Главными антагонистами в конфликте христианства и ислама первоначально выступали Византийская империя и Арабский халифат. Постепенно центр христианского лагеря переместился в Западную Европу.

С конца XI века религиозный конфликт снова властно вторгается в сферу межгосударственных отношений стран Европы и Малой Азии. Начинаются крестовые походы, причины которых глубоко коренились в социально-экономическом развитии Западной Европы3. Крестовые походы являлись одним из важнейших факторов, формировавших систему международных отношений. Разумеется, борьба империи и папства наложила сильнейший отпечаток на крестовые походы, хотя в сознании современников они отражались прежде всего как противоборство христианства и ислама; сами призывы папства к освобождению гроба господня были неразрывно связаны с притязаниями Рима на верховную власть над всем миром.

Даже в начале эпохи Возрождения, к концу средних веков, европейцы не осознавали, что Западная Римская империя прекратила существование за тысячу лет до этого, - ее прямым продолжением по-прежнему считали Священную Римскую империю, включавшую в свой состав преимущественно германские государства.

В V-VI веках в сочинениях христианских писателей, в проповедях и решениях церковных соборов возникает новый образ Рима как четвертой и последней монархии, предсказанной пророком Даниилом, которую должно сменить уже само царство божие. Постепенно сливаются идеи «римского мира» и «христианского мира». Молитвы возносятся за благополучие Рима, бог рисуется покровителем империи» которая становится синонимом христианства. (После падения Западной Римской империи этот строй мысли сохранился в Византии.)

Папа Лев Великий (440-461) заявляет, что римская церковь подтверждает и обновляет вселенскую миссию Римской имйерии. А еще через несколько десятилетий Целазием I (492-496) уже провозглашается верховенство власти римского первосвященника, перед которым обязаны держать ответ монархи. Впрочем, эти притязания пришли слишком рано, выдвижение их было ускорено процессом распада Западной Римской империи. В следующем веке, после того как Италия ненадолго оказалась подчиненной Византии, папа Григорий Великий (590-604) представляет империю как внешнее выражение вселенских притязаний христианства - поэтому она будет существовать до самого конца света. Вместе с тем церковь имеет духовную миссию, выходящую за границы империи. На империю также возлагается миссия не только по обеспечению мира в церкви, но и по приобщению к христианству язычников. В притязаниях папства уже скрывалось в зародыше его будущее противоборство со Священной Римской империей. Западными историками - особенно немецкими - написаны целые библиотеки книг, посвященных борьбе папства и империи. В старой, домарксистской литературе, освещавшей преимущественно, если не исключительно, политическую сторону этой борьбы, было показано ее своеобразие - как столкновение двух сил, влияние которых распространялось в той или иной форме на многие государства тогдашнего мира. Лишь постепенно - под растущим влиянием марксистской историографии - начали исследоваться социально-экономические причины борьбы, особенно участие в ней богатых ломбардских городов, классовый состав партий сторонников империи и папства в этих итальянских коммунах. Часть историков даже считала итальянские города третьей самостоятельной силой в вековом конфликте, роль которой неизменно возрастала. Классовая борьба в коммунах долго еще окрашивалась в цвета гвельфов и гиббелинов (сторонников папы и императора) - и тогда, когда уже мало кто помнил, что эти слова произошли от итальянского искажения имени баварских герцогов Вельфов и названия замка Вайблинген (от которого возникло второе название династии Гогенштау-фенов). Идеологические формы межформационного конфликта потом станут отчасти использоваться для внутри-формационного конфликта и наоборот. Именно так произошло в конфронтации христианства с Римской империей, а затем - папства со Священной Римской империей в средние века. В этом средневековом конфликте ни одна из сторон не выражала прогрессивных тенденций в развитии западноевропейского общества, хотя силы, являвшиеся их носителями (особенно в североитальянских городах) , часто, как уже указывалось, вступали в союз с одним из враждующих лагерей.

