– Саша, вы любите Индию? – как назло спросил он. – Вы, видимо, буддистка?

– Скорее пофигистка, – улыбнулась я, – если это не одно и то же. Нет, Алан, если вы хотите знать правду о моем костюме, то мне его впарила подруга. Она почему-то уверена, что в этом сезоне сари – самый писк. А у меня не хватило духа с нею спорить.

– А тебе вообще-то идет, – немного замешкавшись, он продемонстрировал чудеса британского такта, – в любом случае я рад. А то я уж решил, что ты из этих… эзотериков-неадекватов.

– Кого-кого? – я набросилась на яблочный пирог. Надо же, я знакома с ним всего пять минут, а ему уже вздумалось завести со мной теософскую беседу. А мне-то, дуре набитой, всегда казалось, что такие разговорчики относятся к подвиду посткоитальных. Ну, вы понимаете, лежат себе двое в пахнущей свежим потом измятой постельке, их лица еще сохраняют выражение бессмысленного блаженства, однако мозг уже работает трезво. Самое время расслабленно поговорить о вечном.

– Просто я недолюбливаю людей, которые слепо следуют моде, – с улыбкой объяснил этот волшебный мужчина, – вот вошла в моду увлеченность Востоком, и все кинулись медитировать и жечь ароматические палочки. Появилась Кейт Мосс, и все уселись на строжайшую диету. Кстати, у тебя все губы в крошках… А ты сразу показалась мне… живой.

– Я? – удивилась я, стирая вместе с крошками и тщательно наложенную помаду. – И почему же?

– По совокупности причин, – мягко улыбнулся Алан, который с каждой минутой нравился мне все больше и больше, – в анкете ты написала, что любишь пиццу… И потом, письмо про татуировку… Ты непременно должна мне ее показать. И ты носишь сари, чтобы не обидеть подружку… Что я еще о тебе не знаю?

Я пожала плечами.

– Тебе все рассказывать, с самого рождения?

– Про детские комплексы можно умолчать, – рассмеялся Алан, – просто хочется побольше о тебе узнать.

Я вкратце рассказала о себе, стараясь хоть немножко приукрасить серую обыденность. Честное слово, я почти не соврала. Ну а то, что ляпнула, будто бы я несколько лет работала манекенщицей, и сам Джон Гальяно умолял меня стать рекламным лицом его бренда – так это он все равно никак не сможет проверить. Равно как и то, что я была помолвлена с арабским миллионером, который подарил мне трехпалубную яхту, но ее, к несчастью, угнали пираты. Я уже хотела было, интимно понизив голос, поведать ему, что на самом деле являюсь прямым потомком царской ветки Романовых, но в последний момент что-то меня остановило.

– Какая у тебя жизнь интересная, – вежливо улыбнулся он, – у меня все куда скучнее.

А вот он был не из любителей приврать. Ничего сверхъестественного в его повествовании я не углядела. Учился в Итоне, затем в Оксфорде – впрочем, таков путь большинства британских юношей из хороших семей. В данный момент занимается поставками сыра из Франции в элитные магазины Лондона. Также играет на бирже и иногда спонсирует культурные мероприятия.

– Кстати, ты уже ознакомилась с культурной жизнью Лондона? – спросил он.

У меня упало сердце – вот сейчас он пригласит меня на премьеру в оперный театр, и я пойму, что первое впечатление оказалось ошибочным и на самом деле ничего общего между нами нет.

Я давно заметила, что многие люди отчего-то кичатся своей обманчивой приближенностью к миру искусства. Исправно ходят на балет и потом с восторгом рассказывают об этом знакомым. Слушают оперу, следят за театральными премьерами, на выставки ходят. Самые маниакальные еще и абонемент на все концерты консерватории приобретают, чтобы, если кто-то вдруг сжалится и пригласит их на пиццу, снобским голосом ответить, закатив при этом глаза: сегодня, мол, не могу, слушаю Рахманинова. Притом добрая половина из них скучно считает лысины в партере, потому что на самом деле классическая музыка им до лампочки. Наверное, им кажется, что таким хобби они смогут ненарочито подчеркнуть тонкость своей натуры.

