Она была единственным человеком в Лондоне, кто работал с этими материалами раньше. Она и ее покойный муж выкопали эти исторические памятники из песка. Точно так же, как ее руками и руками ее отца были добыты экспонаты, уже размещенные наверху в закрытом пока для посещений выставочном зале. Раньше, до того как Нефер пропала, он часто заходил к ней, обсуждая предметы искусства, драгоценности, папирусы. Но теперь он искал любого повода, чтобы занять себя где-нибудь в другом месте.

То, что произошло в экипаже, что-то изменило в их отношениях. Шарлотта, казалось, сдала позиции. Теперь она была женщиной, которая хочет – и готова – полюбить снова. Но он сам разрушил эту возможность своим визитом в Скотланд-Ярд.

Включив Шарлотту в список подозреваемых, он почувствовал себя мерзавцем. Он не хотел верить, что она тоже занималась расхищением сокровищ. Разве она не потому ополчилась на него тогда в пустыне, два с лишним года назад, только потому, что верила всем скандальным рассказам о нем? А может быть, наоборот, это было всего лишь уловкой? Она и ее муж могли сговориться, чтобы держать его подальше от Долины Амона. Той самой Долины, где, как он теперь подозревал, проходили не просто раскопки.

Почему его все время преследует невезение? После стольких лет жизни, полных бессмысленных романтических приключений, Дилан наконец встретил женщину, которая заставила его задуматься. Шарлотта ему изрядно нравилась, как говаривала его валлийская бабушка. Действительно, изрядно, и даже больше. Дожив до тридцати трех лет, он никогда не задумывался о возможности длительных отношений с женщиной.

Но что, если она и в самом деле была членом преступной шайки расхитителей сокровищ?

Конечно, он все время твердил себе, что она не может быть причастна к воровству и контрабанде. Шарлотта была прирожденным египтологом, бесконечно преданным своему делу. Она ни за что не согласилась бы лишать Египет по праву принадлежащих ему сокровищ. Так же, как не соглашается забыть своего погибшего мужа. Но с другой стороны, ведь она забыла о Йене той ночью в экипаже. Она искренне ответила на его поцелуй. Она помогла ему снять с себя платье, обнажив перед ним свое тело – и свое желание. Кто знает, какие бы еще вольности она ему позволила, если бы они тогда не подъехали к дому?

Дилан громко выругался. Долгие годы работы в Египте научили его тому, что никому нельзя доверять. Он знал это лучше, чем кто бы то ни было. Нельзя доверять даже тому, кто кажется таким невинным, как Шарлотта Фэрчайдц. Как бы это ни казалось дико и неправдоподобно, Шарлотта тоже может быть виновата. Эта мысль была жестокой и заставляла его сильно страдать, но он не мог выкинуть ее из головы. Но еще больше его приводило в уныние то, что если она не в числе его врагов, тогда она тоже подвергается опасности.

Он еще немного задержался в коридоре, не желая заходить в рабочие помещения. Нет, у него не хватает смелости встретиться с ней сегодня. Может быть, во время обеденного перерыва, когда вокруг будут другие служащие, он найдет в себе силы посмотреть в эти ошеломляющие серые глаза и перекинуться с ней несколькими вежливыми фразами. Но сейчас он лучше сыграет труса.

Он шел по просторным галереям Коллекции Колвилла, кивая постоянным посетителям, которые прохаживались по залам с путеводителями в руках. Не только одни молодые хорошенькие женщины теперь интересовались у него, когда будет открыта выставка по Долине Амона. Одна величественная престарелая дама хотела узнать, правда ли это, что над Долиной тяготеет проклятие. И хотя Дилан разуверял ее, что это не соответствует действительности, ему самому было бы интересно узнать, почему же тогда его преследуют неудачи.

Когда он ступил на окруженную канатом территорию выставки, его взгляд упал на грозную статую Хороса. Черный базальтовый профиль египетского бога блестел в солнечных лучах, льющихся сквозь стеклянную крышу. Эти раскопки не принесли удачи сэру Реджинальду, умершему от лихорадки в возрасте пятидесяти лет. Не были они счастливыми и для первого мастера-прораба, погибшего от укуса скорпиона. А Йен Фэрчайлд был заживо погребен в гробнице. Теперь неудачи, казалось, стали подбираться и к Дилану.

