Очень интересна и другая рукопись института — «Давтар» Саят-Нова [135] от 1754 года, где грузинские песни записаны и по-армянски и по-грузински, азербайджанские — армянскими буквами.

Среди множества рукописей более позднего времени — оригиналы О. Туманяна, В. Терьяна [136], Р. Патканяна, Ованнесьяна, А. Акопяна и т. д., письма Налбандяна, заметки его на книге Гайма «Гегель и его время»[137], написанные в тюрьме. Русского читателя заинтересует рукопись перевода «Пэпо» Сундукянца[138]на русский язык, сделанного Вааном Терьяном и отредактированного М. Горьким. Ценнейшие для переводчиков замечания Горького можно извлечь из этих его поправок. М. Горький был явно против слишком большой русификации перевода; где переводчик предлагал взамен армянского слова на выбор несколько русских, Горький обычно вычеркивал все слишком русские, с оттенком простонародности, и останавливался на наиболее простом и литературном слове: например, переводчик предлагал на выбор «отдохни малость», «отдохни немного», — М. Горький вычеркивает слово «малость» и оставляет слово «немного».

Тут же, в архиве, письмо Горького к А. Ширванзаде от 1 февраля 1916 года, писанное еще старой орфографией, где Горький сердечно благодарит Ширванзаде за хвалебный отзыв, пишет, что знает Ширванзаде и по его вещам и по рассказам, слышанным о нем в 1893 году, когда Горький сидел в тюрьме в Тбилиси, в Метехском замке.

Кроме рукописей, в архиве института хранится личная библиотека Налбандяна. Библиотека М. Налбандяна представляет огромный интерес. Она типична для передового мыслителя 60-х годов прошлого века. Много грамматик, — Налбандян учился всю свою короткую жизнь, — грамматики французского, еврейского, халдейского языков; книги медицинские, работы физиологов, — Налбандян, как известно, кончил медицинский факультет, и Герцен даже звал его в шутку «доктор Налбандян».

Интересно задумана и разработана выставочная зала Литературного музея. Раньше там был просто отдел советской литературы: книги, портреты, рукописи лучших армянских советских прозаиков — Степана Зоряна, Дереника Демирчана, Наири Заряна (пишущего и стихи и прозу), Р. Кочара, Хечумяна, Анаит Сагинян, Ханзадяна, В. Ананяна и др.; стихи Аветика Исаакяна, Вагана Терьяна, Акопа Акопяна, В. Давтяна, Ахавни, Сильвы Капутикян, Георга Эмина, Гургена Борьяна, Маро Маркарян и др. Показаны были также и многочисленные переводы русских советских писателей на армянский язык.

Сейчас весь характер выставки изменился. Отличная идея положена в ее основу: дружба литератур Закавказья. Все писатели поданы под углом зрения этой дружбы, и экспонатов оказалось множество, — армянских, грузинских, азербайджанских. Тут и автограф малоизвестного широкому кругу писателей перевода «Витязя в тигровой шкуре» с грузинского на армянский, сделанного Вааном Терьяном (отрывок). Автограф комедии Мирза Фатали Ахундова «Алхимик мола Ибрагим». Прошение Абовяна о разрешении ему преподавать армянский и грузинский языки в первом классе Тифлисской уездной школы. И многое другое, говорящее об исконном интересе трех братских народов друг к другу, исконных культурных связях и взаимоотношениях.

Выходим из нескончаемых зал Дома культуры Армении на площадь Ленина. В ярком свете луны возникает слева волшебное многоарочное полукружие Дома правительства с прямоугольником башни, увенчанной квадратной колоннадой и глядящей вниз круглым белым циферблатом часов; с красиво усеченным углом главного входа. Четкий силуэт памятника Ленину встает над площадью. За ним — темные кущи бульвара, а еще дальше — звонкоголосые фонтаны у памятника Степану Шаумяну. Музыка вырывается из окон, не закрываемых до самой зимы.

Про этот новый район, выросший за несколько лет на пустыре, во всех речах и докладах говорят, что он сосредоточивает в себе 60 процентов промышленности всей республики Армении. Привыкнув к небольшим размерам Еревана, москвич или ленинградец думает домчаться к нему на машине в пять минут. Но мчишься и мчишься, а город не кончается и не кончается, и когда, наконец, доедешь до его «загородной» части, она оказывается и по ширине проспекта имени Орджоникидзе, и по оживлению его, по обилию движущегося народа, снующего взад и вперед всех видов транспорта, по огромным зданиям справа и слева больше похожей на центр столицы, чем нарядные, но спокойные верхние кварталы.

