Особое внимание обращало на себя отставание турецкого военного флота, по-прежнему состоявшего из галер, тогда как в Европе стали строить значительно более крупные и быстроходные парусные корабли. Много говорили об ослаблении Порты сторонники нового крестового похода, которые не перевелись даже после начала Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), сделавшей явно невозможным осуществление такого проекта. Констатация упадка могущества Порты явно опережала события, и планы военного решения конфликта со всем исламом - и даже с одной только Оттоманской империей - по-прежнему оказывались столь же химерическими, как и за столетие до этого, в годы правления Сулеймана Великолепного. Окончательно упадок Порты стал очевидным после последнего турецкого похода в Западную Европу в 1683 году, закончившегося поражением под Веной. Польский король Ян Собеский вступил в освобожденную от осады Вену. Вскоре в свою столицу вернулся и император Леопольд, публично вопрошавший, должен ли он, наследственный монарх, давать аудиенцию королю по праву избрания, каким являлся победитель турок. Обсуждение этого вопроса, ярко проявившее истинно габсбургское представление о благодарности, заняло целых пять дней, и турки смогли спокойно отступить за пределы Австрии. После 1683 года для Порты начинается период почти непрерывных неудач и отступлений. Войны Габсбургов против Оттоманской империи в самом конце XVII и начале XVIII века уже во многом лишены примет векового конфликта. Религия перестает играть прежнюю роль; это проявилось и в том, что офицеров в императорские войска набирали, не обращая внимания на то, католики они или протестанты, что главнокомандующим был принц Евгений Савойский - если не свободомыслящий, по критериям того времени, то явно равнодушный к религии человек (ходили даже слухи, что его пытались отравить иезуиты, когда он воевал против армий Людовика XIV). Но и на этой стадии вековой конфликт не получил военного решения. Он постепенно переставал быть самим собой, превращаясь в пресловутый «восточный вопрос» - вопрос о судьбах преимущественно европейских территорий, еще находившихся под властью Порты, и проливов Дарданеллы и Босфор.

В конце 50-х годов XVI в. один за другим сходят со сцены Карл V и французский король Генрих II, английская королева Мария Тюдор, Лой-ола и Кальвин, папа Павел IV и другие персонажи, воплощавшие вековой конфликт в первые десятилетия его развития. Наступил краткий перерыв в борьбе, который был дополнен миром между Испанией и Францией. Юг Европы - Испания И Италия - остался вне влияния Реформации, которая победила на севере - в части Германии и Скандинавии, Пустила корни на западе Польши и в Чехии. В Англии, Франции и Нидерландах предстояла еще длительная борьба между протестантизмом и контрреформацией. На сцену 111-н тупают руководящие фигуры нового этапа борьбы - Филипп II, Елизавета I Тюдор, Екатерина Медичи, Вильгельм Оранский, папы контрреформации, пришедшие на i мену папам эпохи Возрождения.

Неистовый шотландский проповедник - кальвинист Джон Нокс опубликовал трактат «Первый звук трубы против уродливого скопища женщин», в котором обличал католических принцесс и королев и предрекал бедствия in' их прихода к власти. Он имел в виду прежде всего Екатерину Медичи и Марию Стюарт, которым действительно предстояло сыграть немаловажные, хотя и весьма различные роли в вековом конфликте.

К тому времени, как проявилась неудача попытки сокрушить протестантизм в Германии военным путем, оба лагеря уже разработали идеологическую платформу, которая служила им на протяжении последующего столетия вооруженной конфронтации. Основы протестантизма ВЫЛИ заложены в трудах идеологов первого поколения Реформации - прежде всего Лютера - и второго поколении - Кальвина. Впоследствии к ним не было добавлено ничего существенно нового. Не появилось и новых имен, могущих в какой-то мере соперничать по влиянию с этими основателями различных течений в протестантстве. В про-тпиостоящем лагере решения Тридентского собора торжественно подтвердили слегка модернизированные догматы католицизма, усилив вместе с тем централизацию и эффективность церковной организации. Завершением Три-дентского собора в 1564 году и (за год до этого) смертью Кальвина можно датировать окончательное идеологическое оформление враждующих лагерей. Оба они уже обладали к этому времени и своими ударными отрядами: кальвинисты - в протестантском лагере и иезуитский орден - в стане контрреформации.

