– А у тебя тоже роман с иностранцем. И ты не знаешь, что с этим делать. Так вот, получай бесплатный совет: плюнь на всех и поступай так, как хочется!

– Валь, ты не понимаешь, – вздохнула я, – у меня все сложнее. Может быть, я и влюблена уже, но мы виделись-то всего неделю. Получается, что сейчас я его увижу во второй раз, и никакого предложения он мне не делал и не сделает, потому что… – я осеклась и печально вздохнула, – ты и сама понимаешь почему.

– Откуда ты можешь знать наперед! – от волнения ее голос зазвенел. Она была еще так молода, что чересчур близко к сердцу воспринимала чужие амурные перипетии. – В любом случае, мне кажется, что ты слишком боишься будущего! Так нельзя. Если будешь бояться, то и будущее будет… скромным.

Я улыбнулась – видела бы она мою татуировку, так, может быть, пожелала бы мне спокойной радости вместо разгула страстей. Разве может ужиться с такой змеюкой претендентка на скромное спокойное будущее?

– Знаешь что? Я тебе свой телефон оставлю, – решилась Валюша, – если у вас все сложится, я тебе помогу.

– Денег дашь, что ли? – ухмыльнулась я.

– А ты представляешь себе, сколько документов надо собрать для того, чтобы выйти замуж за иностранца? И чтобы постоянную визу получить, и двойное гражданство. А я уже все знаю, – порывшись в карманах, она извлекла откуда-то мятый спичечный коробок и огрызком карандашика для губ нацарапала на нем несколько цифр, – ты только не стесняйся мне звонить, если что. А сейчас… До посадки еще полтора часа, на твоем месте я бы поспала. А то какая-то ты бледненькая… Слушай, а можно мне почитать твои журналы? – она кивнула на стопку макулатуры, которую я везла для Алана.

– Да пожалуйста, – равнодушно пожала плечами я, – только боюсь, что там нет ничего интересного.

– И так сойдет. Надо же как-то время убивать. Я просто не могу дождаться, когда же закончится этот чертов полет!!

Под мерный шелест перелистываемых притихшей Валюшей страниц я незаметно погрузилась в полудрему. В моем обрывочном красочном сне не было никаких проблем, и даже татуировки, кажется, не было. Были только мы вдвоем – я и Алан – на залитой вечным солнцем и ароматно пахнущей спагетти итальянской земле.

Проснулась я от того, что чья-то пахнущая духами «Раш» от «Гуччи» рука ласково погладила меня по затылку. Я улыбнулась и приготовилась было сказать болтливой Валюше спасибо за резкий скачок настроения вверх, но, к моему удивлению, обладательницей руки оказалась приветливая стюардесса. Оказывается, наш самолет уже не только коснулся земли, но и успел затормозить.

А моя соседка тем временем мрачно вытаскивала из отделения для ручной клади свои пакеты.

– Эй, почему же ты меня не разбудила? – обратилась я к ней.

Валюша едва на меня взглянула.

– Валь, я что, материлась во сне? – попробовала пошутить я, все еще не понимая, чем вызвана столь резкая смена настроения словоохотливой попутчицы.

Но как раз в это время стюардесса по громкой связи объявила, что пассажиры могут продвигаться к выходу.

– Мне пора, – буркнула Валюша и, плотно надвинув на глаза черную бейсболку, которая сделала ее похожей на рано разжиревшего подростка, принялась локтями расчищать себе путь к свободе.

Странная какая, подумала я, подхватывая стопку журналов и рюкзачок.

Впрочем, непредсказуемая соседка и ее истерическое бегство вскоре вылетели у меня из головы. У меня и своих дел по горло было.

Ведь впереди меня ждала встреча с Аланом.

Итак, наконец-таки я оказалась в солнечной, пахнущей морем и пиццей Италии, в приветственных объятиях своего «идеального мужчины», Алана Джексона.

Всю дорогу от аэропорта до отеля, расположенного на берегу крошечного живописного канала, мы целовались на заднем сиденьи такси, так что итальянские красоты прошли мимо меня.

Наверное, до конца дней залитая солнцем Венеция будет ассоциироваться у меня с острым неразбавленным счастьем. Мои воспоминания о признанном короле романтики среди городов обрывочны и сумбурны.