И еще одна особенность отличает эту заводскую окраину от такой же в старых наших городах. Старые окраины, застраивавшиеся задолго до революции, обычно сразу же показывали и свою старую социальную структуру и свою старую технику. Лачуги, жалкие домишки или грязные черные казармы с выбитыми окнами — жилище рабочих. Копоть и дым над трубами заводов, заволакивающие небо, грязнящие крыши, незримо осаждающиеся в легкие. Сами эти заводы с маленькими, тесными цехами, с допотопной техникой, с перепутанными ходами по замусоренным дворам, где внутризаводской транспорт из-за многолетних перестроек до того осложнен, до того затруднен, что и механизировать его трудно; и где и помину нет, наконец, такого «баловства», как хотя бы чахлое зеленое деревце перед окнами цеха… Когда мы сейчас вынуждены на некоторых очень старых заводах реорганизовывать эту тесноту и путаницу, перестраивать ее социалистически (как было, например, на бывшем Путиловском, ныне славном Кировском заводе в Ленинграде, имеющем столетние традиции и не могущем быть начисто снесенным и построенным заново), то перепланировка их отнимает огромное количество и времени и сил человеческих.

Но проспект Орджоникидзе в Ереване строился в основном последние пять-шесть лет. Это комплексное создание уже социалистической эпохи, развернутого нового заводостроительства на основах и новой техники и новых требований жилищного благоустройства. Отличные жилые дома, в садах и балконах, для рабочих. Бездымные или почти бездымные трубы, белые, чистые корпуса, стеклянно-бетонные залы цехов, просторные, обдуманно разрешенные в каждой своей части, — потому что новая технология, поточный метод, стахановский труд, механизация внутрицехового транспорта и т. д. — все это диктует новую расстановку машин в цехах. И чистые дворы с цветниками, с фонтанами, с белыми домиками библиотек, яслей, детских садов.

Вот они, гиганты, не кажущиеся гигантами из-за уютных и красивых оград, выходящие белым пятном своих стен на одну линию с жилыми домами проспекта. Электромашиностроительный завод, молодой, но уже известный на весь Союз, с молодыми, но уже перегоняющими стариков рабочими, 80 процентов которых комсомольского возраста. Станкостроительный имени Дзержинского, отправляющий станки во все края Союза. Автотрактородеталь — один из первых откликнувшийся своими делами на нужды великих строек. Кабельный, еще недавно лишь осваивавший производство, а сейчас уже дающий новый ассортимент кабелей. Шинный, крупнейший в нашем Союзе, славный еще и тем, что работают на нем женщины, показавшие себя передовиками соревнования; учились у Ярославского шинного, когда начинали, а сейчас соревнуются с ним и обгоняют его. Компрессорный — грузит свою продукцию во многие города Союза. Завод малых турбин, освоивший производство турбин для сельской электрификации и посылающий свою продукцию в Среднюю Азию, Азербайджан и другие части нашего Союза. Завод электроточных приборов — ну, этот сам за себя говорит одним своим названием. Карбидный — второй по счету карбидный завод в Ереване. Имени Кирова — огромный химический комбинат, механизированный по последнему слову техники. Рабочих средней квалификации на нем почти уже нет, — инженеры, техники, мастера — люди высокого класса техники. Это уже сам по себе целый город. На этом комбинате рука об руку работают русские и армяне. Я перечислила лишь главные заводы. В районе есть еще и другие: отличная суконная фабрика, чьи тонкие сукна уже то и дело видишь на москвичках, — эти сукна так и называются «Ереван»; табачная, макаронно-кондитерская фабрика, две мебельные, две обувные, мясокомбинат; заводы металлоконструкций, лакокрасок, стройматериалов, гашеной извести. А если еще прибавить железную дорогу (вокзал, депо), множество строительных организаций, ипподром, постоянную сельскохозяйственную выставку, то Сталинский район предстанет перед вами как целый большой промышленный город. И жизнь в нем — своя особая жизнь.