– И как же вы поймете, какой нос нужен мне? – окончательно оробев, спросила я.

– Во-первых, у меня глаз-алмаз, – подмигнул врач, – а во-вторых… Впрочем, сейчас вы сами все увидите. Сначала я попросил бы вас собрать волосы в хвост и сесть вон на тот стул. Я вас сфотографирую.

Я послушно выполнила его просьбу. Фотографировали меня, как уголовницу – сначала анфас, потом профиль, потом ракурс три четверти.

Кахович закачал свежие снимки в компьютер, на экране возникло мое бледное ненакрашенное лицо, и я в очередной раз скептически усмехнулась – ну надо же было уродиться такой дурнушкой.

– Так, посмотрим, что тут у нас, – легкое движение компьютерной мышкой, и на экране поверх моего лица замелькали носы.

Прямые, аристократически удлиненные, с горбинками и без, откровенно кавказские (неужели кто-то сознательно заказывает себе орлиные носы?!), картошкой, кнопочкой…

– Этот, – наконец сказал он, остановив программу.

Я нахмурилась – нос как нос. Даже немаленький. Прямой, широкий.

– Я думала, что это будет что-то поменьше, – после паузы призналась я.

– Алиса, – мягко улыбнулся Кахович, – мы ведь только что об этом говорили. Мало – не значит хорошо. Хотите, расскажу вам одну историю? Дело было в нашей клинике…

В тридесятом царстве-государстве в смутные времена – а именно в Сокольниках на стыке двадцатого и двадцать первого веков – жили-были одинокая женщина Аделина и ее Нос. Да-да, именно так. Ибо сей орган обоняния имел столь внушительные размеры, что существовал не в тандеме со своей несчастной обладательницей, а как независимое, автономное существо. Разросшийся полип, подло паразитирующий на нежном женском личике, горбатый гном, главная цель которого – портить и без того несладкую жизнь Аделины.

В начальной школе ее дразнили Гражданкой Шнобель. В Литературном институте (Ада с детства изливала на бумагу горечь внутренней принцессы, навечно плененной в горбоносый сосуд ее нелепого существа) она получила более интеллигентное прозвище – Адка-Сирано.

Роковое стечение обстоятельств: она была вынуждена мириться не только с мерзким наростом, уродливым поводом для злых шуток, но и с говорящей фамилией – Носова.

При всем этом нельзя сказать, чтобы Аделина была запугана постоянными насмешками и ощущала себя серой мышью. Если не принимать во внимание злополучный Нос, она была созданием очень даже привлекательным и на мужскую индифферентность никогда не жаловалась.

Ада была из тех женщин, которых возраст только украшает. К тридцати пяти годам ее красота достигла апогея своей зрелости. Аппетитная гитарообразная фигурка, умные зеленые глаза, роскошные волосы цвета галочьего крыла.

С кавалерами кокетливая Аделина не тушевалась – мужчин у нее всегда было много. В двадцать лет вышла замуж за однокурсника – поэта с грузинскими корнями – и сменила фамилию-дразнилку на более степенную – Карахадзе (с тех пор те, кто не знал ее в девичестве, думали, что размер носа обусловлен грузинским происхождением). В двадцать пять – развелась, с тех пор предпочитая необременительное одиночество. Примерно тогда же поняла, что профессиональные поэтессы в своей массе либо рожают детишек и завязывают с лирикой, либо тихо спиваются в нижнем буфете Домлита, до самой старости надеясь на обещанный льющейся из сердца рифмой романтический исход. Ада была не из тех, не из других. Быстро сориентировавшись в набирающем обороты капитализме, она создала собственное пиар-агентство и неплохо преуспела. Lamborgini Diablo ей не светил, но на бутерброды с икрой хватало.

Наверное, в таком размеренном поиске счастья и прошел бы остаток ее бесхитростного существования. Если бы не несколько эпизодов, которые имели место быть, когда ей было слегка за тридцать, эпизодов, изменивших всю ее жизнь.

