Его считали негодяем, который никому не открывает своего сердца. Множество женщин искали его внимания, мечтали завести с ним интрижку. В этом смысле все скандальные рассказы о нем были правдивы. Потому что он не отдавал своего сердца никому, кроме Египта… до сегодняшнего дня.

– Шарлотта, Лев – это грабитель. Человек, который обчищает археологические раскопки, а потом продает украденные древности на черном рынке. После этого большинство находок оказываются навсегда потерянными для науки. – Он посмотрел на нее долгим взглядом. – Мы с тобой работали бок о бок шесть недель. Неужели ты в самом деле думаешь, что я способен на такое?

Ее улыбка погасла. Она протянула ему руку, он нежно пожал ее.

– Я знаю, как ты работал эти два с половиной года в Египте. Конечно, ты совсем не такой. Никто не работал с такой самоотдачей, как ты, в Набеши и здесь, в Коллекции. – Она пожала ему руку. – Я не ставлю тебе в упрек твое прошлое.

– Значит, тебя не волнует, что мужчина, которого ты любишь, обворовывал храмы и гробницы? – спросил он тихо.

Ее серые глаза казались теперь темнее и строже.

– Но ведь ты больше этим не занимаешься.

– Шарлотта! – Он взял ее за плечи. – Я никогда этим и не занимался.

– Если ты хочешь, чтобы я в это поверила, не буду с тобой спорить.

– Нет необходимости спорить. Я в самом деле могу доказать тебе, что в Египте не украл и стеклянного амулета.

Она выглядела слегка озадаченной.

– Как ты можешь это доказать?

– Я могу привезти тебе Хайрэма Тенанта. Он сейчас отошел от дел и живет в Шотландии. Но если тебе нужны доказательства, он с радостью тебе их предоставит.

– Хайрэм Тенант? Это не тот, что занимался делом о нелегальной торговле древностями?

– Именно этим он и занимался. Как и я. – Дилан помолчал. – Хайрэм был руководителем Службы древностей здесь, в Лондоне. А я работал на него в Египте.

Шарлотта откинулась на спинку кровати.

– Я ничего не понимаю.

– Еще мальчишкой я удивлял всех в школе, потому что мог переводить с пятнадцати языков. Некоторые могут в три года, не взяв ни одного урока, играть на пианино или, первый раз оседлав лошадь, ездить верхом не хуже кавалерийского офицера. Таких детей называют вундеркиндами. Я был лингвистическим вундеркиндом, и это заметили.

– В Службе древностей? Он кивнул:

– Они разыскали меня, когда я учился на третьем курсе Кембриджа. В то время я уже решил стать египтологом. Мне рассказали о гораздо более интересной возможности послужить прошлому. Зачем заниматься рутинными раскопками, когда можно работать, преследуя и настигая людей, которые расхищают на этих раскопках древности, а потом контрабандой продают их? Я согласился, ведь тогда я был романтиком. Так я стал тайным агентом Службы, и они устроили мое исключение из университета. Мне хотелось начать с какого-нибудь более романтического приключения, но Хайрэм решил, что достаточно будет игры в азартные игры на лекции.

– Зачем было нужно, чтобы ты оставил Кембридж с позором?

– Чтобы надежнее убедить определенные круги в археологии, чтобы мне доверяли. Если мне было суждено расследовать, кто провозит контрабандой кольца и амулеты, моя репутация должна быть такой же подмоченной, как и у них. Исключение из Кембриджа – лучшее начало карьеры торговца похищенными древностями.

– Но это же ужасно! Это пятно на твоем прошлом, и совершенно незаслуженное.

– А ну ее, университетскую жизнь. Я был доволен, что оставил Кембридж. Большинство профессоров знали о Египте гораздо меньше своих учеников. Предложение, которое я получил, было более престижно, чем дюжина университетских степеней. – Дилан до сих пор помнил возбуждение, которое охватывало его каждый раз, когда он принимался за новое дело.

– Значит, это Служба древностей послала тебя в Египет?

– Сначала я был в Малой Азии и Сирии, пытался напасть на след банды, грабившей гробницы вдоль Евфрата. Именно там я впервые прочел «Песни раджи» на арабском, – он бросил на нее строгий взгляд, – которые ты до сих пор так и не удосужилась прочитать. Наверное, ты просто не любишь поэзию, и с этим, видимо, ничего не поделаешь.