Стать автором путеводителя по Венеции я бы, мягко говоря, не смогла. Багаж моих воспоминаний таков: исхоженные миллионами туристов мостовые, радостно щебечущие толпы, цинично атакующие романтиков голуби на площади Сан-Марко, уличные развалы с пепельницами и украшениями из венецианского стекла, ресторанчики с кремовыми пирожными, довольно пустынная набережная, зеленоватое мутное море, тысячи сортов мороженого в уличных палатках… Целыми днями мы гуляли по городу. И к вечеру ноги мои гудели так, словно я провела как минимум три часа в набитой электричке в туфельках на двенадцатисантиметровой шпильке.

Но самое главное – именно в Венеции я осознала, что влюблена. Алан открылся мне совершенно с иной стороны. В Лондоне он был степенным аристократом со всеми полагающимися атрибутами – ленной плавностью движений, характерной для уверенных в себе богатых людей, умеренным пафосом, врожденным пристрастием к классическому стилю: и в одежде, и в интерьерах, и в еде. А в Италии в нем вдруг проснулся непонятно откуда взявшийся мальчишка. И это было так трогательно – мальчишка с горящими темными глазами и интеллигентной проседью на висках!

Он гонял голубей, пытаясь поймать хоть одного. Он делал вид, что хочет сигануть с моста, а я, смеясь, его фотографировала. На рыночной площади мы ели арбуз – прямо на улице, прислонившись к стене дома, – и красный сладкий сок стекал по его подбородку, и ему было все равно, а я так и норовила слизать ароматные ручейки с его смеющегося лица.

На узеньком мосту, недалеко от площади Сан-Марко, благовоспитанный британский подданный Алан Джексон и его ненормальная русская подружка затеяли шуточную ссору с мимом. Мим работал человеком-статуей – раскрашенный под памятник, он неподвижно стоял на специальном подиуме, а проходящие мимо туристы кидали ему монетки. Алан пристроился рядом, и надо сказать, в позе статуи он смотрелся даже более гармонично, чем вышеупомянутый мим. И вот проходящая мимо группа гомонящих японцев бросилась с моим Аланом фотографироваться. Напоследок этому дилетантскому уличному артисту была вручена пятидесятидолларовая купюра. Истинный же мим остался не у дел. Этого он перенести не мог – сорвавшись с подиума, он накинулся на самозванца Алана, как горный орел на перепуганного кролика. На наши бедные головы обрушился шквал экспрессивных итальянских ругательств. Мим был настроен серьезно, Алан же вероломно шутил. В итоге купюра была торжественно передана артисту, и тот наконец успокоился и вернулся на свое законное место.

Короче, мы вели себя, как подростки, впервые оставшиеся без родительского надзора. И это было здорово! Не помню, когда в последний раз мне было настолько весело с мужчиной.

Позволю себе упомянуть о еще одном забавном случае, который никак не мог оставить меня равнодушной.

Описанное ниже показалось мне знаком судьбы.

В нашем номере, разумеется, был телевизор с доброй сотней спутниковых каналов, который мы, как и положено увлеченным исключительно друг другом влюбленным, игнорировали. Но все-таки по утрам, пока я долго и мучительно подкрашивала в ванной лицо и пыталась придать прическе божеский вид (что, учитывая влажный венецианский климат, было не так-то просто), Алан развлекался тем, что хаотично переключал каналы. Завивая ресницы и подрумянивая щеки, я тоже вяло прислушивалась в вавилонскому многоголосию, доносящемуся из телевизора – ведь там были и итальянские, и немецкие, и британские, и французские каналы, и даже наше НТВ.

И вот однажды – услышав это, я даже обожгла себе ухо горячими щипцами для завивки волос – однажды телевизор до боли знакомым голосом произнес:

– День ото дня наши тиражи увеличиваются, мы привлекаем новых молодых журналистов…

Уронив щипцы на пол, я стремглав бросилась в комнату.

Ну конечно же, я не ошиблась. Весь экран занимала довольная физиономия моего начальника Степашкина – он стоял посреди какого-то колонного зала и держал в руках обрамленный золотом диплом.