Эпизод номер один носил имя Василий, и в нем было почти два метра росту. Бывший профессиональный баскетболист, ныне успешный спортивный журналист, он пользовался изрядным успехом у женщин и был прекрасно об этом осведомлен. Аделина познакомилась с ним на презентации нового сорта шоколада одной из известных кондитерских фабрик – и в ее агентство, и в его телепрограмму время от времени приходили светские приглашения. Обстановка знакомства располагала к кокетству – ненавязчивый джаз, нарядные люди вокруг, да и одуряющий запах какао-бобов стимулировал выработку эндорфинов. Они обменялись телефонами, и в тот же вечер Василий позвонил. Ада решительно настроилась на новый роман – в предвкушении у нее сладко кружилась голова.

Предчувствие ее не обмануло – они начали встречаться. И вот однажды…

– У тебя такой сексуальный нос, – сказал он, когда после ряда потрясающих свиданий Ада наконец допустила его в святая святых – свою спальню.

– Что? – она отстранилась.

– У тебя сексуальный нос, – с улыбкой повторил Василий, опрокидывая ее на кровать.

Но игривое Аделинино настроение испарилось, как выброшенная на песок медуза. Она нервно почесала кончик носа.

– Что-то не так? – удивился он.

– Нет, просто… Тебя никогда не упрекали в отсутствии чувства такта?

– А что я сказал? Всего лишь то, что у тебя самый огромный нос, какой мне только доводилось видеть у женщин. И мне это чертовски нравится!

Стоит ли говорить, что Аделина, сославшись на головную боль, выставила его вон и больше они никогда не встречались?

Эпизод номер два.

Однажды Аделина спонтанно решила шикануть и позволить себе уик-энд в Париже. Иногда на одиноких женщин вроде нее находит что-то… и они начинают совершать милые безумства, просто так, без всякого повода.

Она пришла в фотоателье по соседству с агентством, чтобы сделать снимок для визы. Настроение было превосходным – не по-апрельски теплое солнце раздавало разомлевшей Москве сладкие авансы, остатки грязного снега испарились с обочин дорог, все девушки, которые могли позволить себе носить мини, это позволили, а у Ады было новое ярко-красное легкое пальто и лаковые сапожки в тон.

– Сделайте так, чтобы я получилась красоткой, – с улыбкой попросила она фотографа, пожилого армянина.

А тот, видимо, встал не с той ноги или вообще был человеком мрачноватым.

– Боюсь, с вашим носом это будет нелегко, – проворчал он, становясь за объектив.

Эпизод номер три.

На улице она встретила бывшую одноклассницу, в прошлом прехорошенькую девушку Олечку, ныне – безразмерную женщину, чьи рыхлые телеса при каждом ее шаге свободно колыхались под бесформенным балдахином.

– Кого я вижу! – обрадовалась Олечка. – Гражданка Шнобель собственной персоной!

Ада вежливо рассмеялась, но давно забытое школьное прозвище неприятно резануло слух. Они проболтали минут десять, не больше. Олечка взахлеб рассказывала о своей семье – подумать только, у нее четверо детей, и это не предел! Аделина рассеянно слушала, изредка вставляя короткие реплики, в то время как на самом деле ей хотелось втянуть голову в плечи, поднять на лицо шелковый шарфик и сбежать домой, к зеркалу, как она делала в школьные годы, когда кто-нибудь пытался ее высмеять. Почему-то созерцание своего лица Аду успокаивало – в зеркале она видела симпатичную девушку, большеглазую, с густыми черными волосами и великолепной кожей. А нос… ну подумаешь – нос…

Кое-как распрощавшись с Олечкой, она дернула домой, но почему-то на этот раз терапевтический сеанс у зеркала не принес ожидаемых результатов. Вместо замылившей взгляд красивой бабы она увидела всего лишь женщину-у-которой-слишком-большой-Нос.

Может быть, все дело было в том, что эпизоды эти следовали один за другим, без убаюкивающих бдительность временных промежутков? Словно по истечении многих лет на нее разом навалились отодвигаемые в дальний угол комплексы.

Вот тогда-то она крепко задумалась. Ей было уже (всего?) тридцать пять лет. Даже по московским меркам она добилась многого. Карьера, деньги, мужчины. Она могла позволить себе продуманный вальяжный эгоизм без всякого ущерба для светлого будущего – ей не было нужды копить и экономить. Самостоятельная женщина в большом городе – казалось бы, живи и радуйся. Так почему она до сих пор не разделалась с досадной оскоминой, со старой занозой, время от времени начинающей болезненно саднить?