– Почему? – Ее серьезный взгляд немного смягчился.

– Потому что жаль проводить всю оставшуюся жизнь с женщиной, которая не любит поэзии. – В его словах была лишь доля шутки.

– Я начала читать их прошлой ночью. А тут как раз кто-то заколотил в дверь и принялся кричать во все горло, что Нефер нашлась.

Кошка услышала свое имя и подняла голову. Она все еще лежала на туалетном столике.

– Может быть, лучше прочитать тебе поэму вслух? – Он придвинулся к ней ближе. Как восхитительно, что можно еще раз погладить ее руки, ощутить их тепло и бархатистую кожу! Он знал теперь, что голод любви горит в ней так же жарко, как и в нем самом. – Особенно ту часть, в которой говорится о тайном меде.

Он пробежал пальцами по ее обнаженному бедру, пока не коснулся кончиками пальцев бледно-золотых завитков внизу живота.

Шарлотта остановила его руку, мешая ему продолжать исследование.

– Стихи потом. Сначала расскажи мне, куда ты отправился после Малой Азии.

Со вздохом он откинулся на спину.

– Я поехал в Египет и приобрел там известность как честолюбивый, жадный малый, который мечтает прибрать к рукам какой-нибудь богатый археологический раскоп. Я обещал коллекционерам, что смогу раздобыть им что-нибудь вроде посмертной маски Клеопатры или мраморной статуи Рамсеса. Говорил всем, что мало забочусь о научности раскопок, больше о золоте.

Дилан взглянул на Шарлотту. Она смотрела на него очень серьезно.

– Чтобы это выглядело более правдоподобно, иногда мне приходилось прибегать к скверным поступкам.

– И поэтому ты взорвал гробницу фараона Тутмоса?

– Ага. Из-за этого случая я едва не вылетел из Службы, но тут мне наконец удалось нащупать гнездо контрабандистов, которые занимались скупкой колец в Александрии. Это позволило мне выйти на огромную партию статуй, которую собирались отправить на континент.

– Так, значит, все эти истории о беспробудном пьянстве, о женщинах… все они сфабрикованы?

Он уловил в ее голосе задумчивость.

– Должен признаться, что одно время я злоупотреблял виски, но когда меня свалила малярия, мне пришлось об этом забыть. Алкоголь может вызвать рецидив лихорадки.

– У отца тоже была малярия, – сказала она, больше для себя.

Дилан наклонился и поцеловал ее в макушку. Шарлотта улыбнулась ему в ответ.

– А эти истории насчет женщин? Неужели все они тоже выдумка?

– Все в них правда.

– Значит, ты занимался любовью на вершине пирамиды? – Она оперлась на локоть и посмотрела на него.

– Не сомневайся, Шарлотта. Так оно и было. И во многих других местах тоже.

– А танцовщиц ты тоже соблазнял?

– Я просто восхищаюсь любыми женщинами, которые умеют управлять своим телом.

Она в изумлении приподняла бровь. – А женщины из гарема?..

– Здесь я должен кое-что объяснить. Любой мужчина, знакомый с обычаями мусульманского мира, знает, что не следует заводить интрижку с женщинами из гарема – иначе тебя могут просто оскопить. Поэтому я никогда не позволял себе слишком сильно сближаться с такими женщинами, Шарлотта. Это было бы сопряжено с большой опасностью и обманом.

– Но не сейчас. Ты же не работаешь больше в Службе?

– Нет. Когда я встретил тебя в Египте, я как раз закончил с ними все свои дела. Мне предложили заняться раскопками в Дэз-эль-Бари, но французы поторопились и получили лицензию раньше меня. Поэтому, когда сэр Томас предложил мне заняться Долиной Амона, я ухватился за это предложение обеими руками. Я усмотрел в этом возможность заработать честное имя и репутацию ученого-египтолога.

Шарлотта вздохнула:

– Мне не следовало становиться тогда у тебя на пути. Если бы ты стал работать в Долине, то мог бы откопать гробницу принцессы Хатири.

Он посмотрел на нее с удивлением:

– Неужели ты в самом деле веришь легенде о любимой наложнице Рамсеса?