Он бродил по галерее, мимоходом разглядывая ряды каноп, выстроившихся вдоль стен. Нет, он не может представить себе, чтобы Шарлотта могла заниматься расхищением таких сокровищ. Он не раз видел, как бережно она брала в руки находки. Глядя на нее, можно было подумать, что каждый пыльный осколок керамической вазы был драгоценнее, чем бриллиант. Но если она невиновна, это означает, что ее покойный муж и ее отец были вовлечены в этот грязный бизнес. Дилан остановился в замешательстве. Она никогда не простит ему, если он разоблачит их. Да и он сам наверняка себе этого не простит.

– О, Дилан, как я рада, что вы здесь! Я целый день пытаюсь поймать вас.

Дилан повернулся и увидел Шарлотту, которая стояла у витрины с терракотовыми фигурками.

– Что вы здесь делаете? Я думал, что вы в одном из рабочих помещений в цокольном этаже.

Она протянула ему пачку бумаг.

– Я изучала таможенную декларацию, которую прислали из Каира. Два ящика были без пломб, а там экземпляры, которых я никогда не видела. Ничего ценного, но явно из другого раскопа. – Она со вздохом опустила бумаги. – К тому же я могла и ошибиться. Я почти не сплю по ночам, с тех пор как Нефер пропала.

Но Дилан не слышал, что она говорила. Он был ошеломлен переменой в ее внешнем виде.

– Шарлотта! – Он смотрел на ее платье. – Вы… вы больше не носите черное!

На ней было серое платье. Даже и не очень-то темного, густо-серого цвета, но мягкого, светящегося серого оттенка, напоминавшего туман над морем перед восходом солнца.

Легкий румянец вспыхнул на ее щеках. Шарлотта осмотрела свое одеяние.

– Вы думаете, это слишком вызывающе? – спросила она нерешительно.

Дилан рассмеялся бы, если бы не был настолько восхищен. После многих недель, когда он видел Шарлотту неизменно в черном одеянии, ему очень хотелось увидеть ее одетой в яркие цвета, разноцветные ленточки, даже перья. Летнее платье, которое она надела сегодня, не было слишком обильно расшито украшениями, но его серебристо-серый лиф имел спортивный покрой, а рукава спадали свободно, оставляя открытыми ее прелестные ручки. Серая шелковая юбка была совершенной в своей простоте, но с пояска, стягивающего талию, ему подмигнули мелкие изящные пуговки из горного хрусталя. Даже больше того, сегодня она по-другому причесалась, распустив волосы, лишь перехватив их у шеи серебристой шелковой лентой.

Это было похоже на то, как будто засыпанный снегом сад вдруг засиял жизнью и яркими красками лета.

– Вы прекрасно выглядите, Шарлотта, – сказал Дилан, наконец обретя дар речи. – Нет, это не значит, что вы плохо выглядели в черном, но я уверен, что серый цвет идет вам гораздо больше. – Действительно, в этом платье ее глаза приобрели еще более глубокий, неземной оттенок.

– Пора наконец снять траур. – Она глубоко вздохнула. – Пришло время, наверное, оставить и скорбь.

Дилан стоял совершенно неподвижно. С одной стороны, он испытывал блаженство, что Шарлотта наконец-то скинула с себя этот траур, но с другой – его терзало беспокойство. Он терялся в догадках, что бы это могло означать.

– Я рад, что вы готовы жить дальше. – Его голос прозвучал чопорно, как у гувернантки. – Но я надеюсь, что ваше решение оставить траур не имеет отношения к происшествию… к происшествию недавней ночи.

Она оглянулась, чтобы удостовериться, что галерея по-прежнему пуста, и только после этого ответила:

– Вы имеете в виду тот поцелуй?

– Да, конечно, я имею в виду тот поцелуй и все, что было перед ним. Может быть, я был не прав, что позволил себе такие вольности. – Он в замешательстве запустил руку в волосы. Проклятие, но эта женщина снова заставила его ввязаться в разговор с ней. И почему эти серебристо-серые глаза смотрят на него с таким выражением?

– Вы уверены, что вы тот самый Дилан Пирс, о котором ходит так много скандальных слухов? За эти три дня я не раз говорила себе, что ваше место занял некий бледный самозванец. – Она сделала шаг и оказалась совсем близко от него. – Что же будет дальше?