Вот Милочке с грудью не повезло – жалкие бугорки вроде бы начали прорастать, когда ей было тринадцать, но вскоре замерли, да так и остались почти в зародышевом состоянии. Ей было почти тридцать, но в раздетом виде Мила походила на подростка – длинное бледное тело и два еле заметных холмика, увенчанных крошечными розовыми сосками. Миле приходилось носить лифчики с поролоновыми вставками и избегать легкомысленных декольте.

– Неужели для тебя так много значит внешность? – решилась спросить она. – Ты не смог бы полюбить женщину, которая… хм… не совсем соответствует твоим параметрам красоты?

– Ну не знаю, – нахмурился Егор, – а зачем мне идти на компромисс, если вокруг полно тех, кто соответствует?

Милочка вздохнула. Что правда, то правда. Каждая новая девушка Егора – а менял он их с периодичностью раз в несколько месяцев, – походила на потенциальную порнозвезду. А когда у него хватило ума схлестнуться с рыжей Марианной из юридического отдела, Мила все глаза проплакала. Одно дело, когда девушки любимого тобою мужчины проживают в фотографиях на мониторе его компьютера, и совсем другое – когда роман разворачивается у тебя на глазах.

Уж как она только не пыталась привлечь его внимание: на работу наряжалась, как на праздник, посещала парикмахера раз в неделю, маникюр, педикюр и даже (мало ли что случается!) интимная эпиляция. Все без толку. С ней он охотно шутил и кокетничал, но до дома подвозил других. Томных, длинноволосых и – мать их! – грудастых.

Может быть, другая женщина на ее месте давно смирилась бы с ролью «девочкодруга», но только не Мила. Егор как был, так и остался для нее желанной, но недосягаемой вершиной, ради покорения которой она была готова на все. Годы его равнодушия не остудили ее пыл, и даже наоборот – подлили масла на алтарь ее страсти.

– Ладно, Милочка, не могу я тут с тобою засиживаться, – он залпом допил лимонад и посмотрел на часы.

Ее сердце на секунду сжалось в крохотную точку, чтобы потом распуститься в окровавленный, болезненно пульсирующий комок. Когда он пригласил ее пропустить по чашечке кофе после рабочего дня, она понадеялась, что, может быть, фортуна наконец над нею сжалилась. Может быть, спеша утром в офис, он забыл надеть контактные линзы, и привычный образ Милочки обрел в его глазах аппетитные очертания?

– А что так? Мы же только что пришли, – жалобно вздохнула она, прекрасно понимая, что нельзя так себя вести, еще больше усугубляя унизительность ситуации.

– Прости, Милок, у меня свидание, – развел руками он, подзывая официанта.

– Кто на новенького? – невесело пошутила она.

– О, жаль, что у меня нет ее фотографии, – закатил глаза Егор. – Это что-то! Я ей вчера помог машину запарковать. Она так на меня смотрела! Всего девятнадцать лет, представляешь? А взгляд такой, словно съесть готова!

Милочка нервно сглотнула.

– Красивая? – сеанс умышленного мазохизма продолжался.

– Еще какая, – радостно подтвердил жестокосердный Егор, – выше меня на полголовы. Осиная талия, ноги от ушей. А грудь, – он мечтательно облизнулся, – наверное, когда она входит в комнату, первой появляется грудь, а потом сама Анжелика.

– Имя-то какое, – фыркнула Милочка, – наверняка проходимка какая-нибудь.

– Милок, тебе надо больше доверять людям, – посоветовал Егор, – может быть, тогда у тебя наконец появится кавалер?

В тот вечер на бедную Милочкину голову обрушилась лавина такой глухой тоски, что она решила утопить меланхолию в бокале красного вина. Грусть оказалась из породы непотопляемых, бокалы сменяли друг друга, пока все запасы спиртного в ее доме не кончились. Впрочем, и после этого она не успокоилась, а, заплетаясь всеми конечностями, доковыляла до ближайшего ларька.

Все закончилось тем, что в первый раз за восемь лет трудового стажа образцово-показательный секретарь Людмила Камушкина не вышла утром на работу. Она и сама не заметила, как все на свете проспала. Разбудил ее настойчивый звонок в дверь – совестливая Вера из отдела продаж решила потратить обеденный перерыв на посильное участие в ее, Милочкиной, судьбе.