Конфликт затронул все слои общества - от монархов и социальных верхов до простого народа, которому предстояло нести основную его тяжесть. Он затронул и все слои общественной идеологии, теологию и философию, науку, литературу, искусство. Для современников были неясны социально-экономические причины конфликта и совершенно недоступно предвосхищение его последствий.

Едва ли не все мирные договоры периода векового конфликта были, по существу, лишь перемириями: стороны договаривались не о прекращении конфронтации, а о временной передышке. В этих соглашениях стремились застолбить условия, которые создавали бы в будущем предлоги для возобновления вооруженной борьбы. Государства все же заключали мирные договоры, а международные отряды контрреформации, прежде всего иезуиты, продолжали действовать. Развитие конфликта шло скорее не по восходящей линии, а по спирали. Первые десятилетия он сдерживался военной конфронтацией двух наиболее могущественных католических держав - империи Карла V и Франции, окончившейся только в 1559 году. Попытки военного решения конфликта были ограничены рамками Германской империи. Во второй половине века такие попытки распространились почти на всю Европу.

Середина века была, таким образом, переломным пунктом. Начиная с 60-х годов вековой конфликт сосредоточивается на борьбе за Нидерланды, восставшие против Филиппа II, за раздираемую гражданской войной Францию, за Англию и Шотландию - на борьбе, которая должна была определить судьбу Европы. В эту борьбу были втянуты разные силы и разными путями - либо непосредственно, либо через цепную реакцию, вызываемую конфликтом в системе международных отношений.

«…А король Филипп пребывал в неизменной злобной тоске… И вечно его знобило, ни вино, ни пламя душистого дерева, непрерывно горевшего в камине, - ничто не согревало его. Он всегда сидел в зале среди такого множества писем, что ими можно было наполнить сто бочек. Филипп писал неустанно, все мечтая стать владыкой мира подобно римским императорам». Таким предстает испанский король со страниц бессмертной «Легенды об Уленшпигеле» Шарля де Костера. Историческая традиция приписывает Филиппу II, превратившему Мадрид в столицу Испании (и 1561 г.), добровольное уединение в расположенном неподалеку мрачном и пышном замке-монастыре Эскури-ил. В Испании Эскуриал считали восьмым чудом света, S его сооружении и украшении участвовали лучшие зодчие и художники Испании, Италии и Фландрии. Впоследствии четырехугольная неприветливая каменная глыба, далеко видная на темном фоне гор Сьерра-де-Гвадаррама, напоминала кому гигантскую казарму, кому госпиталь. Впрочем, затворничество Филиппа является известным преувеличением. Некоторые историки даже употребляют |дссь слово «легенда» - королю случалось объезжать испанские провинции, да и не все время года проводил ФН в Эскуриале. Но в легенде хорошо схвачена суть политики Филиппа II, все более отрывавшегося от реальной действительности и как будто и впрямь отгородившегося от жизни высокими стенами монастыря. Политическое мышление короля все менее считалось с теми фактами, которые противоречили его предвзятым концепциям. Если Карл V облекал планы реакционного лагеря в откровенно имперскую форму, то Филипп II выдвигался in первый план как лидер и знаменосец католической мнггрреформации. (В исторической литературе много спорили даже о термине «контрреформация», который нередко пытались заменить понятиями «католическая реформа», католическая реформация»1. Суть дела от этого не меняется.) В 1564 году Филипп II писал папе Пию IV: «Чем допустить малейший ущерб для истинной религии и служению господу, я предпочел бы потерять все свои владения и, если бы я мог, сто раз лишиться жизни, ибо я не Инляюсь и не буду правителем еретиков»2.