В конце XV века империю стали все чаще именовать Священной Римской империей германской нации. Вряд ли это было данью пробуждавшемуся немецкому национальному самосознанию. Зато, бесспорно, являлось признанием потери главенства над Италией и утратой надежд на всеевропейскую гегемонию. Планы вселенской империи, впрочем, были вскоре возрождены, но уже на другой основе, лишь формально связанной с противоборством империи и папства в предшествующие столетия (об этом ниже).

В новейшей западногерманской историографии преобладает апологетическое изображение Священной Римской империи как наднационального государства, базировавшегося на религиозно-политическом единстве Западной Европы, тогда как на деле можно говорить лишь о попытках создания подобной вселенской державы. Западногерманские историки нередко отрицают, что борьба империи с папством за гегемонию оказала губительное влияние на исторические судьбы Германии, способствовала ее последующему территориальному распаду, а наоборот, вопреки истине утверждают, будто бы эта борьба имела положительное значение для всей европейской цивилизации4.

Около того времени, - гласит старинный рассказ, - курфюрсту Фридриху Саксонскому приснился в его Швейницком замке диковинный сон. Привиделось ему, будто бы монах Мартин Лютер начертал несколько слов на виттенбергской замковой часовне, да так резко и четко, что курфюрст мог их разобрать из Швейница. А то перо, которым монах писал, стало расти, расти, доросло до самого Рима, коснулось папской тиары, и та заколебалась на голове у папы; тут курфюрст задумал было протянуть руку, чтобы за то перо ухватиться.., и проснулся».

Сон курфюрста был воистину диковинным. Он был явно навеян историей о том, как монах-августинец Мартин Лютер из Виттенберга 31 октября 1517 г., в канун праздника всех святых, прибил к дверям церкви свои знаменитые 95 тезисов против торговли индульгенциями. Но, увы, эта история, повторявшаяся бесчисленное количество раз на протяжении трех с лишним веков, по-видимому, является лишь одной из многих исторических легенд. Предполагалось, что первым рассказал ее очевидец - близкий соратник Лютера Иоганн Шнейдер из Айслебена, который даже специально подчеркивал, что он «может засвидетельствовать», будто все произошло именно так. Однако слова «может засвидетельствовать» - результат неправильного прочтения латинского выражения, в действительности означавшего «в умеренной форме» (речь шла о форме, в которой выдвинул Лютер свои тезисы). Более того, изучение рукописи Шнейдера приводит к неожиданному результату: там ничего не говорится ни о 12 часах дня, ни даже о 31 октября 1517 г., ни о замковой часовне. Сам Лютер ни в одном из своих многочисленных сочинений и писем, ни в автобиографии не упоминает о знаменитой сцене, когда он прибил свои тезисы у входа в церковь в Виттен-берге. Но, быть может, ему и не было нужды упоминать о всем известном эпизоде? В том-то и дело, что нет: при жизни Лютера ни один из современников ничего не сообщал об этом драматическом начале Реформации. Впервые о нем заговорил один из идеологов протестантизма - Ф. Меланхтон - в предисловии ко второму тому сочинений Лютера, вышедших вскоре после смерти их автора. Меланхтон в октябре 1517 года находился не в Виттенберге, а в Тюбингене, и он вообще допустил в своем предисловии немало заведомых неточностей. Новейшие исследования показывают, что 31 октября 1517 г. Лютер лишь направил свои тезисы архиепископу майнцскому Альбрехту и еще одному из высших церковных сановников. Они, заинтересованные в сохранении прежних злоупотреблений, не удостоили Лютера ответом, а передали его тезисы своему приспешнику доминиканцу Тецелю, который начал полемику с ними еще до их опубликования. Тезисы Лютера были изданы в январе 1518 года. Планы Лютера в 1517 году заключались в частичной реформе церкви, в ограничении власти папы (хотя они совсем и не шли так далеко, как в этом хотела бы убедить нас созданная впоследствии протестантская легенда).