Наверное, Вера ожидала увидеть опечатанную дверь, толпу строгих милиционеров и двух печальных санитаров, выносящих из квартиры Милочкин остывший труп. Каково же было ее изумление, когда хозяйка квартиры (впрочем, синевой лица она очень даже походила на покойницу) самостоятельно открыла ей дверь. Да еще и, протерев удивленные глаза кулаками, хрипло поинтересовалась:

– А ты чего это ко мне пришла, среди ночи?

– Среди ночи? Вообще-то уже половина третьего, – растерялась Вера, – что у тебя случилось?

– Третьего? – потрясенно прошептало существо, в опухших чертах лица которого смутно угадывалась самая дисциплинированная сотрудница офиса. – Какой ужас! Что я наделала? Теперь меня уволят…

– Да ты не переживай, я никому не скажу, – поспешила заверить Вера, до которой наконец дошло, что напилась примерная секретарша неспроста, – сейчас ты выпьешь водки, граммов сто пятьдесят. Потом примешь душ, лучше ледяной. А я в это время сварю тебе кофе. А потом мы с тобой сядем на кухне, и ты мне все расскажешь.

Пусть весь офис и был в курсе ее амурной неприкаянности и многолетней безответной любви к Егору, но впервые Милочка сама решилась обсудить этот вопрос с посторонним человеком. Ее грустная бесхитростно изложенная история произвела на Наташу глубочайшее впечатление.

– Да, дела-а, – озадаченно протянула она, когда Милочка наконец закончила. Ее тщательно отретушированное дорогой косметикой лицо вытянулось. Вера не ожидала, что за личиной скромной улыбчивой девушки, которая выглядит гораздо моложе своих почти тридцати лет, ни с кем не ссорится, никому не завидует, таятся такие черные страсти.

– Наверное, ты считаешь меня полной идиоткой, – улыбнулась Милочка, – я и сама так считаю. Давно пора выбросить его из головы. Найти себе любовника, отвлечься…

– А что, ты ни с кем не встречаешься? – изумилась Вера. – Вообще?

– Вообще, – спокойно подтвердила Милочка, – не могу сказать, что мною никто не интересуется. Нет, звонят, зовут куда-то, знакомятся. И я пару раз пробовала, но… Как только роман заходит слишком далеко, я сразу вспоминаю Егора. Зачем мне чужие нелюбимые мужики, думаю, когда где-то совсем рядом есть Егор. И вся романтика насмарку.

– Ну ты даешь, – почти восхитилась Вера, – я вот никогда не была способна на такие страсти. Но неужели он не замечает? Честно говоря, мы все думали, что у вас были отношения… Просто он тебя бросил, а ты переживаешь.

– Если бы. Я уже столько лет о нем мечтаю, что согласилась бы даже на пьяный секс в туалете нашего офиса во время корпоративной вечеринки. Только вот когда он выпьет, у него срабатывает условный рефлекс – потискать в уголке Марианкины огромные буфера.

– Марианна, – поморщилась Вера, – стерва еще та. Ну, ты не переживай, мы что-нибудь придумаем.

– Например, что? Сделаем ему лоботомию? Или подсыпем в его бокал клофелин, чтобы я могла насладиться ощупыванием бездыханного тела?

– Зачем же делать ему лоботомию, если можно вместе этого… сделать тебе большую грудь?

Об этом Милочка, как ни странно, никогда не задумывалась. Во-первых, не с ее секретарской зарплатой смотреть в сторону клиник эстетической хирургии. Во-вторых, никогда в жизни ей не приходилось лежать на операционном столе, и любого хирургического вмешательства в свой организм Мила боялась как черт ладана. Даже к стоматологу ходить боялась, не говоря уж о гинекологе. А тут – пластическая операция, жуть какая-то.

Но ее новая жилетка для слезоизлияний и психологический консультант Вера взяла инициативу в свои руки. Непонятно, правда, зачем самой Вере понадобилось шефство над никчемной секретаршей. Учитывая, что когда-то, пару лет назад, у нее самой был быстрый, но волнующий секс с Егором на заднем сидении его автомобиля. Об этом факте она Милочке ничего не сказала, впрочем, как и о том, что несколько месяцев после вышеупомянутого случайного секса Вера сама надеялась прибрать Егора к рукам, только вот он ею больше почему-то не интересовался.