Когда-то и я иногда этим грешила. Конечно, самой бы мне и в голову не пришло за свои кровные приобрести билеты в оперный театр, однако если туда приглашал меня симпатичный мужчина, я послушно охала, ахала и нежно шептала, что нет ничего прекраснее классики. Но ни к чему хорошему это не приводило. Рано или поздно обман раскрывался, и мои кавалеры были разочарованы еще больше, чем если бы я с самого начала призналась, что из искусства я увлекаюсь только модой, современной фотографией и избранными кинопремьерами.

Так что притворяться мне больше не хотелось, и если он сейчас скажет, что хочет пригласить меня в Национальный музей, то я…

– Саша, а как насчет того, чтобы я показал вам ночную жизнь города? – подмигнул Алан.

– Что? – немного растерялась я.

– Вы же знаете, что Лондон – это одна из клубных столиц мира. Вот я и предлагаю сходить в самый модный местный клуб.

– Я… Даже не знаю… А ты это серьезно? – на всякий случай уточнила я.

– Естественно. Но если ты предпочитаешь более спокойную жизнь, то можем завтра сходить на балет.

– Нет!! – пожалуй, слишком громко рявкнула я. – Нет уж, клуб так клуб. А когда идем?

– Сегодня. Зачем же откладывать? Только вот… – он опустил глаза, – только вот, не могла бы ты не одевать в этот клуб свое любимое сари? Боюсь, охранники юмора твоей подруги не оценят.

Вечером мы отправились в «Чайнауайт», один из самых модных ночных клубов Лондона. Признаться, когда я увидела собравшуюся перед входом толпу, сплошь состоящую из девушек модельной внешности и молодых людей в дизайнерских джинсах, я оробела, как самонадеянная провинциальная Золушка, впервые вкусившая столичного снобизма. Подумать только, всех этих людей не пропускали внутрь секьюрити – два дюжих мулата в одинаковых черных костюмах. Да в Москве перед любым из этих нарядных пижонов распахнулись бы двери самой элитной дискотеки, и подобострастный менеджер лично угостил бы их халявным шампанским! Все они были молодыми, красивыми, дорого одетыми и выверенно шикарными.

Охранниками верховодила девушка-администратор – сногсшибательная блондинка в красном мини-платье с черной папкой в руке. В папке был гостевой список – фамилии счастливчиков, которым повезет этой ночью оказаться внутри вожделенного заведения.

– Что в этом клубе особенного? – спросила я у Алана.

– Здесь бывают все, – пожал плечами он, – в Лондоне люди делают место. Стоит где-нибудь появиться поп-звездочке или чете аристократов, как заведение мгновенно приобретает статус модного.

– А нас точно пропустят? – обеспокоенно поинтересовалась я. Мгновенно освоившись в непростой лондонской моде, я отправилась в клуб в босоножках, состоящих из трех золотых ремешков и Леркиной шубке из искусственного меха. С непривычки пальцы ног посинели и одеревенели от холода, все же на дворе был март. Но я заметила, что местным девушкам на погодные перипетии наплевать, был бы повод обнажиться. И вот теперь мне вовсе не хотелось заработать воспаление придатков в очереди перед ночным клубом.

– Не волнуйся, мы в списке.

Однако нервничала я зря. Едва увидев Алана, блондинка со списком очаровательно заулыбалась, и перед нами приподняли красную бархатную ленточку, ведущую в заманчивый диско-мир.

Мимоходом я подумала: что бы значило такое приветливое поведение церберши? Одно из двух: либо когда-то мой мужчина состоял с ней в близких отношениях (это неприятно, потому что она наверняка влезает в джинсы сорок второго размера и даже не знает такого слова, как «целлюлит», к тому же ее стильная блондинистость была явно натурального происхождения)… либо он завсегдатай ночных клубов, в свои-то сорок с лишним лет. И еще неизвестно, что хуже.

Но я не позволила мимолетной мрачной мысли вдребезги разбить мою эйфорию.

Эта ночь была создана только для развлечений, и уж никак не для того, чтобы я уныло сравнивала свои телеса с чужой точеной фигурой!

На первый взгляд «Чайнауайт» ничем не отличался от московских рассадников пафоса, таких как «Шу Лонж», «Осень» или «Апостериори». Тесноватый танцпол, немного спертый воздух, задорный диджей с дредами, уютные ниши с диванчиками для избранных, изобилие подвыпивших служительниц подиума и лощеных юнцов.